– Рустам, – произношу я, и голос предательски дрожит. – Что все это значит?

– Рустам, что происходит? – повторяю я вопрос и протягиваю к нему руку.

Он дергается, чуть не отшатывается. Поднимает на меня глаза. Взгляд у него уставший, как будто больной.

– Тебе лучше уехать. Сейчас, – произносит равнодушно.

– Я не понимаю, мы же хотели пожениться. Ты сам предложил.

Говорю глупости. И так все ясно уже, какие еще нужны объяснения?! Но остановиться не получается. Трещу, как кукла заведенная.

– Наш договор окончен. Тряпки и побрякушки можешь оставить себе, но чтобы через полчаса тебя здесь не было. Понятно объяснил? – выдает он грубо.

Киваю молча, ответить не получается. Губы дрожат. В груди застревает ком.

Вхожу в дом. Кажется, вся прислуга собралась внизу. На меня пялятся.

Голову опускаю и просто иду. Ноги передвигаю. Одна за другой. На этом сосредотачиваюсь. Чтобы не зарыдать, на паркет не рухнуть. До спальни дойти, там меня никто не увидит.

– Что собрались? Заняться нечем? – рявкает Рустам за моей спиной.

Двигаться дальше, не оборачиваться.

Как добрела до спальни, не представляю. Открываю шкаф, на платья смотрю.

Зачем они мне теперь? Невинную девушку изображать? Так я больше не невинная.

Хватаю ножницы и кромсаю одежду в клочья. Оглянуться не успеваю, как посреди кучи обрезков стою. Вот и все. Дверцу захлопываю.

Взгляд на кольцо падает, что у меня на пальце блестит. Срываю его, чуть сустав не выкручиваю. В зеркало летит. Ожерелье туда же. Все ложь.

В спальню врывается Рустам. Замирает. На устроенный мной беспорядок любуется.

– Катя, – произносит одними губами. – Не надо так.

– Предатель, – кричу и серьги в него швыряю.

Хватает меня. Руки выкручивает и к стене припирает.

Дергаюсь. Ударить его пытаюсь. Так меня блокирует, что пошевелиться не могу.

Дышу тяжело. Все равно сопротивляюсь.

– Успокойся, – произносит хрипло, лицом мне в волосы зарывается. – Ты потом сама мне спасибо скажешь, когда все поймешь. Поезжай домой, не мучай меня.

– За что? – всхлипываю. – Я ведь люблю тебя.

Он дергается, как от удара. Злобно рычит, но меня не отпускает.

Какая же я жалкая в этот момент. Самой тошно. Слезы по щекам текут. Волосы растрепаны.

– Лучше возненавидь меня, Рыжик. Так будет правильно. Не судьба нам с тобой. А теперь уезжай, не железный я. Не сдержусь, только хуже сделаю.

Отпускает меня, отворачивается.

Выхожу из уже не нашей спальни. Дверью хлопаю. По лестнице вниз бегу, спотыкаюсь. В руках только сумочка и телефон. Как пришла сюда в джинсах и футболке, так и ухожу. На медсестру смотрю. Взгляд довольный. Губы поджала, только что не прыгает от радости.

Ухмыляюсь. Наивная. И ты недолго здесь задержишься.

– Екатерина Егоровна, – обращается ко мне охранник. – Я вас отвезу.

– Не стоит, – отвечаю резко. – Такси возьму.

Мужчина понижает голос и произносит тихо:

– Рустам Фархадович велел отвезти куда пожелаете. И потом одна в таком состоянии. Случись что, он мне голову оторвет.

Смотрю на него удивленно. Он серьезно думает, что Рустаму не все равно?!

Киваю, поскорее убраться хочу, а такси можно и час прождать.

Сажусь на заднее сидение. Ворота медленно открываются, и я покидаю дом Рустама навсегда. Бросаю последний взгляд на особняк. Привыкла я к нему. С самого начала знала, что все обман, а все равно втянулась, поверила.

– Куда поедем? – выезжая на трассу, интересуется охранник.

– Домой, – произношу устало. – В Лосево.

Жизнь превращается в череду однотипных дней. Позднее утро плавно перетекает в вечер, пока я наблюдаю за переменами через окно своей комнаты.

Это уже не наш старый дом. Рустам превратил его в просторный коттедж с несколькими спальнями. Окна моей выходят на благоустроенный двор с мангалом и аккуратными клумбами. Куда ни посмотри, все напоминает о Рустаме. Я бы предпочла наш заросший травой огород, но ничего не повернешь назад.

Он не звонит. Совсем. Глупо было бы ждать чего-то другого, но я надеялась. Что попросит прощения, объяснит, в чем дело. Да пусть хоть признается, что полюбил другую. Только не эта убийственная тишина. И слова, брошенные напоследок: “Тебе лучше меня возненавидеть”.

Надеялась до последнего. Больше уже нет.

В душе образовалась пустота, но меньше болеть не стало.

– Катя, – вытаскивая из привычного отупения, зовет меня мама. – К тебе пришли.

Мамочка. Она так старается мне помочь, но делает только хуже. Не могу смотреть ей в глаза. Знаю, что переживает, мучается из-за меня, и закрываюсь еще сильнее. Она не заслужила нести на себе мою боль. Ей слишком много досталось собственной.

– Скажи, меня нет, – кричу через дверь.

– Это Виктор. Мне кажется, вам лучше объясниться, – настаивает мама, но я ее не слушаю.

Брат приезжает уже не в первый раз, но я не хочу его сейчас видеть. Может, когда-нибудь потом. Через неделю, месяц или год. Я не знаю.

Спрыгиваю с подоконника и замираю, забыв, что хотела сделать.

Прислушиваюсь к себе. Меня мучит жажда. Удивительно, но даже простые действия стали даваться мне с трудом.

Выскальзываю из комнаты, спускаюсь на кухню и застываю на середине пути, услышав чужой разговор.

– Виктор, надо что-то делать. Показать ее врачу, как-то встряхнуть. Дальше так продолжаться не может. Она ничего не есть, из комнаты не выходит. Сидит целыми днями на подоконнике и смотрит в окно. Стала как замороженная. За все это время не проронила ни слезинки, и это страшнее всего. Лучше бы уж плакала, не держала в себе, – рассказывает мама взволнованно.

И действительно, я страдаю, а глаза сухие, словно им не хватает влаги. Сама не замечаю, что со мной происходит.

– Мне надо с ней поговорить. Объяснить про Рустама. Все не так просто, как ей кажется. Он не мог поступить иначе.

Влетаю на кухню, с грохотом распахивая дверь.

– Рассказывай, – требую не здороваясь.

Вид у меня наверняка ужасный. Виктор шокирован. Замечаю, как у брата расширяются зрачки, и застывает выражение сожаления на лице. Только мне сейчас все равно. Я хочу знать, что они скрывают с Рустамом.

– Оставлю вас одних, – произносит мама и выходит, плотно прикрывая за собой дверь.

Складываю руки на груди и внимательно смотрю на мужчину. Пусть не думает, что сможет теперь отвертеться от объяснений. Виктор и не планирует молчать. Поднимается из-за стола, наливает чаю и ставит чашку передо мной.

– Садись. Разговор будет долгий.

Послушно опускаюсь на табурет. Делаю большой глоток, только чтобы заглушить жажду, и снова смотрю на Виктора.

– Помнишь, я рассказывал, что отца убили случайно, потому что перепутали с братом? – начинает он сдержанно.

Киваю. Такое захочешь, не забудешь.

– Это был отец Рустама, – произносит он с тяжелым вздохом.

– Не может быть, – мотаю я головой, не желая мириться с очевидным. На глазах, наконец, выступают слезы.

– И это еще не все. Степан отомстил за брата, застрелив отца Рустама. По законам крови семьи и дальше должны были убивать, пока не останется последний, но вмешался Нияз. Он предложил взаимовыгодное соглашение, которое устроило обе стороны.

– Но Бегунстрой не криминальный бизнес, – выдаю, цепляясь за призрачную надежду, и сама в свои слова не верю.

Виктор усмехается.

– А ты никогда не задумывалась, как Степану удалось из чахлого дела нашего отца вырасти до крупнейшего концерна в регионе так быстро?

Откровенно говоря, нет. Откуда у меня опыт в таких делах.

Мой плачь медленно перерастает в вой. Закрываю лицо руками и протяжно всхлипываю, а Виктор добивает меня новостью.

– Дядя признал тебя дочерью Егора Бегунова. Как только придешь в себя, оформим официальные документы. Теперь ты находишься под защитой семьи. Рустам должен был понести наказание за твое похищение, иначе началась бы война. Но я подтвердил, что он ничего не знал о твоем происхождении. Хоть и сам до конца в этом не уверен.