Я опять проснулся до будильника и долго лежал, изучая потолок. Стас похрапывал на кровати.

Нож. Что это было?

Вчера я разбираться не стал — не стоит браться за подобное уставшим. Убедился, что кровь не идёт, сполоснул нож, прошёлся и по нему, и по пальцу дезинфицирующим колдовством и убрал клинок в ножны. Отложим до спокойной обстановки: в конце концов нож — это просто предмет, из ножен он сам не выскочит и на меня не набросится.

Покосившись на Стаса, взял нож в руки. Ещё раз проверил — нет колдовства ни на ноже, ни на ножнах. Конечно, есть вероятность того, что я вчера просто был уставшим, но… сомневаюсь, что дело в этом. Значит, остаётся всего один вариант: материал ножа как-то взаимодействует с кровью.

Тут тоже есть много вариантов. Есть кровь моя — я колдун. Кровь Стаса, к примеру — он колдуном никогда не был. Кровь Андреева — он «провалившийся». Нож отреагирует на любую, или только на мою?

Думаю, предлагать Андрееву опробовать нож не стоит — мы не настолько близки, да и он ценен для Колледжа, рисковать нельзя. Стаса пока на помощь тоже звать не стоит, но это уже теплее. В общем, нужно посмотреть, как нож реагирует на мою кровь, а потом можно и за других приниматься…

Но — не сейчас. Впереди рабочий день. Вот вечером — можно. Если, конечно, день будет менее диким…

Кстати, а из чего всё же сделан нож? В милиции могут быть эксперты — можно спросить, почему нет? Нормальное, здоровое любопытство. Вот хлеб резать этим ножом, пожалуй, не стоит — по крайней мере, пока не пойму, что это за эффект…

Вздохнув, я вылез из-под шерстяного одеяла, поёжился от утренней прохлады и пошёл умываться.

На работу мы со Стасом пришли вдвоём — на самом деле, вдвоём веселее. Парень он хороший, без закидонов, совершенно простой — с ним легко. Даже как-то врать ему неохота — но, увы, по мелочи всё равно придётся…

Андреев был уже в зале для планёрок — привстав со стула, молча пожал мне руку. Как я понимаю, для него это уже много — значит, вчерашний день в плане сближения с напарником явно не прошёл зря.

Планёрку проводил Тихонов — видимо, полковник занят. Выдав задания, глянул на нас с Андреевым:

— Так, колдовская группа… Для вас на сегодня ничего по профилю нет, так что бросаем вас на самый тяжёлый участок.

— Опять за город? — демонстративно поморщился Лёха.

— Хуже, — откровенно ухмыльнулся Тихонов. — У Осипова опять обострение, сходите к нему.

— Нееет, — прикрыл глаза напарник. Кто-то заржал.

— Тихо, — прикрикнул начальник. — Алексей, сам понимаешь, Петрович — человек заслуженный, игнорировать не можем. Отреагируйте, ну посидите с ним полчасика, а там видно будет…

— Матвеич, ну ты понимаешь, что ему не мы нужны, а доктор? — поднял на Тихонова глаза Андреев.

— Понимаю. Доктор уже был. Шлифаните за ним, ну и на месяц мы о Петровиче не услышим… Давайте, считай, что это вам отдых, никуда лезть не надо.

— Сочувствую, — кто-то из коллег мимоходом похлопал Лёху по плечу — того аж передёрнуло. Что ж за Осипов такой?

Наверное, мой вопрос слишком явно был написан у меня на лице, потому что, когда почти все разошлись, Андреев, вставая, пояснил:

— Это бывший сотрудник. Ещё из довоенных, ему сейчас сильно за 70. Давно на пенсии.

— И что с ним не так? — не выдержал я, хотя Лёха явно не закончил мысль.

Андреев зыркнул на меня и продолжил, только когда мы уже выходили в коридор:

— Примерно раз в месяц у него сносит крышу. Иногда реже, если повезёт. Названивает, жалуется на соседей — дескать, те по ночам по его квартире ходят, дверьми хлопают, в кладовку лезут, короче — жить мешают.

— У него и телефон есть? А что соседи?

— Соседи — приличные люди, работают, дома только по вечерам бывают, о нём ни сном ни духом. Случай не первый, всех проверили давно. Говорю же, к Петровичу доктора надо.Телефон ему оставили по старой памяти, вот он и старается — звонит всё дежурному, тот медиков вызывает. Петрович на месяц-другой утихомиривается, а там опять всё по новой… — Лёха зло сплюнул в урну. Ну да, ему явно не улыбается идти к склочному старику, при его-то нелюдимости… Ещё хорошо, что меня теперь не посылает подальше.

— Сходим, поговорим? — осторожно спросил я.

— Конечно, сходим и поговорим, — напарник вздохнул так, словно вознамерился меня сдуть. — Задание дали — надо выполнять… Только потом я по пиву вдарю, что бы ни сказал шеф.

Мы вышли на улицу. День обещал быть погожим — потеплело, вчерашние тучки растянуло, небо радовало ярко-голубой прозрачностью, вовсю сияло солнце, над домами висел блёклый полукруг убывающей луны. Я не стал застёгивать куртку — кажется, впервые в этом году всерьёз повеяло весной.

— Далеко идти?

— Нет, через улицу, — Андреев шагал нахохлившись, сунув руки в карманы. М-да, испортил ему с утра Тихонов настроение… Мне-то всё равно, я этого Петровича и не видел ни разу.

Мы вышли на Калинина, которая служила чем-то вроде границы между застройками — с одной стороны массивные, когда-то жёлтые «сталинки», считавшиеся элитным жильём, с другой — традиционные для Гидростроя серые кирпичные «хрущёвки», вроде той, в какой жил сам Андреев. Квартиры, скорее всего, казённые — ну раз пенсионер «свой» настолько, что к нему персонально посылают наряд, неудивительно, что живёт в отдельной квартире…

Дверь в квартире на третьем этаже открыли почти мгновенно — такое впечатление, что хозяин стоял прямо у двери, только и ожидая стука: невысокий, но коренастый, морщинистый, с седой шевелюрой, глубоко посаженными глазами и кустистыми бровями. Одет, несмотря на то, что дома, в рубашку — правда, с трениками. В руке клюка с загнутым концом.

— А, это ты, Лёша, — проскрипел Осипов. — Заходи. Не разувайся, понимаю, что на службе. Кто это с тобой?

— Практикант, — коротко пояснил Андреев, не вдаваясь в подробности.

— Хорошо… Не люблю чужих людей, ты знаешь.

— Знаю, знаю, Степан Петрович… — напарник посторонился, и дед закрыл дверь на два замка, не забыв накинуть и цепочку. Да, баррикадируется он по полной, разве что палкой не подпёр — сразу ясно, что посторонний сюда вряд ли зайдёт.

— Вот я и спрашиваю, Лёша, сколько это будет продолжаться? — Осипов, покряхтывая, устроился на диване — старом, под стать ему самому, покрытом выцветшим покрывалом.

— А когда это началось? — спросил я чисто машинально и, увидев лицо Андреева, который при этом стоял к хозяину спиной, тут же пожалел о сказанном. Впрочем, дед отреагировал нормально:

— Да почитай, уж года два.

— А переехать не думали? Раз соседи такие… неуёмные?

Осипов посмотрел на меня так, словно хотел взглядом прожечь насквозь, и пристукнул клюкой по полу:

— Я тут полвека живу, ещё не хватало, чтобы какие-то уроды меня отсюда выжили! Лёша, — обратился он к моему напарнику, — ты кого привёл? Чего он меня учить будет?

М-да, ну всё понятно. Неудивительно, что сюда никто идти не жаждет. Дед явно всегда при своём мнении…

— Я и говорю — заберите их, соседей этих, и всего делов! — вещал между тем Осипов. — Пусть посидят недельку в обезьяннике — сразу поймут, что нечего людей доводить…

Андреев в ответ успокаивающим тоном говорил что-то малозначительное — явно не в первый раз, а я тем временем осматривался.

Стандартная однушка — комната, кухня, коридор, в котором и вдвоём не поместиться, и кладовка. Темновато. Кроме дивана, в комнате старомодный сервант, книжный шкаф, стол у окна и высокий, узкий платяной шкаф. Двери везде есть, старые и рассохшиеся, давно не крашеные, скорее всего скрипучие. Занавесок нет, окна давно не мытые, выходят во двор. Что это нам даёт? Да ничего.

Я остановился у окна, посмотрел наружу.

А ничего ли?

Раз в месяц, иногда реже… При намертво закрытой двери. Даже если предположить, что меж квартирами есть дверь в стене — ерунда, тут всего одна общая стена, и у неё стоит сервант. А он стоит намертво, его не сдвинешь так, чтобы незаметно поставить обратно.