Накопленные обиды, усугубленные Депрессией, сделали авторабочих особенно созревшими для промышленного профсоюзного движения. Этому способствовали и физические условия производства автомобилей, где огромные бригады, фактически не различающиеся по квалификации, работали вместе под одной крышей на огромных заводских площадях. Только в одном комплексе «Ривер Руж» компании Ford, крупнейшем в мире интегрированном промышленном предприятии, в пик занятости через заводские ворота ежедневно проходило около девяноста пяти тысяч рабочих с ведерками для обедов. Как и в сталелитейном, так и в автомобильном секторе время казалось благоприятным для организационной кампании. В конце 1936 года «Большая тройка» готовилась к самым крупным за последние годы объемам производства, что делало их особенно уязвимыми перед угрозой остановки работы.

Но в автомобильной промышленности организаторы труда столкнулись с серьёзными препятствиями. Как показал возмущенной нации Комитет Ла Фоллетта, отдел обслуживания Ford Motor Company с громким названием «Сервис», возглавляемый низкорослым бывшим драчуном Гарри Беннетом, безжалостно подавлял даже малейшие проявления профсоюзных настроений. Работников, заподозренных в симпатиях к профсоюзу, увольняли или подвергали физическому преследованию в цеху — «трясли их в проходах», как называл это Беннетт. Беннетт превратил Ford Service в военизированную структуру, состоящую из трех тысяч вооруженных людей, которые преследовали и угрожали «нелояльным» сотрудникам и наносили физические увечья без угрызений совести. По словам Беннетта, все его приспешники были «суровыми сукиными сынами, но каждый из них был джентльменом». В компании General Motors тактика борьбы с профсоюзами была более изощренной, но не менее эффективной. В 1934 и 1935 годах GM потратила почти 1 миллион долларов на содержание целого штата прослушивателей, лазутчиков и финтифлюшек, которых Комитет Ла Фоллетта осудил как «далеко разбросанную промышленную ЧК… самую колоссальную суперсистему шпионов, ещё не придуманную ни в одной американской корпорации».[528]

Среди последствий массового подавления независимых профсоюзов автопроизводителями была необходимость для организаторов труда работать под покровом секретности и необходимость в тактике, которая не зависела бы от массового участия, как того требовали традиционные методы выходов и пикетов. Эти суровые необходимости послужили толчком к созданию простого изобретения — сидячей забастовки. Легенда гласит, что великая сидячая забастовка 1937 года во Флинте возникла не в результате спонтанного взрыва массовых рабочих настроений. Она, скорее, зависела от тщательно продуманных планов и умелого исполнения группой высокодисциплинированных лидеров, многие из которых были коммунистами. Сидячая забастовка также не была, строго говоря, американским изобретением. Хотя эта тактика спорадически применялась в забастовках в резиновой промышленности долины Огайо в 1936 году, её эффективность была впечатляюще доказана в 1937 году во Франции, когда миллион рабочих захватил десятки заводов, помог привести к власти Леона Блюма и вырвал у социалистического правительства Блюма новое социальное и трудовое законодательство. Эта потрясающая демонстрация силы сидячих забастовок вдохновила американских профсоюзных активистов. Она также напугала многих представителей американского среднего класса, владеющего огромной собственностью.

Логика сидячей забастовки предусматривала определение критической точки давления в ганглиях огромной автомобильной системы и сокращение производства на этом стратегическом объекте. Кузовной завод Fisher Body Plant Number One во Флинте был именно таким пунктом. На нём находился один из двух комплектов штампов для производства кузовов Pontiac, Oldsmobiles, Buicks и Cadillac компании GM образца 1937 года (другой комплект штампов для Chevrolet находился на заводе Fisher в Кливленде). Если бы завод Fisher Number One был снят с производства, выпуск продукции GM мог бы сократиться до минимума. Соответственно, организаторы United Auto Workers (UAW), нервно работая в окружении шпионов и голубей, готовились в конце 1936 года захватить контроль над Fisher One, а также над Fisher Cleveland в начале нового года.

События вскоре ускорили этот график. В угасающем свете позднего вечера 30 декабря член профсоюза UAW, находившийся в Fisher One, заметил, что к погрузочному доку завода подкатили железнодорожные вагоны, где люди готовили к отправке важнейшие штампы. Он сообщил об этом по телефону в офис UAW, расположенный на противоположной стороне улицы, в результате чего загорелся красный свет на собрании. В 8:00 вечера работники смены, у которых был перерыв на обед, собрались в зале UAW. Представители профсоюза приказали им вернуться на завод Fisher One, сесть и не двигаться. Руководители с тревогой ждали, когда прозвучит стартовый свисток. Не было слышно чуткого гула машин. «Она наша!» — крикнул рабочий из окна третьего этажа. Штампы не двигались. Завод был остановлен и занят.[529]

Сидячая забастовка во Флинте представляла собой не что иное, как насильственный захват рабочими средств производства — вполне узнаваемое воплощение одного из основных постулатов социализма, хотя забастовщики из Флинта не стали требовать постоянного владения захваченным заводом. Они требовали, чтобы корпорация General Motors признала Объединенные авторабочие единственным законным представителем работников GM на переговорах. Были и другие требования — процедура рассмотрения жалоб, сокращение рабочей недели и минимальная шкала заработной платы, — но главным пунктом было признание профсоюза. По справедливому заключению историка Роберта Зигера, «сидячая забастовка во Флинте стала воплощением двух полярных, но взаимодополняющих тенденций внутри CIO: гнева и недовольства значительной части рабочего класса и скромности их целей».[530]

GM осудила забастовку как незаконное вторжение. Гигантский автопроизводитель развернул рекламную кампанию, чтобы опорочить забастовку как дело рук коммунистов и «сторонних агитаторов», и добился судебного запрета, предписывающего забастовщикам эвакуироваться с завода Fisher One. Игнорируя решение суда, UAW приступила к захвату других, соседних заводов. Фишер–2 был захвачен 11 января после столкновения с полицией, которое получило название «Битва бегущих быков». Устроив хитроумную диверсию, 1 февраля профсоюзные активисты захватили Chevrolet No. 4, огромный завод, способный производить миллион двигателей в год. Внутри заводов «капитаны» профсоюза Ройтера организовали людей в отряды по пятнадцать человек, настаивали на строгом соблюдении правил гигиены и техники безопасности, организовывали доставку еды и развлекательные мероприятия, чтобы скоротать время. Особенно популярным было групповое пение, которое передавало ликующее настроение вновь обретенной силы рабочих:

По мере распространения сидячей забастовки на губернатора Фрэнка Мерфи оказывалось давление с целью заставить его послать Национальную гвардию. Мерфи не сомневался, что забастовка была незаконной. Ему также не хотелось, как он заявил одному из друзей, «войти в историю как Кровавый Мерфи! Если я пошлю этих солдат прямо на людей, — объяснял он, — неизвестно, сколько их будет убито. Это противоречило бы всему, за что я выступал всю свою политическую жизнь». После битвы с «Бегущими быками» Мерфи действительно мобилизовал Мичиганскую гвардию, но только для поддержания порядка, а не для разгона забастовки. «Власти штата, — заявил губернатор, — не будут занимать чью-либо сторону. Они здесь только для того, чтобы защищать общественное спокойствие… И ни для чего другого». Следуя примеру губернатора Пенсильвании Эрла, Мерфи также разрешил выплачивать пособия семьям бастующих. Практически впервые в истории американских промышленных конфликтов государственные чиновники решили сидеть сложа руки, предоставив труду и капиталу самим договариваться о выходе из тупика. Дисциплина и экономическая мощь, а не юридические запреты или политическое вмешательство, должны были определить исход.[532]