ПЕРВОЙ ЦЕЛЬЮ CIO стала сталь — исторически неприступная цитадель антипрофсоюзного движения. Льюис называл сталь «линией Гинденбурга» американской промышленности. Он считал, что взлом этой линии — ключ к успеху профсоюзов во всём мире. Сталь представляла собой сложную задачу. Поскольку производство стали было разделено на множество отдельных этапов, сталевары были разделены на множество мелких рабочих бригад, физически разделенных и часто этнически сегрегированных, что затрудняло массовую организацию. Едкая память о прошлых трудовых поражениях висела над сталелитейными районами, как сажа. В 1892 году забастовка за признание Амальгамированной ассоциации рабочих чёрной металлургии была сорвана в ставшей легендой стычке, в которой погибли десять сталеваров в Хоумстеде, штат Пенсильвания. Ещё одна масштабная попытка объединить сталелитейщиков в профсоюз была полностью подавлена в 1919 году, не в последнюю очередь благодаря циничной эксплуатации менеджментом этнических и расовых противоречий, охвативших полиглот сталелитейной рабочей силы.[519]
В сталелитейной промышленности доминировала горстка огромных корпораций — U.S. Steel с 222 000 работников, Bethlehem с 80 000, Republic с 49 000. Одна только U.S. Steel, известная в торговле просто как «Большая сталь», с её гигантскими предприятиями по прокатке и изготовлению стали, сосредоточенными в Питтсбурге, Чикаго и Бирмингеме, могла производить больше стали, чем Германия, вторая по величине страна-производитель стали в мире. В суровых корпоративных городках, разбросанных по сталелитейным регионам, «Большая сталь» и другие, так называемые «Малые сталелитейные компании», правили с феодальным размахом. Они безнаказанно бросали вызов организаторам труда и даже федеральным властям. В Хоумстеде, над которым витали призраки 1892 года, с 1919 года не проводилось ни одного профсоюзного собрания. В 1934 году приспешники U.S. Steel в Хоумстеде успешно предотвратили выступление министра труда Фрэнсис Перкинс в городском общественном парке.
Но Льюис мог видеть, что в 1936 году ситуация меняется, благодаря растущему политическому влиянию рабочих, а также зарождающемуся экономическому подъему и, не в последнюю очередь, потому что общественное настроение менялось в пользу рабочих. С начала депрессии многие читатели из среднего класса познакомились с пронзительными, вызывающими сочувствие рассказами о жизни рабочего класса в «пролетарских романах», таких как «В ожидании ничего» Тома Кромера (1935) и «Голодные люди» Эдварда Андерсона (1935). Многие произведения искусства и литературы отражали левые культурные настроения десятилетия депрессии, когда рабочие могли быть представлены как герои, а капиталисты — как злодеи. Две монументальные трилогии рассказали широким читательским аудиториям о суровых реалиях культуры рабочих: Джеймс Т. Фаррелл в своей бесстрастной хронике о семье ирландских иммигрантов в Чикаго, Студс Лониган (1932–35) и Джон Дос Пассос в своей феноменально полной и изобретательной книге «США» (1930–36). Эрскин Колдуэлл «Табачная дорога» (1932) и Джон Стейнбек «Тортилья Флэт» (1935) и «В сомнительной борьбе» (1936) вытравили неизгладимые портреты убогой жизни сельскохозяйственных рабочих, которые по-прежнему составляют более 20 процентов рабочей силы. На протяжении всего 1935 года зрители нью-йоркских театров ежевечерне поднимались на ноги, крича «Забастовка! Забастовка!», когда закрывался занавес спектакля театра «Групп» по агитпропу Клиффорда Одетса с одним акцентом «В ожидании Левши», возможно, лучшего произведения пролетарской литературы 1930-х годов. Такие фильмы, как элегический «Хлеб насущный» Кинга Видора, ещё больше укрепили симпатию к рабочим, особенно безработным.
В июне 1936 года Сенат США значительно расширил возможности для пролабораторской пропаганды. Он поручил комитету под председательством сенатора от Висконсина Роберта М. Ла Фоллетта-младшего «провести расследование нарушений прав на свободу слова и собраний и неоправданного вмешательства в право рабочих на организацию и ведение коллективных переговоров».[520] Комитет Ла Фоллетта стал мощным органом гласности, выпустив разоблачительные материалы о преступной изнанке корпоративной политики трудовых отношений — шпионаже, запугивании и вооруженном бандитизме. Эти разоблачения способствовали формированию благоприятного для труда климата и, по крайней мере на какое-то время, удержали руководство от привычного использования «кулака с почтой». И, конечно, закон Вагнера, создавший NLRB, институционализировал партнерство правительства и профсоюзов — важнейший политический факт, который был очевиден всем наблюдателям.
В трогательной демонстрации растущей уверенности рабочих две тысячи сталеваров и шахтеров собрались в солнечное июльское воскресенье 1936 года на старом поле боя в Хоумстеде, чтобы отдать дань памяти мученикам 1892 года. Лейтенант-губернатор Пенсильвании, который также был вице-президентом UMW, окинул взглядом собравшихся на пикник людей и объявил стальные города открытыми для профсоюзных организаторов. От имени губернатора Джорджа Эрла он пообещал государственные выплаты рабочим и их семьям в случае забастовки — по сути, субсидирование рабочих действий налогоплательщиками. На могиле людей, убитых в 1892 году, представитель UMW произнёс краткую молитву: «Мы пришли, чтобы возобновить борьбу, за которую вы отдали свои жизни. Мы обещаем приложить все наши усилия, чтобы обеспечить лучшую жизнь для сталелитейщиков. Мы надеемся, что вы обрели мир и счастье. Упокой Господи вашу душу».[521]
В этой атмосфере началась великая кампания CIO по организации сталелитейщиков. Бросив вызов бездействующей AFL, в июне 1936 года Льюис создал Организационный комитет сталелитейщиков (SWOC), главой которого стал его верный лейтенант, вице-президент UMW Филипп Мюррей. Это стало последней каплей для руководства AFL. Они обвинили Льюиса в расколе рабочих рядов путем организации конкурирующего профсоюза — непростительный грех «двойного профсоюза» — и вычеркнули профсоюзы-члены CIO из AFL, тем самым обострив братоубийственную войну рабочих.[522] Льюис ответил с характерным пламенем и серой и бросил несколько незаслуженных упреков в адрес мужественности своих противников. «Невозможно представить, — писал он президенту AFL Уильяму Грину, — что вы намерены… сидеть с женщинами под навесом на вершине холма, в то время как сталевары в долине сражаются в пыли и агонии промышленной войны».[523] Льюис объявил, что CIO выделит до 500 000 долларов на финансирование сталелитейной кампании. Вскоре эта цифра выросла до более чем 2,5 миллионов долларов, большая часть которых была взята из кассы UMW. Помимо Мюррея, UMW также предоставила SWOC двенадцать обученных организаторов — ядро полевого штата, который вырос до 433 человек. Дубински из ILGWU и Хиллман из ACW направили в комитет других опытных людей. Вскоре организаторы SWOC разъезжали по сталелитейным городам от Пенсильвании до Иллинойса и Алабамы, часто в сопровождении автомобилей с надписью «Автомобиль Сената Соединенных Штатов, следователи Комитета гражданских свобод Ла Фоллетта».[524]
Важно отметить, что высшее руководство CIO и SWOC, за исключением самого Льюиса, было иммигрантами, как и Роберт Вагнер, создатель эпохального трудового законодательства, носящего его имя. Они были людьми, тонко чувствующими волокна и ритмы жизни рабочих, которых они стремились организовать. В возрасте девяти лет Вагнер был младшим из шести детей, переехавших вместе с родителями в Нью-Йорк в 1886 году из рейнской деревни Настаттен. Давид Дубинский из ILGWU родился в роковом 1892 году в Брест-Литовске в российской Польше. В 1911 году он добрался на пароходе до Нью-Йорка. Сидней Хиллман родился под именем Симха Хиллман в литовском штетле Загаре в 1887 году и приехал в Нью-Йорк двадцать лет спустя, оставив учебу на раввина. В 1936 году Дубински и Хиллман, отдавая предпочтение практическим результатам перед доктринальной чистотой, организовали массовое дезертирство из Социалистической партии Нормана Томаса к демократам Рузвельта, фактически уничтожив социалистов как политическую силу.
