— Извините, я… Мне нужно на воздух.

Не дожидаясь ответа, она выскочила в сад.

---

Небо будто провалилось в землю. Ни одной звезды. Деревья качались, словно шептали: "беги-беги-беги…"

Она добежала до качели под старой елью. Села. Запрокинула голову. Глотала сырой воздух, будто пыталась вдохнуть хоть каплю мира.

И снова — шаги. Кто-то приближался. Она не обернулась.

— Прости, — раздался позади неё знакомый голос. — Я был груб.

— Нет, ты был честен. И, пожалуй, я давно этого ждала.

Он сел рядом. Качели скрипнули.

— Ты сильнее, чем кажешься.

— Я вообще не знаю, кто я, — горько рассмеялась она. — Внутри меня две девочки. Одна хочет убежать, другая — превратиться в зверя и разорвать всех, кто причинил боль.

— Вторая победит, — сказал он тихо.

Она повернулась к нему. Он был слишком близко. Лицо — полутень, полусвет. Её рука непроизвольно потянулась к его щеке — проверить, настоящий ли он. Но в последний момент остановилась.

— А ты, Альфред? Ты человек?

Он долго молчал. Потом прошептал:

— Уже нет.

«Под ивой: выбор между долгом и сердцем»

После обеда, когда день клонился к вечеру, а тени начали удлиняться, Альфред предложил Джессике прогуляться.

— Хочу показать тебе кое-что, — произнесла она негромко, глядя ему в глаза. — Самую красивую часть озера, если не против.

Он кивнул и они пошли по тропинке, петляющей сквозь дубраву. Воздух был напитан ароматом луговых трав, пыльцы и запахом весенней влаги. Шорох листвы, звон птиц, шелест насекомых — всё сливалось в один завораживающий природный хор.

— Вот, — остановилась Джессика и указала на старую иву.

Ива росла у самой кромки озера. Её толстый, искривлённый временем ствол напоминал старого хранителя, пережившего всё: любовь, горе, дождь и смерть. Молодые побеги зеленели так ярко, словно сами были светом.

— Проходи. — Она отодвинула ветви, скрывшиеся за лиственным занавесом, и втянула его внутрь.

Там, в этом зелёном коконе, под сенью ветвей, стояла старая деревянная скамейка.

— Мы с отцом часто приходили сюда. Он называл это местом силы... — тихо сказала она. — Здесь я могу плакать, не притворяясь, не сдерживаясь. Здесь слёзы не стыдны.

Она присела на скамью. Тихий ветер шевелил ветви, и они будто перешёптывались между собой. Альфред, встав рядом, слушал. Он не знал, как себя вести. Девушка плакала, но в ней не было слабости. Была боль, та, что не исцеляется временем.

Он провёл рукой по волосам, привычным движением, когда чувствовал смущение. Его пальцы не касались лица — только волосы. Это был его жест, как щит, который он невольно поднимал, когда эмоции угрожали пробить его выверенный фасад.

Альфред Ленг — мужчина, к которому легко прилипало слово «идеальный». Высокий, с аристократическими скулами, внимательными глазами цвета тёмного янтаря и короткой бородкой. Его внешность притягивала, как будто он сошёл с рекламного билборда. Но в нём было больше. Что-то старое, как будто душа его пережила слишком многое. Он умел быть жестким, но справедливым. Богатство не сделало его черствым, наоборот — научило отсеивать ложь по выражению глаз и манере пожимать руку.

Ему не нравилась эта ситуация. Не нравилось то, что он оказался на распутье: жениться на девушке, которую не знает, или бросить её на растерзание «клана». Совесть говорила одно: «Ты обещал Томасу. Ты в долгу». А сердце... сердце сопротивлялось. Оно не верило в фиктивные браки, в холодные сделки. Он всегда хотел, чтобы его любовь была настоящей. Живой. Обоюдной.

Альфред помнил Томаса хорошо. Они были не просто партнёрами — друзьями. Томас вытягивал его в самые трудные моменты, помогал советом, когда тот ещё только поднимался. Он был честным, сильным и добрым человеком. Потеря друга — это не просто дыра в жизни, это ощущение, будто тебя вырвали из контекста. Без Томаса мир казался другим, грубее и холоднее.

Он опустился на скамейку рядом с Джессикой, взглянул на её профиль. Тонкая шея, светлые волосы, нежная линия скул. Она — копия Томаса в женском обличии. Такая же упорная, такая же хрупко-сильная.

— Мне было сложно решиться приехать, — заговорил он наконец, — потому что я не привык вмешиваться в чужие жизни. Но, Джессика, твой дед... он прав. Клану нельзя верить. Деньги для них — кровь. Они высосут из тебя всё и оставят пустую оболочку.

Она молчала, слушала, не перебивая.

— Я не буду врать, я не знаю, во что всё это выльется. Но я не позволю тебе остаться одной. Я не могу... — он замолчал, сжал кулаки. — Просто не могу предать память Томаса. Он бы никогда меня не простил.

Она посмотрела на него. В её зелёных глазах — буря. Не девичья наивность, а взрослая боль. И какая-то тоска, будто она уже чувствует, что пути назад нет.

— Если ты скажешь "нет", я пойму, — тихо добавил он. — Но если скажешь "да", я сделаю всё, чтобы ты не пожалела.

Она не ответила сразу. Потом, подняв глаза, сказала лишь:

— Только не притворяйся. Пожалуйста. Я слишком устала от лжи.

Он кивнул.

— Я не умею лгать. Сыграем по-настоящему.

Вкус запретного

Джессика вскочила с кровати, словно её кто-то подбросил. Ещё не успела до конца проснуться, но сердце уже стучало в бешеном ритме. Стук — удар — пуфик — боль. Девушка вскрикнула, схватилась за ногу, зашипела сквозь зубы. Прекрасное начало дня.

В душе она едва чувствовала тепло воды — мысли витали где-то между виной и неловкостью. Перед дедом, перед собой, перед Томасом… и перед ним. Почему вообще она согласилась?

Одеваясь, она в третий раз за утро вспомнила, как зашла в кабинет Альфреда пару дней назад… как он пролил на себя кофе, как снял рубашку, а она стояла столбом, не в силах отвести взгляда. Ей до сих пор было стыдно — даже не за то, что увидела, а за то, что ей понравилось.

Она с досадой зарылась лицом в полотенце. Не время для подобных чувств.

---

— Куда это ты? — дед взглянул на неё поверх очков, когда она слетела вниз по лестнице.

— Альфред предложил съездить в город. Показать, что я… в порядке.

— А ты в порядке?

— Нет, — честно ответила она. — Но… пытаюсь.

Он кивнул, не добавив ни слова. А может, сказал слишком многое.

---

Машина тронулась. Альфред молчал, сосредоточенно глядя на дорогу. Он выглядел безупречно — как всегда. Но Джессика видела, как у него дергается уголок губ, как напряжены руки на руле.

Он был на пределе.

— Устал? — спросила она, не выдержав.

— Это уже не усталость, — хрипло отозвался он. — Это… износ. Я не просил об этом. Мне навязали тебя, как навязывают дорогую, но ненужную вещь. А я дурак, взял и согласился. Из долга. Из чувства вины. Чёрт знает, почему.

Он не посмотрел на неё. И слава богу — иначе увидел бы, как она сжалась.

— Но раз уж начал — отступать не в моём стиле, — добавил он тише. — Довезу до конца. И тебя тоже.

Город, в который они въехали, был Сейлем — столица штата, но не многолюдная и не помпезная. Зеленые деревья вдоль улиц, старинные здания, фермерские рынки. В этом городе было что-то… притягательное. И странно знакомое. Джессика не могла отделаться от чувства, что уже была здесь — может, в прошлой жизни.

Или в снах.

---

Офис Альфреда находился в стеклянном здании недалеко от центра. Здесь располагалась компания "Lenway Apparel" — бренд, выпускавший элегантную одежду, популярную далеко за пределами штата.

Шоурум на первом этаже блистал светом, внутри мелькали манекены, сотрудники в строгих чёрных нарядах, клиенты, говорящие шёпотом.

Альфред ничего не объяснял. Он просто схватил её за руку и повёл в сторону примерочных.

— Ты выглядишь так, будто сбежала из колледжа. А ты — Нортон. Мы должны... хотя бы казаться идеальными.

---

Час спустя она уже потеряла счёт нарядам. Каждое платье — дорогое, прекрасное, чужое. Альфред лениво потягивал кофе, с усмешкой наблюдая за ней, пока консультантка по имени Рейчел бросала на него страстные взгляды и подавалась вперёд с таким усердием, что грудь вот-вот выскользнет из выреза.