Она не рвалась наружу сразу. Она выжидала. Но теперь, когда тело слабело, когда пума выдохлась и умирала — пантере пришло время.

— Я спасу нас, — прошипела она внутри, и, не дожидаясь разрешения, вырвалась наружу.

---

Мир вновь обрушился.

Теперь Джессика была не бурей, а тенью. Она скользнула в спину чудовищу, распластавшись в его темноте. Из этой позиции, почти слившись с ним, она ударила, вонзая когти в незаметный разрыв в теле. Демон взревел, не от боли — от удивления. Он не почувствовал её приближения.

Это дало шанс.

Альфред бросился вперёд, в человеческом облике, с бритвенным ножом, вырезанным из артефактной кости. Он вспорол грудь демону, выпустив из него чёрную слизь, которая зашипела на воздухе, как расплавленное железо.

Демон заорал. Пространство содрогнулось.

Он потянулся к монете. Прямо сквозь Джессику.

Пальцы, похожие на паучьи лапы, уже касались её шеи. И вот-вот он бы забрал дар, но Альфред перехватил его руку — и отрубил её.

Мир взорвался светом.

И всё закончилось.

---

Они очнулись на холодном каменном полу.

В подвале особняка.

Мир дрожал. Воздух — спертый, пыльный. Всё вокруг казалось постапокалиптическим кошмаром — стены треснули, на полу валялись обломки мебели, магическая пыль искрилась в воздухе, как радиоактивный пепел.

Джессика лежала на спине, с запекшейся кровью на боку. Дышала тяжело, но ровно. Альфред — рядом, прижавшись к стене. Его губы посинели, из уха сочилась кровь, но он смотрел на неё, не отводя взгляда.

— Мы... живы? — еле слышно прошептала она.

Он кивнул. Потом с усилием поднялся и подошёл.

— Надо в комнату. Ты истекаешь кровью.

— Я могу...

— Не спорь, — хрипло выдохнул он.

Он помог ей подняться, обняв за талию. Шаг за шагом, через осыпавшиеся ступени, пробитый потолок, словно после войны, они добрались до второго этажа. Она держалась за него обеими руками, прижимаясь лбом к его плечу. Он не жаловался. Просто шёл рядом.

В комнате он аккуратно уложил её на кровать. Снял с неё изорванную одежду, промыл рану, обработал мазью. Она почти не чувствовала боли — настолько устала, что могла бы уснуть и в аду.

Он лёг рядом. Не касаясь, но рядом.

---

Ночь была тишиной. Но она была иначе глухой.

Они лежали в одной постели — двое сломленных, но выживших.

Она скользнула к нему ближе, дрожа от внутреннего холода.

— Прости, я не сразу выбрала... я подвела тебя...

— Нет. Ты сделала то, чего не смог бы я. Ты позволила Тьме использовать Тьму. Это... страшно. Но ты справилась.

Она уснула первой. Словно просто выключилась. Он смотрел на неё долго, запоминая, как у неё подрагивают ресницы, как слабая улыбка появляется, когда её перестаёт трясти.

А потом он прошептал, будто самому себе:

— Я не позволю ему забрать тебя. Ни дар. Ни душу. Ни тебя.

И закрыл глаза.

Ночь тянулась вязко и медленно. За окном шелестели листья, и дом снова стал странно тихим, как будто стены слышали всё и затаили дыхание.

Джессика спала, свернувшись к нему ближе, её дыхание ровное, спокойное. Альфред тоже пытался заснуть. Но сон пришёл как ловушка. И утащил его в прошлое, из которого он думал — давно ушёл.

---

Сначала была весна. Он стоял в саду, залитом солнцем, и смотрел, как она смеётся, бежит по тропинке в лёгком голубом платье. В её волосах было солнце, в глазах — целый мир, и этот мир был о нём.

— Альфред… — она обернулась, — ты идёшь?

Он шагнул за ней, сердце билось в груди — больно и сладко. Но стоило ему сделать шаг, как всё почернело.

Сад превратился в болото. Платье посерело. Глаза потухли.

— Ты не успел, — сказала она холодно.

Рядом появился другой — мужчина, высокий, уверенный, без лица. Она взяла его за руку.

— Он никогда не сомневался. В отличие от тебя.

— Нет... — хрипло выдохнул Альфред, — я всё для тебя...

Она усмехнулась, с мягкой жалостью.

— Ты был слишком тёмный. Слишком резкий. Ты пугал. А я искала свет.

И ушла.

Он побежал за ней, но земля под ногами рассыпалась, как пепел. Он падал в пустоту, хватаясь за воздух, крича её имя — то настоящее, которое ни разу не произносил вслух после.

И тогда он снова её увидел.

Она стояла на краю темноты. Вся в белом. Лицо спокойно, но не живое.

— Идём, Альфред. Здесь ты нужен. Там — уже нет.

— Это ловушка, — прошептал он.

— Это правда.

Он медленно потянулся к ней.

И вдруг — вспышка боли. В груди. Острая. Как будто что-то вырвали. Он закашлялся, опуская взгляд — а там монета Джессики, слипшаяся с его телом, чернеющая, пульсирующая. Он схватился за неё — и вскрикнул.

---

Альфред проснулся. Глухо, с рывком. В горле — крик, на лбу — пот.

Он тяжело дышал. Рука дрожала. В голове стучало одно имя — не Джессика, но другое, из той жизни, где он ещё верил в людей. В любовь.

Он медленно повернулся к девушке, спящей рядом.

Такая хрупкая. Такая чужая. Такая… опасно родная.

Он хотел дотронуться до её плеча, но не посмел.

"Я не позволю и тебе уйти," — подумал он, — "даже если ты меня потом возненавидишь."

Он лёг обратно, глядя в потолок.

Сон больше не пришёл.

Он проснулся внезапно, будто вынырнул из глубины, где не хватало воздуха. Сердце колотилось в груди, словно пыталось пробиться наружу. Комната была наполнена тусклым золотым светом рассвета, шторы всё ещё не пропускали полноту утра, но его тело уже чувствовало: ночь ушла, оставив после себя… привкус.

Он закрыл глаза. Её голос всё ещё звенел внутри — тот старый голос. Та женщина. Боль. Лёгкий шепот и вкус предательства.

Во сне она смеялась. Протягивала к нему руку. А потом оборачивалась и уходила — навсегда. Как тогда.

Он проснулся с её именем на губах. Не с Джессикой. Не с её ароматом, не с её глазами. А с чужой — призрачной — женщиной, которая осталась глубоко в прошлом, но почему-то снова и снова протягивала руку из тьмы.

А потом… он повернул голову.

И увидел Джессику.

Она спала беспокойно, прижав колени к животу, как будто защищалась от холода мира. Волосы растрепаны, щека прижата к подушке, губы чуть приоткрыты. Такая хрупкая. Такая настоящая. И не имеющая ни малейшего понятия, с кем он сражался в своём сне.

Стукнуло что-то внутри. Не громко. Как треск льда под ногами. Он привстал, провёл пальцами по её спине. И только тогда понял, как сильно его сон оставил след.

Он был на грани… сравнения.

Он не хотел. Он клялся себе, что всё, что было — сгорело. А всё, что есть — вот, перед ним. Джессика.

И всё же — сердце упрямо сравнивало.

Та — уверенная, искусная, взрослая.

Эта — открытая, яркая, идущая к нему навстречу, словно расплавленное масло, наполняющее пустоты внутри.

Он чувствовал вину. Почти стыд. Как можно вспоминать ту, что ушла, когда рядом лежит та, что осталась?

---

Джессика проснулась в одиночестве. Тепло под боком исчезло, но воздух всё ещё хранил его запах. Шторы колыхались, впуская солнечные лучи, и она приподнялась, обняв себя за плечи.

...

Она бежала к реке, не думая. Просто следуя зову тела. Солнце ещё не взошло полностью, но горизонт уже наливался персиковым светом. Песок был влажный, трава прохладная, а воздух пах цветами, что не успели закрыться — ароматом магии, чистоты и чего-то ускользающего.

Раздевшись, она вошла в воду, словно в обряд. Легко, тихо, с наслаждением, будто природа снова принимала её.

Тело двигалось с лёгкостью. Ни боли, ни следов, ни стеснения. Лишь ощущение свободы.

Она плыла, погружаясь в воду, выныривая с лёгким смешком. Она чувствовала себя живой. Настоящей.

---

Альфред стоял у окна, словно заколдованный. Джессика — будто дитя света — блистала на фоне реки. Каждый её изгиб, каждый жест будто звал его. Она не знала, что он наблюдает. Не знала, что его разум всё ещё вспоминает другой женский голос, но сердце… сердце уже давно выбрало её.