СЕЛЕСТИН...

Он готовился к этому неделями.

Неспешно. Без суеты. Он знал: слишком много глаз наблюдает за Джессикой. Старейшины, звери, тени прошлого. Но он научился быть пустым местом. Он умел исчезать из подозрений.

Сначала он убрал охрану. Никаких резких движений — просто незаметные переводы, отстранения, ложные предписания. Один исчез — якобы ушёл в отпуск. Другой получил выговор. Третий был временно переведён в другой сектор. Он оставил парковку пустой, как чашу перед жертвоприношением.

Газ он добыл через старый канал, из времён, когда служил в теневом совете. Бесцветный, без запаха. Работал мгновенно — не убивал, но вытягивал душу из тела, как хирург вытягивает нить.

Место выбрал сам — глубоко под городом, где тени прошлого жили собственной жизнью. Старый склеп, переделанный в ритуальную камеру, пропитанную магией мира неживых. Там всё уже было готово: пепельные круги, сосуды, остатки крови. Он сам прошёл через десятки визионерских ритуалов, чтобы убедиться — всё сработает.

Он был уверен:

ипостась Джессики — временная.

Её можно отнять.

Альфред — помеха, но он выведен из игры.

Дерек — старик, отстранённый.

Он всё просчитал.

---

И всё действительно шло по плану.

Они упали, как куклы.

Он готовился к этому всю свою жизнь. Но по-настоящему — последние семнадцать дней.

Столько времени потребовалось, чтобы расчистить подземную капсулу, где ещё в доцарские времена проводили ритуалы отрыва ипостаси — обряд, известный только узкому кругу из Совета Молчаливых.

Он вычистил камень от мха,

впитал каждую трещину в стены,

и прошёл путь трижды:

в теле, во сне и в крови.

Он знал, что здесь раньше уничтожали непокорных.

Но он не собирался убивать Джессику. Он хотел перепривязать её силу.

Если оторвать ипостась от носителя в момент, когда зверь ослаблен, когда магическая защита пала, — она становится бесхозной.

А бесхозную ипостась можно заточить, перенаправить, уничтожить…

или подарить другому.

В алтарном круге лежали четыре вещи:

1. Сосуд с пеплом первого испытания — остаток древнего огня, символ инициации.

2. Обломок когтя чужой ипостаси, некогда вырванный из пумы, сгоревшей в бою.

3. Кровь Джессики, собранная с платка, который она уронила в саду.

4. Капля собственного разума, добытая через ночной обряд с зеркалом: он дал клятву быть её судьёй.

На полу — древний круг из соли, обведённый чёрной нитью, которую он ткал сам, из пепла и крови.

Сам ритуал был троичным.

В первом этапе — снятие защиты.

Он использовал дым снов — маслянистую субстанцию, зажжённую у её ног. Джессика начала терять связь с ипостасью.

Во втором — принуждение.

Он вызвал зеркальное эхо: из стены вышел силуэт зверя, вырванный из глубин её души. Он был ослаблен. Серебро на его спине трескалось. Это был зверь Джессики, но сломанный, затравленный.

В третьем — разрыв.

Его голос звучал в ритме пульса. Он повторял древнюю формулу:

«Оттяни суть.

Отрежь зов.

Прерви кровь.

Разверни облик.»

С каждым повтором зверь изгибался, как будто в него вбивали гвозди.

А сама Джессика лежала неподвижно. Ипостась отходила. Он чувствовал это.

На грани.

Он почти добился цели.

Зверь начал исчезать.

Линии силы между ним и Джессикой истончались.

В круг начала втягиваться тьма — не злая, а забвенная.

Это было как вырвать стержень из живого тела.

Он знал: ещё мгновение — и всё закончится.

---

Но тут кость в её руке вспыхнула.

Он не сразу понял, что происходит.

Воздух задрожал.

Зверь, который почти исчез, вскрикнул.

Да, зверь вскрикнул — душевно, мощно, как воин, которого вытащили с виселицы.

Круг разорвался.

Пламя вырвалось из линии.

Алтарь треснул. Пепел взвился.

Свет костей прорезал всё пространство, как игла в плоть.

И в следующий миг —

Джессика исчезла.

С Альфредом.

Без остатка.

Без следа.

Без логики.

---

Он стоял посреди разрушенного ритуала.

На губах — пепел.

На пальцах — кровь.

В сердце — непонимание.

Он не мог поверить.

Он же всё рассчитал.

Он знал, что делает.

Он знал, как работает ипостась.

Но они ушли.

Без портала.

Без магии старейшин.

Без вызова.

Ушли… не туда. А сквозь.

Он упал на колени. Потом на спину. Мир вокруг был пепельным.

---

На следующий день он схватил лихорадку.

Его знобило. Он метался.

Слышал голоса в стенах.

Они шептали:

«Ты искал слишком высоко.

То, что тебе нужно — рядом.

Оно в тебе. Внизу. В глубине.

Протяни руку. Возьми. Оно ждёт…»

Он почти понял.

Почти ухватил.

«Ты не должен был вырывать,

ты должен был — слушать…»

Но утром,

когда жар отступил,

он забыл.

Осталась только пустота. И боль в груди.

Он встал, вышел из мрачного склепа и прошептал:

— Я найду их. Или умру, но найду.

Утро было слишком обычным, чтобы быть правдой.

Птицы за окном. Шум посуды. Запах яблок в сахарном сиропе — Китти снова пекла пирог. Солнечные полосы падали на ковры, и всё казалось почти мирным.

Альфред сидел в кресле, уткнувшись взглядом в чашку кофе.

Он был спокоен. Слишком спокоен.

— Как себя чувствуешь? — спросила Джессика.

Он поднял голову, будто только сейчас понял, что она рядом.

— Словно у меня из головы… вырезали день.

Он пожал плечами.

— Я помню, как мы приехали. Помню, что что-то… не так. Потом — пустота. Просто чёрное пятно. А дальше — ты, диван, дед. Всё, как будто я проспал вечность.

Она опустила глаза.

— Может, ты просто ударился… — прошептала.

Он не поверил. Но не стал давить.

---

Позже, в саду, где тень от яблони ложилась на лавку, Дерек подошёл к ней.

Сел. Молча. Долго смотрел на сад, на высокие травы, на мимо пробежавшего котёнка.

— Альфред прав, — тихо сказал он. — Там был не просто обморок. И ты это знаешь.

Джессика сжала край пледа.

— Он не должен помнить. Это слишком… тёмное.

— Ты можешь не говорить мне всего, — мягко ответил дед. — Но я прошу: если есть хоть часть правды, которую можно назвать — назови.

Она медленно выдохнула.

— Я взяла с собой… кое-что.

Пауза.

— Маленький мешочек. Он остался у меня ещё с… Парижа. Там — три игральные кости. Я не знала, что они делают. Просто взяла. Инстинктом.

Потом — уже внизу, когда всё… стало рушиться… я почувствовала, что могу их использовать.

Дед кивнул.

— Что произошло, когда ты использовала их?

— Пространство… разорвалось. Но не больно.

Я будто прошла сквозь ткань, и эта ткань впустила меня.

Словно я шагнула в дом, где меня помнят. Где зверь ждёт за углом.

Альфред был тяжёлый, но его тоже перенесло.

Я не знаю, как. Но мы оказались здесь. Просто — здесь.

Он долго молчал. Потом спросил:

— Мешочек покажешь?

Она покачала головой.

— Пока нет.

Не потому, что не доверяла. Просто… было слишком рано.

Дед кивнул снова.

— Эти кости… не из нашего мира.

Он заглянул ей в глаза.

— Это не магия, как мы её понимаем. Не звериная суть, не клановая кровь.

Это — древнее.

Старше нас.

Старше даже тех, кто дал тебе твою ипостась.

Джессика сжалась.

— Мне стоит бояться?

— Не знаю.

Но стоит быть осторожной.

Старое… не всегда злое. Но оно не признаёт законов.

И оно не прощает беспечности.

Он встал, отряхнул штаны.

— Я рядом. Если ты решишь — я помогу. Но не вздумай больше идти туда одна.

Она кивнула.

— Я знаю.

И только когда он ушёл, она тихо достала мешочек.