Она подняла глаза на Дерека. Он уже смотрел на неё. И когда она прошептала:

— Осталось два,

он тихо ответил:

— Да. И каждый будет труднее предыдущего. Потому что теперь ты ближе к центру.

— К какому?

Дерек молчал. Но глаза его блестели.

— К себе.

Бусы и Сны..,

Ночью Джессике снился странный сон.

Тяжёлый, вязкий, как дым после пожара.

Она стояла посреди пустоты, заваленной сухими листьями, будто в осеннем лесу, которого уже нет. Над ней склонилось небо — небо без солнца, но полное присутствия. И из тени, словно из самой её души, вышла Пантера.

Та, которую она давно не видела.

Та, что была её ипостасью прежде, чем появилась Пума.

Пантера подошла — медленно, с пластичной грацией хищницы, у которой нет причин спешить. Её глаза — как два куска ночи. Она говорила без звука, но Джессика понимала каждое слово.

— Ты уже носила эти бусы.

— Где? — спросила она шёпотом.

— Не в этом веке. Не в этом теле.

— Я не понимаю.

— И не должна пока.

Пантера ткнулась мордой в украшение на шее Джессики — теперь уже великолепную цепочку из белого золота с сияющими вставками. Но в центре всё ещё висела непреобразованная монета. А рядом — пустая нить.

— Ты приближаешься. Но не торопись. Конец — не всегда ворота. Иногда это тупик.

---

Наутро она проснулась с глухим стуком в груди.

Сон не отпускал. Она сидела на постели, всё ещё чувствуя шорох листвы под ногами, холод пантерьего взгляда на коже.

На кухне Дерек молча ставил медный чайник. Альфред уже был там, босой, с заспанными глазами, резал хлеб.

Уютный запах утра не мог затушить холод от сна. Джессика завернулась в шерстяной кардиган и, немного поколебавшись, тихо сказала:

— Мне снилась она. Пантера.

Альфред тут же поднял голову.

— Что сказала?

— Что я уже носила эти бусы. Не в этом веке.

Дерек вздрогнул, но промолчал. Только чайник зашумел чуть громче.

— Я не знаю, о чём это. Но я… чувствую. Как будто это не я иду к финалу, а кто-то через меня.

Альфред сел рядом, его пальцы коснулись её руки.

— Я проверю. По базе, по архивам. По всем артефактам, которые описаны. Возможно, кто-то уже сталкивался с этим.

---

Вечером он ушёл в библиотеку.

Он искал всё: "артефакт из проволоки", "магические монеты", "семь испытаний", "цепи, превращающиеся в украшение", "шестая трансформация", "семь нитей судьбы".

Ничего.

Ни в одном из закрытых архивов, ни в рассекреченных ведьмовских манускриптах.

Он лишь однажды наткнулся на неясное описание какого-то украшения из костей и золота, но оно исчезло во времена Французской революции.

Он выругался.

От бессилия.

И страха.

Потому что теперь он знал — они идут по пути, которого никто не описывал.

Тени рода

Ночь была тёплой, но не по-летнему.

Тепло казалось ненастоящим, как будто кто-то дышал под землёй и грел мир снизу, из-под корней.

Дерек проснулся резко — как от удара. В груди стучало, пальцы дрожали. Он долго сидел на краю постели, пытаясь понять, что именно его разбудило. Шум? Голос? Память?

Тишина в доме стояла глухая, тяжёлая. Листья за окнами не шелестели — ветер затаился. Всё было подозрительно неподвижно.

Он встал, накинул тёплый халат, взял фонарь и спустился в кабинет. Там, в углу, стояла старая картина — тусклая, с выцветшей рамой. Женщина в синем платье, с прямой спиной и слишком живыми глазами.

Он не смотрел на неё много лет.

Поднял её с гвоздя, перевернул.

На обороте — надпись:

Сара-Агата Риверс. В замужестве Нортон.

Имя ударило, как по нерву.

Он не слышал его с детства.

---

— У нашей семьи была женщина, — когда-то шептала бабушка Эстер. Он был мальчишкой, шестилетним, сидел на полу, выщипывая из ковра засохшую траву.

— Кто она?

— Моя бабушка. Твоя прабабка. Её звали Сара-Агата. Она носила Пантеру.

— Зверя?

— И не только. Она носила бусы.

Эстер говорила, будто страшную сказку.

Что Сара вышла замуж за мужчину по фамилии Нортон. Что у них была любовь, настоящая.

И что однажды она начала проходить испытания.

— Первые были лёгкими, — рассказывала Эстер. — Муж шёл рядом. Держал её за руку. Бусы менялись. Из проволоки становились золотыми. Камни появлялись. Монеты исчезали.

У них родился ребёнок.

А потом — седьмая монета.

Она нашла её, когда ещё не оправилась после родов.

— Она не хотела ждать. Пошла на испытание сразу. С мужем.

— И что?

Бабушка замолчала.

— Он вернулся один.

— Она умерла?

— Она исчезла. Никто не знает, что произошло.

— Бусы?

— Пропали. Как будто ушли с ней.

Эти слова тогда показались Дереку неважными. Просто пыльная история. Он выкинул её из головы.

Но теперь — всё слилось воедино.

Пантера. Испытания. Бусы. Джессика.

Это не просто совпадение. Это петля, которая снова сжимается на шее рода.

Рассвет выдался хмурым, как старик, вставший слишком рано.

Дерек разбудил их до первых лучей солнца. Он стоял у дверей в спальню, в куртке и с фонарём, с лицом человека, которому приснился сон, который оказался правдой.

— Мне нужно вам кое-что показать, — сказал он.

---

Они втроём спустились по мокрой тропе, ведущей к старой часовне, где под землёй покоились Риверсы.

Внутри пахло мхом, тишиной и камнем, как будто время замедлялось.

Плита с надписью была там:

С.А.Р. — Сара-Агата Риверс (в замужестве Нортон)

1857–?

— Нет даты смерти, — прошептала Джессика, касаясь мрамора.

— Потому что она… не вернулась, — тихо сказал Дерек. — Ни тела, ни праха. Только плита. Как пустая рамка для портрета, которого не существует.

Они молчали. В сыром полумраке каждый думал о своём.

Джессика почувствовала, как бусы на её шее дрогнули, будто монета узнала это имя. Словно кто-то снова прошёл по давно затоптанной тропе.

---

Они вернулись в дом под утро.

На кухне пили кофе. Потом разошлись: Альфред ушёл в гараж, Дерек в кабинет, а Джессика осталась у окна, глядя на сад, в котором ветер гонял сухие листья.

День прошёл в напряжённой тишине.

Каждый в доме что-то ощущал, но никто не говорил.

Монета всё ещё едва вибрировала. Джессика чувствовала это так, как чувствуешь предгрозу кожей, а не ушами.

Вечером она легла рядом с Альфредом. Он обнял её, и она почти заснула, но внутри всё было слишком живым, словно что-то шевелилось за гранью сна.

---

Ночь.

Ливень хлынул внезапно, как будто его кто-то выпустил наружу.

Дождь бил по крыше, стеклу, земле. Ветер раскачивал деревья, словно предупреждая.

Джессика встала тихо.

Накинула лёгкую сорочку, забыла про халат.

Ноги сами повели её.

Она шла по саду, как лунатик, белая и призрачная. Дождь прилипал к коже, волосы намокли и хлестали по щекам. Воздух был мокрым и плотным, как дыхание зверя.

Она не сопротивлялась.

Склеп.

Дверь отворилась без скрипа.

Она спустилась вниз босиком. На камнях вода блестела, словно кровь в лунном свете.

И там — у основания плиты — она увидела что-то новое.

Между щелями в каменной кладке торчал уголок старого конверта, запечатанного сургучом.

Сухой.

Словно время не тронуло его.

Она разорвала печать.

"Я потерял её, но, может, ты, кто читаешь это — спасёшь свою."

"Не жди, что она вернётся — она уже часть Тех Земель."

"Я умолял её не идти, но бусы выбрали. Не ты выбираешь путь, а они."

Сердце Джессики застучало в висках.

Она не почувствовала, как выбежала обратно в сад.

---

Беседка.

Дощатый пол был скользким, крыша текла. Она стояла там, дрожа, мокрая, как лист, и сжимала записку в пальцах.