Джессике было всё ещё больно. Но куда страшнее — было страшно. Страх проник в кости, в живот, в самое дыхание. Казалось, он шепчет ей из-за углов, из-под шкафа, из зеркала.

Шрамы зудели нестерпимо, как будто внутри них ползали живые уголья. Девушка намазала кожу толстым слоем увлажняющего крема, но это помогло ненадолго. В каждом углу комнаты мерещились тени. То — силуэт, то — рука, то — отблеск знакомых зеркал. Не выдержав, она в панике надела халат и выбежала из комнаты, словно за ней всё ещё тянулись чьи-то когти.

Потому что, по сути, так и было.

---

— ЛЕНГ! Как это понимать?! — рявкнул старейшина, и слюна разлетелась в разные стороны.

Он вышел из себя настолько, что вены на висках налились кровью. — Почему вы допустили это?! Почему проворонили?!

— Вы обещали быть её щитом! — взвизгнул другой. — Или ваш титул — просто украшение?!

— Похоже, тебе, "милый Альфред", не под силу справиться с такой ответственностью, — процедил третий, с ехидной усмешкой. — Может, нам стоит выбрать кого-то более надёжного?

Альфред стоял, не шелохнувшись. Лицо было каменным, взгляд — как нож.

— Вы правы лишь в одном, — холодно сказал он. — Меня не было рядом. Но если мы уж ищем виновных — может, стоит начать с себя?

Один из старейшин отвёл взгляд. Другой начал мяться. Все зашевелились, как стая крыс, которую застали на месте преступления.

— ДЕРЕК! — взвыл тот, что старше. — Я не понимаю, на что намекает этот... выскочка?!

— Это неспроста, — спокойно отозвался Дерек. — Просто так такие вещи не появляются. Они проявляются, когда воин начинает пробуждаться. А она… она ещё даже не знает, кто она такая.

— Значит, кто-то помог? — с прищуром спросил Джереми. — Подсунул артефакт, чтобы активировать её раньше времени? Тогда давайте проверим всех!

— Например, вас с племянником не было, когда выносили торт.

— Роберт отсутствовал, когда мы перешли в библиотеку.

— А Джереми...

— ХВАТИТ! — грохнул кулаком по столу глава. — Это пустые домыслы! Я не позволю сеять рознь внутри Совета. В первую очередь, мы должны думать о…

— О Джессике. — тихо, но отчётливо сказал Альфред.

— Да! А если бы она пострадала?! Если бы мы её лишились, то и—

— И лишились наследства, — оборвал его Альфред, бросая взгляд, полный презрения. — Которое вы хотите получить любой ценой.

Тут влетела она.

Дверь распахнулась с грохотом, и комната наполнилась воздухом, полным женского гнева.

— Хватит! — громко крикнула Джессика. — Я устала слушать, как вы решаете мою судьбу за моей спиной!

— Покиньте кабинет, юная леди, — процедил старейшина.

— Черта с два! — взорвалась она. — Я имею право знать, что происходит, и участвовать в этом балагане.

— Женщины могут присутствовать на Совете в том случае....

— Тогда давно пора переписать ваши заплесневелые правила!

Альфред молча подошёл и приобнял её, притягивая ближе. В его глазах было и восхищение, и страх за неё.

— Завтра огласят завещание, — хрипло сказал он, — а вскоре после этого состоится наша свадьба. Хотите вы этого или нет.

В комнате повисла тишина. Кто-то закашлялся. Кто-то зло фыркнул. Кто-то едва не задохнулся от возмущения.

— Раз всё решено, — вмешался Дерек, устав от цирка, — я предлагаю всем разойтись. Эта ночь вымотала нас до костей.

---

Они оказались вдвоём в его спальне.

Как только Альфред закрыл дверь, комната стала невыносимо тесной. Воздух был тяжёлым. Тишина — с намёком.

— Четыре утра… — протянул он, проходя внутрь. — Ну и ночка, скажу я тебе. А теперь слушай: никаких больше сюрпризов, ясно? Всё, что находишь — показываешь мне. Усекла?

— Усекла… — буркнула она, глядя куда-то в пол.

— Отлично. Тогда — ложись спать, хватит шастать. Я тебя не съем.

Он начал раздеваться, как будто ничего не происходило.

Но происходило.

С каждой пуговицей его рубашки сердце Джессики начинало биться всё чаще. А когда он снял её полностью… она поперхнулась воздухом. Его тело было — идеальным. Словно из мрамора. Сила в движении. Живой монумент.

Она почти протянула руку… почти коснулась… но в последний момент спрятала ладони за спиной.

А он... Хотел снять трико... Его руки уже потянулись к поясу, но он вовремя отдернул их.

— Ты... ты... мы будем спать в одной кровати? Почему,

— А ты видишь здесь ещё одну?

— Нет…

— Вот и чудно. Тогда выключи свет.

Он лёг, заняв ровно половину кровати. С демонстративной точностью. Ему нравилось её злить. Особенно — этот румянец на щеках.

Джессика выключила свет и почти нырнула под одеяло, сняв халат. Сердце прыгало в груди так, что она боялась: сейчас — выпрыгнет.

Вдруг — сильные руки обхватили её , накрывая одеяло с головой. Он зажал ей рот, и она взвизгнула в панике.

— Тихо. Слушай внимательно. Кто-то хочет, чтобы мы расстались. Но теперь, после всего… мы должны быть внимательны. Что бы я ни сказал. Что бы я ни сделал. Не капризничай.

Мы действуем вместе, ясно?

— А… запах… он был в моей комнате…

— И здесь тоже. Кто-то чужой был в этом доме.

---

Она почти задремала, как вдруг —

— Альфред! Фредди! В ванной кто-то есть!

— Ты уверена, что тебе это не приснилось?

В этот момент с грохотом что-то упало. Он вскочил.

— Стой здесь!

— Нет! Я боюсь. Я иду с тобой!

Она вцепилась в его руку. Как липучка. Он чувствовал её дрожь. И ещё — тепло, которое шло от неё. Оно пробирало до самых костей.

Свет. Флакон с пенкой — валяется на полу. Запах роз расползается, как дурман. Из-под ванны выглядывает…

— Котёнок? — удивлённо сказал он.

— Какой хорошенький! — она схватила пушистика. — Можно его оставить?

— Нет! Кто знает, откуда он?! Он может быть заражён. Или зачарован! У него могут быть блохи!

— Тогда я его хотя бы покормлю. И всё!

— Кухня в твоём распоряжении.

— Молоко должно быть тёплым, — буркнула она ему в спину.

---

Когда он вернулся, она уже спала. Лежала на его половине, свернувшись клубочком, обняв подушку. Он сел рядом, смотрел на нее ещё очень долго...

Это было… ново.

И странно. И тревожно.

---

Утро пришло, как пощёчина.

Альфред был раздражён. Не выспался. Руки ломило. И самое главное — всё утро перед глазами стояло её тело, прижимающееся к нему ночью.

Он, взрослый, хладнокровный мужчина, впервые чувствовал себя… неловко.

— Твою мать… — прошептал он, вставая с кровати. — Что же ты со мной делаешь, девчонка…

-

Доброе утро, дед, — тихо прошептала Джессика, чувствуя, как голос дрожит. Она старалась казаться спокойной, но внутри всё клокотало, как перед штормом.

— Как ты, милая? — Дерек поднял голову, но не улыбнулся. Его глаза были уставшими, как у старого солдата, пережившего слишком много.

— Нормально… Шрамы почти не болят. Это ведь хорошо, да?

— Не зацикливайся. Вскоре и вовсе побелеют… как всё, что уходит.

Она кивнула и вдруг скривилась:

— Ты видел, как этот лысый ублюдок из старейшин смотрит на адвоката? Как хищник, который учуял запах наживы.

Альфред принёс стулья в библиотеку, бросил коротко:

— Все в сборе. Можно начинать этот спектакль.

— Чем скорее закончим, тем лучше. Пускай исчезнут из нашего дома, как плесень со стены, — прошипела Джессика.

— Джесс… — предупредительно сказал Альфред, но в его голосе не было упрёка. Только напряжение.

— Что? Я сказала вслух то, что ты сам думаешь.

Адвокат, нервный и потный, вытер лоб платком. Его взгляд метался между членами клана и семьёй, как у загнанного зверька.

— Если все готовы, я начну оглашение завещания Томаса Нортона.

Он раскрыл папку. Послышался шелест бумаги — слишком громкий в гробовой тишине.

— Я, Томас Нортон, находясь в здравом уме и твёрдой памяти…

— …пятьдесят процентов состояния — моему отцу, Дереку Нортону.