Он сонно приоткрыл глаза и понял, что плывет по воздуху из одной комнаты в другую, в сторону грубой деревянной кровати с сугробом подушек и одеял. Сама собой слетела вышитая ангелочками накидушка, плавно улеглась на спинку стула.

- Отдыхай, Маруся, отсыпайся.

Вскоре сон окончательно завладел им, и Ковальский не слышал, как ушли Ян с доктором на крыльцо, и долго беседовали там, передавая друг другу трубку с душистым табаком, а над ними призрачно горел полярный день.

- Это что, получается, наш посол Гондураса – шпион? – уточнила Ася.

Сорьонен с Ковальским переглянулись, потом довольно синхронно кивнули. Оба выглядели виноватыми.

- И вот вы только теперь мне это говорите! – девушка уперла руки в бока, точно так же, как делала ее тетка, готовясь высказаться.

Сорьонен жест узнал и неловко улыбнулся.

- Все не так просто, - вздохнул он. – Пока что черный шаман себя никак не проявил. И то, что он вообще может овладеть господином де ля Серна, всего лишь гипотеза нашего Яна.

Ася потерла лоб.

- Вот тут я вообще ничего не поняла, - честно сказала она. – Получается, есть два разных Яна, или это один и тот же?

Ковальский хмыкнул.

- Один, просто в разных состояниях, - пояснил отец. – Пока ничего подозрительного мы не заметили, но к несчастью, обычно он оказывается прав. Рано или поздно.

- Ага, паук-людоед в кабинете директора – сущая ерунда! – возмутилась Ася.

- Это довольно простая тварь, возможно, даже самостоятельная. Конечно, может быть, и орудие чужой воли, но... Тот нойда, о котором предупреждал Ян, в тысячи раз страшнее и опаснее.

- В тысячи тысяч? – подмигнула Ася.

- О да, в тысячи тысяч, - согласился отец. – Поэтому будь внимательна.

- А Ленин? Не может он быть...

- Не может, - в комнате нарисовался Ян.

Откуда он вылез, никто так и не понял. Просто не было – и раз, появился, подпирая дверной проем. Бандит выглядел замученным и растерянным, и дышал тяжело. Может, только вернулся с очередной разборки?

- Что случилось? – спросил отец сразу.

- Мартини исчез.

Ночь была и тихой, и громкой одновременно. Ковальский помнил, как в детстве еще ездил в деревню к каким-то дальним родственникам – нравилось, конечно, простор, солнце, свежие овощи с грядки, парное молоко, игры в прятки среди кукурзных полей с бог знает, сколькиюродными братьями... но вот ночью он, шестилетний, очень боялся идти через темный, полный чудовищ огород к притаившемуся в самом его конце нужнику. Монстрами становилось все – и подсолнухи, склонившие свои круглые лохматые головы, и подштанники деда, забытые на веревке, и прислоненная к стене покосившейся бани литовка. Так и шел, пригибаясь и вздрагивая, поеживаясь от ночного холодка, в свете звезд и неяркого соседского фонаря над свинарником.

А теперь, проснувшись, понял – затерянная в лесу деревушка тоже живет по тем же правилам. Что-то в чаще ухало, ходило, вздыхало, пели неведомые птицы, что-то урчало, кряхтело и крякало, и кажется, слышались со двора неясные голоса. Духи? Люди?

Максим повернулся на другой бок и плотнее закутался в одеяло.

На улицу выходить не хотелось, но выпитый накануне кофе напоминал о себе уже довольно настойчиво.

На ощупь нашел Ковальский какой-то не то бушлат, не то тулуп, завернулся в него, сунул ноги в странные деревянные калоши и, стараясь ни на что в темном спящем доме не налететь, побрел на двор.

Было там пусто.

Из-за сплошной стены деревьев ярко светила луна, предметы отбрасывали странноватые тени. Совсем рядышком за оградой кто-то действительно ходил и ворочал ветки, скрипел и ворчал. Лось, может быть?

Ковальский сделал несколько шагов, потом добрался до стайки – там дремала пестрая корова, подле нее – теленок. В соседнем стойле располагались лохматые свиньи, в темноте особенно похожие на Чебурашку. Максим улыбнулся, вспомнив детский мультфильм, отринул свои страхи и пошел по двору дальше, туда, где еще накануне заприметил нужник.

И на очередные звуки, доносившиеся, кажется, из сеновала, внимания сперва не обратил. Тем более как раз в лесу что-то с такой силой шмякнулось, что так и не смог он найти этому приемлемого объяснения.

Но в сеновале ругались, кажется, по-немецки. А еще шумели и ворочались.

Вспомнились Ковальскому сразу фильмы про фашистов. Но какие тут могут быть немцы? Да и голоса, в общем-то, знакомые...

Осторожно подкрался он к сеновалу, чувствуя себя при этом круглым дураком. Кого ищет? Разведчик выискался, тоже...

А когда понял примерно, что видит, выматерился от души.

По стене сарая, как в клипе из девяностых, маршировали какие-то уродцы. Ноги у них были на головах, руки – из задницы, и вся анатомия точно наизнанку вывернулась.Посреди этого жуткого хоровода сидели, презрев всякие правила пожарной безопасности, доктор с хозяином усадьбы, и жгли небольшой зеленый костерок...

- Вы же не поросенка там кастрировали, да? – уточнила Ася.

- Ну, нет вообще-то, - как-то угловато отозвался Сорьонен. – Да и ветеринар я, откровенно говоря, не лучший. Особенно в приложении к свиньям. Вечно они меня на лопатки укладывают.

- И сверху топчутся, - подтвердил Ковальский.

- Я тебе потом объясню, - принял на себя удар Ян, что было с его стороны, конечно, весьма неосмотрительно.

Это его «потом» Ася очень хорошо запомнила и сбрасывать со счетов не собиралась.

- Договорились, - кивнула она. – А пока у меня вопрос, почему никто не ищет посла Гондураса.

- Ищу, кстати, - радостно сменил тему бандит. – И сейчас уже конкретно собираюсь этим заняться.

- Ух ты, а можно с тобой?

- Нельзя, - вмешался отец. – Это он ищет тебя, и едва ли, с хорошими намерениями. Вполне может быть, что нойда захочет сделать с тобой все то, что ему не удалось ни со мной, ни с Яном.

- А что он хотел, кстати? – уточнила Ася.

- Как что? Вселиться и гнить! – просто ответил Ян. – Он же мертвый. И проклятый вдобавок ко всему. Тысяча тысяч отвергла его, и он не может ни умереть, ни родиться.

- Прямо как я, - кисло сообщил отец.

- Не сгущай краски! – отмахнулся от него Дворжак. – Все ты можешь, если захочешь. А вот он реально не может, и поэтому очень злой и давно безумный. Катается на своем пне по лесу и думает, к кому бы пристать...

- На пне? – похолодела Ася. – Помните, я вам про пень говорила?

- Вообще-то, да, - Ковальский нахмурился.

- Конечно, пень – это не такое уж уникальное транспортное средство, - раздумчиво произнес отец. – Но и сбрасывать со счетов такую возможность нельзя.

- Мне кажется, пень служит маме, - напомнила Ася.

Говорить о ней при отце было как-то неловко, но чрезывчайная ситуация подталкивала. Сорьонен лицом не поменялся, подумал немного, потом сказал:

- Твоя мама сама по себе ничего не может.

А потом они собрались на дачу. Ася не хотела оставаться одна в квартире, да и отец, поразмыслив, пришел к очевидному выводу - с ними она будет в большей безопасности, чем одна. На заднем сиденье янова джипа ехали теперь втроем – она, Ковальский и Ленин, свернувшийся в ногах. Впереди негромко переговаривались по-немецки Ян с отцом. О чем – кто знает? Надо было выбирать в школе немецкий, наверное...

Ася прикрыла глаза.

Время было позднее, да и ее почему-то мутило и укачивало, что вообще-то случалось редко. Джип трясся по ухабам, завывал дизелем, в магнитоле нашептывал какой-то монотонный рэп. Казалось, ехать им так целую вечность, до самого конца всех дорог и времен.

- Почему ты ей не расскажешь? – спросил Ян.

Ася насторожилась. Она слегка приоткрыла глаза, чтобы в полутьме салона сойти за спящую, на случай, если Ян все-таки глянет в зеркало заднего вида.

- Как ты себе это представляешь? – нервно отозвался отец.

- Да очень просто. Все равно ведь дознается, и будешь потом доказывать, что не олень.