Дно было на самом деле очень далеко, а течение тащило немилосердно. Хуану не хватало дыхания, чтобы обшарить дно, он был вынужден всплывать, набирать воздуха и нырять заново. Через какое-то время он совсем выбился из сил, и вышел на берег, где упал на землю и лежал, понимая, что прошло слишком много времени, а он так и не нашел Филиппа, и теперь уже совсем нет смысла его искать. Ему даже не хотелось думать, какими словами он скажет Валери о том, что ее брат погиб.

Сколько времени он пролежал в зарослях камышей на мокрой земле и в мокрой одежде, он не знал. Очнувшись, он понял, что скорее всего схватил простуду. Он сильно замерз, и от холода зуб на зуб не попадал. Поднявшись на мост, он снял жилет и рубашку, закутался в сухой камзол, накинул плащ, но это не помогло. Едва переставляя ноги от холода, усталости и нервного потрясения, он отправился в сторону Тура, нашел гостиницу, где они ужинали с Филиппом, приказал подать горячего вина, разделся и упал на постель, надеясь, что сон поможет ему побороть подступающую болезнь.

Вопреки уверенности дона Хуана, Валери не бросилась собирать вещи, чтобы сбежать с доном Родриго от гнева Филиппа. Она как всегда Филиппу поверила. Филипп сказал, что забрав дона Хуана, оставит ей ее Родри, поэтому ей некуда было спешить. Теперь, когда не было необходимости сражаться за дона Родриго, она пыталась смириться со смертью ее Хуана. Она с самого начала знала, на что он идет, но знать — это одно, а увидеть в реальности — совсем другое. Валери ни секунды не сомневалась, что Хуан погиб. Она ненавидела Филиппа не менее страстно, чем когда-то любила, и призывала все беды на его голову за то, как он обошелся с ней.

Потеряв Хуана, она лишилась последней точки опоры. Он так долго был рядом, что она привыкла к нему не меньше, чем к Филиппу, и без его постоянного присутствия и помощи ей было страшно. Неожиданно оказалось, что дон Родриго не мог его заменить. И, сидя у окна ранним утром, Валери понимала, что желание выйти замуж за дона Родриго во что бы то ни стало начало куда-то исчезать. С самого рассвета она сидела, глядя в окно, боясь, что если пошевелится, то на ее голову обрушатся все кары небесные. Хуана убил не Филипп. Если бы она убила его своей рукой, было бы честнее. Она убийца, и ей нет никакого оправдания. Совершенно непонятно, как жить теперь с таким грехом.

Утром Валери спустилась в сад и долго бродила одна по аллеям. Слез не было. Было чувство полного одиночества и опустошения. Лучше бы она плакала. Но слезы закончились еще вчера, когда она приехала в замок и забылась каким-то подобием сна.

Филипп отпустил ее, бросив ее сам и забрав Хуана. Весь мир, который она построила с того дня, как умерла старая Майрут, и они с Сафи покинули Лесной замок, рухнул. Валери стояла на обломках, не понимая, что же ей теперь делать. Она получила дона Родриго, но оказалось, что он не стоил таких жертв. Если бы вчерашняя сцена повторилась, Валери не задумываясь отдала бы Филиппу дона Родриго в обмен на жизнь Хуана и дружбу и любовь его самого.

— Валери!

От неожиданности она подпрыгнула и остановилась, пытаясь понять, откуда ее зовут.

За кустом жимолости стоял, скрестив руки, и смотрел на нее со своей обычной ухмылкой дон Родриго.

Валери задохнулась:

— Родри?

Он подошел к ней и встал напротив. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

— Почему тебя вчера не было? — спросил он.

Валери растерялась. Она не привыкла оправдываться перед ним.

Повисло молчание.

— Почему ты не пришла? — настойчиво повторил он.

Валери вскинула голову. При виде дона Родриго ее стройная система покачнулась и начала рассыпаться. Она обрадовалась, что он переживал за нее, и что в первый же раз, когда она не пришла в Охотничий домик, он пошел ее искать сам, пренебрегая опасностью.

— Я встречалась с братом, — сказала она, — Филипп бросил меня. Он больше не будет ничего делать. И он убил дона Хуана. Так что мы с тобой теперь совершенно свободны.

— Филипп принял мудрое решение, — сказал дон Родриго, помолчав, и взял ее за руки. Было трудно сказать по его лицу, что он на самом деле думает, — но я вижу, ты переживаешь. Неужели тебе жалко этого пса?

— Не смей так говорить о Хуане..., — она вырвала руки, — пожалуйста, больше ничего не говори о нем! Я часто была жестока и несправедлива к нему. А ты всегда...

— Валери! — дон Родриго схватил ее в объятия, — все это означает, что мы с тобой свободны! Мы можем делать все, что захотим! Я предлагаю пожениться прямо завтра, не дожидаясь моего курьера, и ехать в любую европейскую столицу! Мы будем путешествовать, развлекаться и любить друг друга!

— Пока Филипп не передумал? — спросила она.

— Пока Филипп не передумал. Вдруг он передумает, и снова будет преследовать нас? У нас есть время пожениться и уехать куда глаза глядят.

Она помолчала, положив голову ему на грудь. Как она могла даже на секунду усомниться в нем? У нее есть дон Родриго. Она всегда сможет на него положиться. Теперь, когда Хуан погиб, а Филипп бросил ее, у нее все равно не оставалось выбора. Только радости не было. Она получила то, к чему стремилась, но цена ее каприза оказалась слишком высока.

Валери слушала, как бьется его сердце. Слишком спокойно.

— Теперь мы свободны, — повторил он и засмеялся, — и от твоего пса избавились. Валери, я и не знал, что бывает такое счастье. Твой брат решил сразу все наши проблемы!

— Разве Хуан когда-то был проблемой? — спросила она, — наоборот, он всегда все решал. Даже свидания нам устраивал.

— Он все время маячил перед глазами, Валери. Я же не железный, я ревную. Он всегда был где-то рядом, и ждал только момента, когда я зазеваюсь, чтобы украсть у меня тебя.

Валери отстранилась от него:

— Прекрати!

Ей было плохо. Слезы снова подступили к глазам и предательски потекли по лицу.

— Ты плачешь по этому мальчишке? — искренне удивился дон Родриго, — ты не рада, что избавилась от него?

— Не рада, — прошептала Валери и пошла прочь, не в силах сдерживать рыдания.

Дон Родриго нагнал ее и снова заключил в объятия.

— Валери, солнышко мое, перестань. Ты забудешь о нем, как только мы покинем это гнилое место. Завтра — день нашей свадьбы. Пожалуйста, одень что-нибудь светлое и приходи. И распорядись о карете. Сразу после свадьбы мы уезжаем. Только ты и я.

Пытаясь сдержать льющиеся непрерывным потоком слезы, Валери закрыла лицо руками.

— Дай мне три дня. И мы уедем.

— Хорошо, — дон Родриго нахмурил брови, но кивнул, — тогда через три дня.

— Сафи тоже поедет, — сказала она, — но она может поехать с обозом сразу, как только мы где-нибудь обоснуемся.

— Сафи?

— Да. Моя сестра. Надеюсь, ты ничего не имеешь против Сафи.

Дон Родриго помолчал. Он имел много всего против Сафи. Но спорить сейчас еще и о ней готов не был.

— Ну, если только с обозом, — согласился он, — кто-то же должен присматривать за твоими вещами.

Когда дон Родриго ушел, Валери долго смотрела ему в след. Он уже исчез за поворотом аллеи, а она все стояла, и слезы беззвучно лились из ее глаз. В этот момент Валери четко поняла, что абсолютно ничего не чувствует к дону Родриго. Ничего.

Катрин долго лежала в постели, не желая не только вставать, но и шевелиться. Служанка давно распахнула окна, и солнечный свет лился в комнату, расцвечивая ее в золотистые тона. Прошло три дня одиночества, а Катрин ни разу не вышла из комнаты. Все дни она молилась. Да, только молилась. Молилась и лежала в постели, не имея душевных сил делать что-то еще.

Как странно, думала Катрин. Вот нет человека, а солнце светит все так же. Он вспомнила, как она лежала на кровати после похорон отца, не желая вставать и шевелиться. В тот день дверь отворилась, и вошел дон Хуан. Катрин посмотрела на дверь. Но дверь не двигалась, потому что больше не было дона Хуана, чтобы утешать ее. Больше никогда он не войдет и не будет улыбаться ей своей чуть застенчивой улыбкой.