Я не думаю, что он прав насчет того, что моя жизнь когда-нибудь снова станет светлой. Я очень давно отказался от надежды чувствовать что-либо, кроме боли и грусти, но я точно знаю, что не хочу умирать. Куда я пойду дальше, я пока не знаю, но выйти из больницы и вернуться домой — это первый шаг.

Джейми встает и благодарит доктора, и я уверен, что он собирается последовать за пожилым мужчиной из комнаты. Я понимаю, что он собирается уйти, уйти из моей жизни. И это прекрасно. Возможно, это к лучшему. Он мне не нужен. Я никогда в нем не нуждался.

Однако Джейми не уходит. Вместо этого он стоит у изножья кровати и смотрит на меня.

Его глаза, зеленые, как подмороженный лес, оценивают меня с головы до ног. Он хмурит брови, и у меня возникает ощущение, что он из-за чего-то борется сам с собой. Чем дольше он наблюдает за мной, тем сильнее сжимается у меня внутри, и я остро ощущаю каждый удар своего сердца и биение пульса. Его присутствие в моей жизни сеет во мне хаос, и мне действительно нужно, чтобы он ушел.

— Теперь ты можешь идти. Я в порядке, — говорю я, преодолевая тяжелое ожидание, повисшее в воздухе.

Джейми кивает один раз, затем засовывает обе руки в передний карман своей черной толстовки.

— Хорошо, — говорит он снова. Единственное, что, чёрт возьми, он, кажется, говорит мне. Ненавижу это гребаное слово.

— Оки-доки, — говорит дама в синей медицинской форме, врываясь в комнату, принося с собой сладкий аромат чего-то цветочного. Это другая медсестра, не та, что была со мной ранее. — С твоими документами разобрались. Ой, прости, милый, — говорит она, натыкаясь на Джейми.

Он делает два шага в сторону, чтобы не мешать ей. Она забирает капельницу из моей руки, а затем говорит, что я могу уйти, когда буду готов. Я все еще одет в ту же одежду, в которой пришел.

Глядя вниз, я морщу нос при виде своей черно-белой футболки, которая очень отчетливо залита моей кровью. Не имея другого выхода, я осторожно сажусь и свешиваю ноги с кровати. Мои руки кажутся тяжелыми, а ноги дрожат, когда я встаю, но мне удается выпрямиться, используя раскладушку для равновесия.

— У тебя был с собой джемпер, малыш? На улице немного прохладно. Странно прохладно для июльской ночи, — спрашивает она, занимаясь уборкой.

— Нет, — я качаю головой. — Но все в порядке, со мной все будет в порядке.

Заметная дрожь застает меня врасплох — как будто мое тело обвиняет меня во лжи, и я обхватываю себя руками.

— Стой. — голос Джейми звучит приказно, и я наблюдаю, как он стягивает толстовку через голову. Движение приподнимает его футболку, открывая мне вид на его гладкий, подтянутый живот. — Одень это.

Он протягивает мне свою толстовку.

Он стоит рядом с кроватью и ждет, пока я надену ее, опираясь на постель и стряхивая невидимые ворсинки с его белой футболки.

— Спасибо, — говорю я, немного ошеломленный его действиями, но, тем не менее, благодарен. Ткань мягкая и теплая, и когда я натягиваю ее через голову, меня обдает его запахом. Сандаловое дерево и ваниль с оттенком стирального порошка скрывают естественный запах его кожи.

Впервые я замечаю татуировку на его левой руке, чуть ниже подола рукава — имя моего близнеца, написанное замысловатым закрученным шрифтом вокруг его бицепса. Он проводит рукой по волосам — кажется, он теперь делает это довольно часто, — и я вижу кольцо на его левой руке.

Навсегда — скажи Джейми. Слова Купера, произнесенные в ночь аварии, так же ясно звучат в моей памяти, как и в ту ночь. Я никогда не говорил Джейми, и теперь мне кажется, что уже слишком поздно.

Он делает шаг ко мне, достаточно близко, чтобы я смог разглядеть шрам на его лбу и едва заметную линию веснушек на носу. Он протягивает руку, и я стискиваю зубы, когда он берет мою правую руку и закатывает рукав. Я наблюдаю за его движениями, когда он медленно проводит пальцем по браслету. Я надеялся, что он его не заметил. Мне не нужно, чтобы он знал, что я никогда не снимаю его — что иногда я цепляюсь за него, как за спасательный круг. Напоминание о том, что когда-то, давно у меня был шанс, и, возможно, кто-то был достаточно неравнодушен, чтобы выбрать его для меня.

Мир вокруг меня сужается до этого единственного момента, когда мы с Джейми остаемся прижатыми друг к другу, наши взгляды устремлены на то место, где он прикасается ко мне. Его пальцы скользят вниз по моему запястью, по браслету, а затем возвращаются обратно. На секунду мы теряемся. Один удар сердца, два удара сердца, затем третий, прежде чем он поднимает голову и отпускает мою руку.

— Нам нужно идти, — говорит Джейми.

Его голос спокойный, лишенный каких-либо эмоций. Это больше похоже на то, что он следует набору инструкций, а не разговаривает с реальным человеком. Я заметил это сегодня — его короткие, отрывистые предложения. Его бесстрастный язык. Когда он перестал быть разговорчивым, любящим веселье Джейми, который украл сердце моего близнеца?

Интересно, потерял ли он эту часть себя той ночью? Может быть, он похоронил ее вместе с Купером. Нет никаких сомнений, что мы оба выбрались из-под обломков разными людьми.

— Держи, малыш. — в палату врывается медсестра, которая была здесь раньше, отрывая меня от моих мыслей, и она вручает мне какие-то бумаги на подпись. —Ты знаешь, как доберешься домой? Если нет, снаружи есть такси.

Я подписываю свое имя на пунктирных линиях, качая головой.

—Я пойду пешком.

Это займет у меня по меньшей мере полчаса, но я не сидел в машине три года.

Находиться в машине скорой помощи было достаточно плохо, но я не имел права голоса по этому поводу. О том, чтобы взять такси, не может быть и речи.

— Я отвезу его. — слова Джейми заставляют мою голову оторваться от бумаг, и я встречаюсь с ним взглядом, надеясь, что он видит, как сильно пугает меня эта мысль. Медсестра говорит что-то о том, что это очень хорошая идея, затем забирает у меня документы и выходит из палаты.

— Я ухожу, Джейми. Пожалуйста, просто возвращайся к своей жизни. Я в порядке.

Этот день, черт возьми, на этой неделе и так был слишком долгим. Встреча с Джейми снова показалась мне соломинкой, грозящей сломать спину верблюду, но сесть в машину — это действительно был бы конец моему самообладанию. Я и так едва держусь здесь.

— Не упрямься, Кайден. Позволь мне отвезти тебя домой.

Я качаю головой, и темные волосы падают мне на лицо. Я сердито смахиваю их.

—Нет.

Тревога царапает мою грудь, угрожая лишить воздуха мои легкие и разорвать мое сердце в клочья. Мою кожу покалывает, а на затылке выступает холодный пот.

— Черт возьми, Кайден. Просто позволь мне отвезти тебя домой. — Джейми делает шаг ко мне, и я вздрагиваю, отстраняясь от него. — Давай.

— Я не могу, ясно? — кричу я. — Я не могу сесть в машину. Ни сейчас, ни когда-либо снова.

В тот единственный раз, когда я попытался после смерти Купера, у меня закружилась голова, и я начал трястись, когда волны тошноты захлестнули меня.

Водитель такси испугался, когда я упал навзничь и ударился о тротуар. Он любезно поднял меня с мокрой земли и предложил отвезти в больницу. Мне удалось побороть панику настолько, чтобы добраться домой на поезде, но потом я провел два дня в постели. Только я, бутылка Джека и воспоминания о том, как грузовик врезался в машину и половина моей души погибла.

Глаза Джейми сияют, и он опускает голову в знак понимания. На моих щеках расцветает жар, стыд за то, каким слабым и жалким я выгляжу, тяжелым грузом сидит в моем сердце.

—Как ты это делаешь? —спрашиваю я.

Как он просыпается и двигается дальше? Как он садится в машину, если это стоило ему всего?

Он пожимает плечами.

— У меня есть свои демоны, Кайден. Автомобили — не один из них.

Он больше ничего не предлагает, и я остаюсь размышлять о том, какие демоны есть у Джейми Дюрана. Что с ним стало после смерти Купера. Лучший человек продолжал бы поддерживать связь — в конце концов, он все еще мой сводный брат.