— Значит, все вернется на круги своя?

— Да, будет так, как было до ангелов — архаев, которые «блюли баланс между расами», — ответил эрул.

— А что с архаями?

— Что с архаями? Сдается мне, что они стали лишними в этом мире…

Инкуб улыбнулся.

Глаза вампира нехорошо блеснули. В них на миг полыхнула жажда власти.

Родомир, воевода Элленберга, обходил полуденным дозором сторожевых на башнях замка. Дул порывистый ветер, свинцовые тучи на севере, там, где высилась мощная горная гряда, поросшая, как хряк щетиной, темным еловым лесом, опять предвещали холодный дождь.

Очень уж неласковое лето в этом году выдалось…

А с юга все еще светило солнце. Слепило. Играло на влажной после дождя черепице. Пахло мокрыми камнями, древесиной, лесом. Родомир с наслаждением втянул носом воздух и, облокотившись локтями о камень бойницы, деловито, по-хозяйски, оглядывал окрестности.

Хотел уж было спускаться вниз, в теплую замковую кухню, как какое-то движение на северо-западе, там, где Галенский тракт огибал гору, привлекло его внимание. Какая-то точка.

Родомир прикрыл ладонью глаза от солнца и прищурился. Но нет, возраст… Никак не разглядеть, что там на тракте.

— Франтишка! Франтишка!!! Поди-ка сюды!!! — окликнул он восьмилетнюю, конопатенькую, как перепелиное яичко, внучку, игравшую под стеной замка с другими ребятишками.

— Чего тебе, деда?! — откликнулась девочка, задрав головку в цветастом шерстяном платочке.

— Подь сюды! — нетерпеливо повторил Родомир.

Девочка, подобрав подол, козочкой запрыгала по каменной лестнице. Подбежала, запыхавшись, к деду.

— У тебя глазки молодые, глянь-ка туды, куда пальцем покажу! Вона там, на дороге, что такое движется? — спросил воевода, указывая в сторону тракта.

Девочка, важно выпятив губенку, пригляделась:

— Это всадники, деда, сюды по дороге едут. Чавой-то много их. Поди, на ярмарку? — спросила она, устремляя на Родомира большие серые глаза.

— Ярмарка уж давно прошла, Франтишка! Аль забыла?! Я тебе на ней коника деревянного покупал. И ленты! — заворчал воевода.

Ему стало тревожно. И он опять близоруко сощурился на северо-запад.

— Многоватенько их прет… Несколько сотен точно… Ох, не к добру… Беги, деточка, скажи, чтоб били в набат! А я хозяйке доложуся!

Хозяйку замка воевода нашел в библиотеке. Уже не ребенок, затиснутый в невзрослеющее тело мрачными чарами, а красивая молодая темноволосая женщина с тревогой смотрела на него.

— В чем дело, Родомир?! По какому поводу набат?!

— Госпожа, к замку едут несколько сотен всадников. Стягов я не различаю, солнце мешает, поближе подъедут, видно будет, что за пташки к нам прилетели. На всякий случай велел бить набат. Крестьяне успеют укрыться за стенами замка.

Эллен кивнула и, ловко сдернув с крючка подбитую мехом душегрею, бросилась на замковую стену.

Взбежала. Облокотилась о зубчатую стену. Ветер швырнул в лицо первые капли дождя.

— Да… и верно… всадники. Доспехи разные, черные, в основном. Мне кажется, среди них есть пешие женщины… Очень странно… На стягах… волк, кажется, изображен, но точнее не скажу. Родомир, чей это стяг, я не знаю, к сожалению.

— Да, волк! — подхватила востроглазая Франтишка. — На черном фоне серебряный волк.

Родомир помрачнел.

— Боюсь ошибиться, госпожа, но, насколько мне известно, это стяг Линделльского Упыря. Того, кто вырезал Одал…

— О боги… началось… — прошептала Эллен.

— Это плохо, деда? — с тревогой спросила Франтишка воеводу.

— Нууу, замок они не возьмут, обломаются. Мы в осаде всю зиму точно можем просидеть, за это время сотню раз уж подмога подойдет. Не бойся, деточка! — Родомир погладил внучку по пшеничной головке. — А может, и мимо оне, на Мидар идут.

— Значит, потребуют открыть Ворота… — вновь прошептала графиня.

Тем временем народу на замковой стене прибавлялось. Лучники проверяли тетиву, детишки таскали им стрелы. Мечники надевали шлемы, щупали острия мечей. Бабы и старики носили ведра со смолой, дрова, солому. Во внутреннем дворе замка разводили костры. Пахло железом, кожами, чем-то горелым, мужским потом.

Франтишка, видя такое первый раз в своей жизни, с любопытством вертела головенкой. Иногда косилась на стоящую рядом графиню — красивую, статную, отдающую четкие короткие приказы, гордую.

— Элленберг не падет, не падет — пока я жива! — горячо шептала Эллен.

Повисло напряжение… Незнакомую армию пока еще скрывал лес, тракт шел через него, петляя.

— Вырубить этот участок леса прикажу потом! — бросила графиня воеводе. — Ни черта же не видно!!!

Наконец чужаки начали выезжать на открытое пространство… Странная невиданная армия…

— Это не люди!!! — кто-то крикнул со стены замка.

Франтишка, открывши рот, во все глаза смотрела на пришлых, которые ровными рядами строились под стенами Элленберга. В полной, абсолютной жуткой тишине.

Разглядеть армию подробно на таком расстоянии было невозможно, но по тому, как они двигались, шевелились, было понятно, что это не эльфы, не гномы, не люди и не хоббиты, они не были похожи ни на одно существо, которое девочка видела в течении своей короткой жизни.

От четких рядов чужаков отделился всадник, мужчина в черном плаще с капюшоном, и поехал по направлению к главному барбакану Элленберга.

— Переговорщик! — воскликнула графиня. — Коня мне! — крикнула конюхам и спорхнула вниз по лестнице. Влетела в седло. Заскрипела лебедка поднимаемой решетки на воротах.

Лучники графини взяли на прицел вражеского переговорщика и первые ряды его армии.

Сердце. Как же бьется сердце…

Эллен и парламентер в капюшоне приближались друг к другу.

— Что-то в нем есть знакомое… — пробормотала графиня.

Мужчина остановил коня в нескольких шагах от девушки и снял капюшон…

— Волшебник??!! — выдохнула графиня.

Мужчина улыбнулся.

— Ты??!! — вновь вскричала она. — Ты эрул Линделла??!! Это ты вырезал Одал??!! О боги…

— Ну, можно и так сказать… — и вновь улыбка зазмеилась по его губам.

Эллен, задыхалась. От гнева. Ярости. От жалости к виденным ею одалльским беженцам. От его обмана…

Она смотрела в его льдистые глаза и ненависть холодной змеей шевельнулась в ее сердце. Как он мог?.. Как она могла?.. Ненависть шевелилась и превращалась в нечто иное, ненужное и неуместное сейчас. Эта метаморфоза еще больше выводила из себя и пугала.

«Надо взять себя в руки… За спиной мой замок!» — подумала графиня, а вслух сказала:

— Что тебе нужно, упырь?!

Он тронул коня шпорами, подъехал почти вплотную к Эллен, положил затянутую в перчатку руку ей на бедро, наклонился…

— Открой Ворота… — засвистел его вкрадчивый голос.

— Убери руку, на нас люди смотрят! — зашипела змеей графиня.

— Ворота! — с нажимом повторил он, убрал руку, развернулся и направился к войскам.

— А если не открою, то что??!! — с вызовом крикнула она. — У тебя, упырь, меньше тысячи человек! Ты простоишь под моими стенами вечность!

— Да неужели?! — повернувшись к Эллен, хмыкнул он. Потом что-то гортанно крикнул своей армии. Какой-то приказ.

Из черной массы чужаков вперед шагнула женщина. Странная. Длинноногая. В обуви, похожей на копыта. В короткой юбчонке. Была ли на ней какая-то еще одежда, сказать сложно — черные струящиеся волосы закрывали ее грудь и спину. Она сделала два танцующих шага вперед и, прежде чем лучники Элленберга успели выстрелить, взмахнув руками, послала огромную огненную комету в сторону замка. Увернулась от стрел, вильнув бедрами, и засмеялась хрипловатым порочным смехом. Пущенная ею комета со свистом и треском ударила в одну из сторожевых башен. Башня рухнула вместе с людьми. А стрелы так и не достигли цели, отскочив от невидимой преграды и рухнув в мокрую траву.