Значит, шалава хотела заехать туда. Ладно.

— Да, ты можешь кое-что сделать для меня, — перебил Роуди, прежде чем я успела проклясть её. Обычно я отказывалась спорить с незнакомым человеком, особенно с тем, от которого получала такие взбучки, как Роуди, но иногда нужно было просто поставить на место сучку. — Во-первых, ты можешь оставить себе это дерьмо, — его невежественная задница скомкала бумагу и швырнула ей в лоб, где она отскочила и приземлилась у её ног. — Даже если бы я хотел проявить неуважение к своей девушке и своему члену, засунув его в тебя, мне бы не понадобился для этого твой номер. А теперь иди и позови менеджера при помощи своей непрофессиональной задницы.

Когда его слова дошли до меня, я поняла, что она, должно быть, написала свой номер на чеке.

Фелиция напоминала шокированного мужчину на знаменитой картине «Крик»: она продолжала стоять, разинув рот и ошарашенная тем, что Роуди не повалил её на пол.

— О. Ладно, эм, конечно, — она поспешила прочь, как будто в её испорченном пузыре не хватало воздуха, и мы оба рассмеялись, глядя ей вслед.

— Ты готова, Мечта? — спросил меня Роуди, допив свой «Хеннесси».

Я подмигнула ему.

— Мы пока не можем уйти. Счет ещё не оплачен.

— Нет, это за счет заведения, — сказал он, взял меня за руку и выдернул со стула, прежде чем я успела запротестовать. Я едва успела схватить свой чизкейк, прежде чем мы понеслись к двери. Я заметила нашу официантку, стоящую у барной стойки вместе с менеджером, они оба смотрели на то, как мы покидаем ресторан с одинаково ошарашенными выражениями лиц.

— Пока, Фелиция! — успел крикнуть Роуди, прежде чем вытащить меня через дверь.

Выйдя на холодный ночной воздух, мы не останавливались, пока не добрались до машины и не нырнули внутрь. Несколько мгновений единственным звуком была наша борьба за дыхание, но потом, когда наши взгляды встретились, тишина прервалась, и мы оба начали хохотать.

Я пришла в себя первой, и, как только смех утих, чувство вины начало одолевать меня.

— Не могу поверить, что мы только что сделали это! — завизжала я. Я никогда раньше не ужинала и не пускалась наутек.

С другой стороны, Роуди не испытывал ни малейшего стыда, он ещё сильнее смеялся над выражением моего лица.

— Йо, ты похожа на Маколея Калкина из фильма «Один дома», — хмыкнул он. Я прижала ладони к щекам, пока ужас от того, что мы сделали, не стал доходить до меня. — Твоя задница отправится в тюрьму! — поддразнил он, указывая на меня пальцем.

Поверив ему, я задохнулась.

— Правда?

Постепенно его смех ослабел, когда он уставился на меня со своей стороны машины и не спешил с ответом.

— Нет, не совсем.

— О, — я сдержала вздох и откинулась на сиденье. — Ладно, хорошо.

— Ты такая чертовски правильная со своей пугливой задницей.

— Ну и что.

— Ничего страшного, — сказал он, наклоняясь и скользя по мне языком. Я любила и ненавидела то, каким отвратительным он был. Он не отстранился, пока мои трусики не промокли насквозь, и даже после этого я могла видеть только зелень его глаз и ничего больше. — Я достаточно плох для нас обоих.

Я даже не успела ответить, как он полностью отстранился.

— Дурное влияние, ты имеешь в виду.

Он пожал плечами, нажимая на кнопку запуска своей машины. Сиденье подо мной завибрировало, когда машина с урчанием завелась.

— Я буду таким, если это означает, что у тебя есть то, что нужно.

Моё сердце затрепетало в груди, но чувство вины не позволило мне отпустить ситуацию.

— И все же, — я бросила виноватый взгляд на ресторан. — Это было неправильно. А что, если это вычтут из её зарплаты? Официанткам и так мало платят.

Роуди покачал головой, как будто сказанное мной было разочарованием, и схватил сигарету, которую спрятал в центральной консоли.

— Ты должна перестать игнорировать свои чувства, чтобы освободить место для людей, которые не задумываются о твоих. Очевидно. То, что она зарабатывает гроши, не дает ей права оказывать тебе дерьмовые услуги и рассчитывать на благодарность за это. То, что сделала эта сука, выходит за рамки плохого обслуживания. Я бы все равно заплатил и дал ей чаевые, потому что в курсе всего, что ты сказала, но она зашла слишком далеко. Это дерьмо было мерзким, и я отнесся к ней как к таковой. И если владелец хочет получить деньги, он может либо прийти ко мне, либо нанять более профессиональных работников, — Роуди просунул сигарету между губами и прикурил, после чего добавил: — Мои деньги в любом случае останутся в моем кармане.

— Ладно, ты прав, — согласилась я из соображений благоразумия и потому, что втайне знала, — он прав. Я уже несколько недель с нетерпением ждала возможности поесть там, а наша официантка чуть не испортила все впечатление, приставая к моему спутнику прямо у меня на глазах, так что нахуй её.

Я никогда не считала себя слабохарактерной, но, видимо, четыре человека, которых я любила больше всего и которых трагически потеряла в течение нескольких месяцев, забрали мою борьбу с собой.

— Мы можем уехать сейчас, пока они не поняли, что мы все ещё здесь, и не вызвали полицию? — спросила я.

Роуди слегка усмехнулся, но не стал спорить, а помчался прочь от ресторана. Конечно, он не сразу отвез меня обратно в Бухту Хукера. Я заставила его заехать в аптеку и купить мне новую зубную щетку взамен той, которую он уничтожил. После этого мы катались по окрестностям, узнавая друг друга, и тяжелая тема смерти моего отца не портила настроения.

— Йоу, ты сходишь с ума, — сказал он мне после того, как я перечислила свои любимые фильмы. — «Крепкий орешек» — это не рождественский фильм.

— Нет, это так!

— Как, Атлас? Скажи хоть одну вещь, которая делает его рождественским фильмом?

— Это произошло во время Рождества. У-у-у!

— Ладно, две вещи, — сказал он. — Назови ещё одну причину, и я тебе поверю.

— А как насчет трех? Снег шел все время, как в каждом рождественском фильме. В нём собралась семья, как в каждом рождественском фильме, и в саундтреках есть рождественские песни, как в каждом рождественском фильме.

— Хорошо, — он кивнул. — Я оставлю тебе это.

— Спасибо, — я мягко улыбнулась своей маленькой победе. — То, что он осмелился быть другим, не значит, что он не заслуживает внимания.

Он бросил взгляд в мою сторону, когда свернул на новую улицу.

— Ты думаешь, что глубоко в этом разбираешься, да?

Я пожала плечами.

— Уверена, любая новая перспектива покажется глубокой, когда ты поплаваешь на мелководье.

— Да?

— Ага.

— Итак, если я такой поверхностный, почему ты согласилась поужинать со мной?

Я покачала головой.

— Я не думаю, что ты поверхностный, Оуэн. Я думаю, что компания, в которой ты находишься, и женщины, которых выбираешь для траха, — поверхностны, и это превратило тебя в эгоистичного, склонного к самоутверждению, эмоционально заторможенного придурка.

Я почти пожалела о своих словах, когда Оуэн Рэй, лев Айдлвилда, честное слово, вздрогнул.

— Скажи мне, что ты чувствуешь на самом деле.

— Я только что сказала.

Я наблюдала, как подрагивают мышцы на его челюсти, когда он душил руль — скорее всего, воображая, что это я.

— Хорошо, Атлас.

Мы больше не разговаривали, позволяя альбому Lil Baby заглушить напряжение. После моего небольшого признания Роуди отвез меня прямо в мотель, и, хотя я не могу сказать, что была шокирована тем, что он хотел сбежать от меня, я была удивлена своим разочарованием.

Ну что ж.

Какой бы путь мы ни выбирали, то всегда оказывались здесь — по разные стороны понимания.

Может быть, Бог говорил нам, что мы не созданы друг для друга, и все, что нам нужно было сделать для счастья, — это прислушаться.

— Спасибо за ужин, — сказала я, отстегивая ремень безопасности. Он кивнул, но не сказал ни слова и не вышел, чтобы открыть мою дверь, как делал каждый раз до этого. Ну и хуй с тобой. — Спокойной ночи.