Я спустилась вниз и прошла в гостиную, где обнаружила Роуди, отключившегося на диване, лицом вниз и храпящего.

Со стороны это казалось незначительным.

Незначительный эпизод в нашей истории.

Небольшая неприятность, через которую время от времени проходят все пары.

Но внутри, в моем сердце, это было похоже на конец всего.

Сегодня была моя субботняя смена с Голденом, и, поскольку Роуди избегал меня всю неделю, я знала, что сегодня он не придет.

Обычно он так не делал.

Обычно он находил какой-нибудь предлог или причину, чтобы приходить за мной сюда в свой выходной, но никогда не делал никакой работы. Он просто флиртовал и домогался меня все это время.

Я выждала обычные полчаса, которые требовались ему, чтобы появиться, прежде чем смирилась с тем, что он не придет.

Не обращая внимания на свою обиду, я пробралась на второй этаж мастерской и в его кабинет. Роуди был слишком высокомерен, чтобы запирать его, и никто, кроме меня, не был достаточно безумен, чтобы войти туда без его разрешения.

Я оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что все чисто, прежде чем проскользнуть внутрь. Я не выдыхала, пока дверь не закрылась за мной. И я не осмелилась включить свет. Вместо этого я вслепую прошла мимо стола и подошла к книжному шкафу, где на полке стояла сиреневая коробка для инструментов.

Вытащив из джинсов украденный ключ, я без колебаний вставила его в замок.

Я не знала, говорил ли Роуди правду, и коробка ничего для него не значила, или это было простое везение, что он не заметил пропажи ключа за те недели, что прошли с тех пор, как я его взяла.

Сначала я убеждала себя, что нужно подождать, пока он не ослабит бдительность, пока не забудет о нашем споре из-за коробки. На самом деле я не хотела знать, что в ней. Я хотела остаться в стране Ла-Ла, где нет ни боли, ни одиночества.

Только Роуди и я. Только любовь.

Потому что я поверила ему, когда он сказал, что внутри нет ничего, достойного внимания.

Но теперь…

Я выдохнула и открыла крышку. У меня перехватило горло, когда я увидела, что находится внутри.

Внутри лежало около дюжины сложенных листов пожелтевшей тетрадной бумаги.

Дрожащими руками я выдернула из стопки верхний квадратик. Словно судьба хотела поглубже вонзить нож, на лицевой стороне знакомым шрифтом были написаны слова «Только для твоих глаз» и нарисованное от руки сердечко.

Я сделала шаг назад, словно он мог отменить начатый мною путь.

Но нет.

Задняя часть моей ноги столкнулась с креслом Роуди, и я упала на мягкое сиденье. Развернув бумажный квадрат, я затаила дыхание, пока последний уголок не отклеился, открывая секреты, написанные внутри.

Дорогой Оуэн,

Это будет моё последнее письмо.

Знаю, я говорю это каждый раз, потому что ты никогда не пишешь в ответ, но в этот раз все по-другому. На этот раз я знаю твой секрет. Знаю, что ты делаешь, когда никто не смотрит. Я не могу поверить, что ты так поступил с ним. И со мной. Неужели ты даже не подумал о том, что я буду чувствовать?

Ты любишь её?

Надеюсь, что нет. Она этого не стоит. Почему ты не можешь этого понять?

Она — ничто. Я могу быть всем.

Если бы ты хоть раз взглянул. Может быть, тогда, наконец, увидишь меня.

Любовь,

Неразделенная

Дрожащий вздох покинул меня, когда я отложила записку. Не знаю, сколько времени прошло, пока я сидела, уставившись в пустоту. Я не помню, как поднялась со стула и потянулась к коробке. Не помню, как достала и прочитала следующую записку… потом ещё одну и ещё, пока не дошла до последней и не обнаружила на дне ещё одну фотографию, сделанную двадцать лет назад.

Я отложила последнее непрочитанное письмо в сторону и подняла фотографию из коробки.

Первое, что я заметила — это то, что она, должно быть, была сделана в ту же ночь, что и фотография, которой я обладала. Возможно, даже дубликат. Я взглянула на здание фабрики, возвышающееся на заднем плане, на вечеринку, бушующую внутри, а затем, как по традиции, пробежалась взглядом по каждому из улыбающихся подростков, позирующих впереди.

Голден, Рок, Джорен, Джада…

У меня перехватило дыхание, когда мой взгляд остановился на невысокой темнокожей девушке в больших круглых очках, стоявшей между Роуди и Джадой. Она казалась неуместной среди этой группы. Более того, что-то в ней казалось знакомым. Но я никак не могла понять, что именно.

Я перевернула фотографию, чтобы посмотреть, написано ли её имя на обороте, как раньше, но там было пусто. Я перевернула фотографию обратно и уставилась на её изображение, пытаясь понять, в чем дело, пока не заметила направление её взгляда.

Она была единственной, кто не смотрел в камеру. Её взгляд был прикован к Роуди.

Тридцать семь

Атлас покинула меня.

С тех пор как две недели назад я вернулся домой и обнаружил пропажу её вещей, я постоянно пытался игнорировать свои инстинкты — животного, бившегося в моей груди и требовавшего найти свою пару.

Атлас взяла только то, с чем вступила в отношения, что ещё больше подчеркивало её «пошел ты».

И все же я не стал её преследовать.

Теперь я прислушивался к другим инстинктам. Те, что требовали защитить её — даже от меня.

Поэтому я пил.

Я пил до тех пор, пока алкоголь не смыл все следы Джады, выкрикивающей те роковые слова мне в спину и отнимающей единственную хорошую вещь, которой, как оказалось, у меня никогда не было.

Да и не могло быть.

Все уже было.

Иисус.

Я смотрел в глаза Джады той ночью и знал, что она не лжет.

Конечно, она никак не могла понять с одной встречи, что Атлас — её дочь, тем более моя, но я знал, что она верит в то, что это правда. Она не просто рассказывала мне какую-то дикую чушь из ревности или злобы.

Джада действительно верила, что Атлас — та самая дочь, которую она отдала двадцать лет назад.

Я отвел её в бар на другом конце города, в Ист-Энде, где, как знал, не было шансов встретить кого-то из наших знакомых, и заставил рассказать мне все.

Джада призналась, что забеременела в пятнадцать лет и родители отправили её жить к тете — матери Деми — до того, как её беременность стала очевидной.

Она родила девочку и отдала её на удочерение в Осеоле, а потом вернулась домой как ни в чем не бывало.

Отношения Джады и Джорена уже тогда были настолько тяжелыми, что новость дошла до их родителей, поэтому, вернувшись в Айдлвилд, Джада просто сказала Джорену, что родители отослали её в надежде, будто расстояние заставит её забыть о нём.

Поскольку Джорен был прекрасно осведомлен о нелюбви её родителей к нему, он поверил каждому слову, и они возобновили отношения.

Через три года они поженились.

Прошло двадцать лет, но я все ещё помнил те месяцы, когда она ни с того ни с сего уехала жить к своей тете, чтобы вернуться меньше чем через год. Это был единственный раз, когда я смог посмотреть Джорену в глаза после того, как трахнул его девушку за его спиной.

Конечно, Джорен ничего не заметил, потому что был слишком занят, трахая всех девушек, кроме Джады, за её спиной.

Именно боль в сердце заставила Джаду посмотреть в мою сторону. Для утешения или мести — я не знал, и это меня волновало ещё меньше. Я был не лучше Джорена.

Даже хуже.

Я был эгоистичным засранцем, готовым трахнуть все, что попадется под руку, включая девушку моего лучшего друга.

И вот теперь, двадцать лет спустя, карма наконец пришла за мной.