Двадцать один

Я доел последний домашний блинчик с сиропом, затем встал и, сполоснув тарелку в раковине, засунул её в загруженную посудомоечную машину. Затем я повернулся лицом к хрупкой женщине, которая потягивала травяной чай и смотрела в окно.

— Ещё раз спасибо за завтрак. Уверены, что вам ничего не нужно до моего ухода?

Карина отмахнулась от меня рукой.

— Это меньшее, что я могу сделать за то, что ты составил мне компанию прошлой ночью, пока я спала. Ты очень милый молодой человек, но если бы я хотела, чтобы кто-то суетился вокруг меня, то сказала бы своей дочери правду.

Я усмехнулся, когда Карина назвала меня милым. Если бы она только знала, что её дочь с ней не согласится.

— Ничего страшного. Вы не должны оставаться одна в такое время.

Я заколебался, прежде чем сказать:

— Моя мама… э-э-э… я пережил нечто подобное, когда был в возрасте Атлас, и хотя это была моя вина, что она отгородилась от меня, меня убивало то, что я не мог быть рядом с ней.

С момента несчастного случая с моей мамой прошло уже немало времени, но вести разговоры об этом все ещё не нравилось.

Карина коснулась своего горла дрожащей рукой, давая моим словам проникнуть в её сознание.

— Мой муж болел несколько лет, прежде чем скончался, а моя дочь провела последний год учебы в школе, каждый день навещая отца в больнице, вместо того чтобы проводить время с друзьями и радоваться поступлению в колледж. Я видела, как свет в её глазах тускнеет с каждым днем, и я просто… не могу снова так с ней поступить.

— Это смертельно?

Она посмотрела на меня и грустно улыбнулась.

— Да.

Мой следующий выдох вырвался из меня вместе со словами:

— Мне очень жаль.

— Все в порядке. У меня была вся жизнь, чтобы смириться с этим, — она сделала паузу, а затем: — У меня та же болезнь, что и у мужа. Мы оба с ней родились. Вот почему мы… — чашка дрожала в руке Карины. — Вот почему мы никогда не хотели принимать как должное тот дар, который дал нам Бог. Атлас ярко светила нам в самый темный час.

— Это генетическое, — предположил я вслух. И тут же вдохнул, чувствуя себя так, словно у меня выбили почву из-под ног. — Атлас…

— Нет, — тут же ответила Карина. — Она совершенно здорова.

— Как, по-вашему, она будет чувствовать себя, если вы умрете в одиночестве, а она будет находиться за сотни миль и даже не подозревать, что вы болели? Она будет носить в себе это чувство вины до конца своих дней, Карина.

Мама Атлас только покачала головой — такая же упрямая, как и её вспыльчивая дочь.

— Это мой выбор, и, хотя я ценю это, Роуди, я знаю, что лучше для моего ребенка, — она поставила свою кружку и пересекла небольшое пространство между нами, зажав мою руку между своими гораздо меньшими. — Обещай, что не скажешь ей.

— Я…

— Обещай мне, Роуди. Я могу сказать, что ты заботишься о моей дочери, и, хотя разница в возрасте не вызывает у меня восторга, могу сказать, что ты хороший человек. Даже если ты сам в это не веришь.

Мои глаза слегка расширились, она понимающе улыбнулась и похлопала меня по руке.

— Я не была монахиней до того, как встретила отца Атлас. У меня была немалая коллекция плохих парней, и я узнаю их, когда встречаю, Роуди Рэй. У тебя на лице написаны проблемы.

Я сглотнул.

— А если бы я захотел… встречаться с вашей дочерью? — выдавил я. Я впервые признался вслух что действительно хотел от Атлас. Да ещё и перед её матерью. — Хотите сказать, что вы были бы не против?

— Нет, — честно ответила она. — Ты вдвое старше её. Ни одна мать не согласится с этим. А если бы её отец был ещё жив, я бы не смогла пообещать, что он не пристрелил бы тебя на месте.

Я ухмыльнулся, потому что сам поступил бы так же, будь это моя дочь. Сожаление поселилось глубоко в моей груди, и я вдруг пожалел, что не встретил Тайлера Бека.

— Но я знаю свою дочь, — продолжила Карина. — Она сильная. Упрямая и немного импульсивная, но она знает, чего хочет. Если кто и откусывает больше, чем может прожевать, так это ты, детка.

— Я бы не хотел, чтобы она была другой, — сказал я, широко ухмыляясь.

— Итак, мы договорились? — спросила Карина, её глаза были проницательными. — Ты не говоришь ей, что я умираю, а я даю тебе предварительное благословение на свидание с моей дочерью?

Я сглотнул, уже зная, что это плохая идея, но чувствуя, что хочу согласиться по своим эгоистичным причинам. Карина не могла ошибаться. Я не был хорошим мужчиной.

— Черт, — я тихо выругался. — Хорошо. Я соглашусь при одном условии.

— Каком?

— Время от времени вы будете звонить кому-нибудь, чтобы вас проверяли, и будете ходить к врачу.

Было видно, что она не собирается, вероятно, желая скорее ускорить свою смерть, чем продлить жизнь.

И без того слабые плечи Карины опустились ещё ниже.

— Роуди, боюсь, этот список будет очень коротким и печальным. Мы с мужем оба выросли в системе. И когда он заболел, не осталось места для сохранения дружеских отношений, — она грустно улыбнулась. — Боюсь, мне некому позвонить.

Я кивнул и слегка сжал её руки, когда она начала отстраняться.

— Тогда позвольте мне.

Карина нахмурилась, и я поискал в её чертах следы Атлас, но не нашел. Должно быть, Атлас была похожа на своего отца. Я попытался вспомнить его лицо на фотографиях в доме, но тут Карина спросила:

— Позволить тебе что?

— Быть рядом с вами. Я могу дать свой номер телефона. Если что-то понадобится, мне можно будет позвонить.

— Я не знаю, — она скептически посмотрела на меня. — Ты делаешь это только для того, чтобы получить доступ к моей дочери?

Я ухмыльнулся, глядя на эту резкую женщину, вырастившую Атлас.

— Я не могу сказать ей, что вы больны, помните?

Карина вздохнула, и я понял, что попал в точку.

— Тогда, полагаю, все будет в порядке.

— Отлично, — я быстро обнял её, прежде чем мама Атлас сделала шаг назад, а я достал ключи из джинсов и начал уходить.

— Может, ты пришлешь мне её фотографии? — спросила она, когда я уже почти вышел из кухни. — Чтобы я могла сама убедиться, что с ней все в порядке?

Я размышлял о своих дальнейших действиях всего несколько мгновений, прежде чем достать телефон. Я быстро просмотрел его, пока снова сокращал расстояние между нами, и когда нашел то, что искал, не позволил себе дважды подумать, прежде чем передать телефон и доказательства моей одержимости Карине.

Фотографий было много, но я выбрал наименее волнующую.

Это была фотография Атлас, стоящей у стойки регистрации и улыбающейся тому, что говорил человек на другом конце телефона, который она держала в руках. Помню, я почувствовал ревность, потому что она никогда так не улыбалась мне, а потом, не задумываясь, достал телефон и запечатлел этот момент для себя. Никогда бы не признался, сколько раз я ловил себя на том, что смотрю на неё, представляя, что эта улыбка предназначалась мне.

— Это было сделано через несколько дней после того, как она начала работать.

Взгляд Карины, казалось, впивался в дочь, прежде чем она сказала:

— Она похудела.

Я поднял брови, потому что понятия не имел об этом.

— Иногда она грустит, — сказал я Карине. — Она пытается это скрыть, но глаза выдают её.

— Она никогда не умела выражать свои эмоции. Предпочитала держать их в себе, за исключением любви. Атлас лучше всех умела заставлять почувствовать, как ты важен для неё, и она очень любила своего отца, — с грустью прошептала Карина.

— Она тоже вас любит, — напомнил я ей.

Конечно, Карина предпочла проигнорировать эту истину и просто пожелала мне счастливого пути обратно в Айдлвилд.