Взгляд Роуди искал мои глаза, и я поняла — он ожидал от меня не этого. Интуиция подсказывала, что Рок сдал меня Роуди. К этому времени я была уверена, что все Короли знают о смерти моего отца.

— Они трахались?

Я кивнула, и слеза вырвалась наружу, но я знала, что это не из-за Саттона и Сиенны. Их предательство стало ещё одним напоминанием о том, как одинока я была до появления Айдлвилда и Королей.

— Я уже жила в своем худшем кошмаре, когда вошла к ним. Они были всем, что у меня осталось, и они знали это, но всё равно… — я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. — Они всё равно сделали это со мной.

Видимо, чувства Саттона и Сиенны друг к другу были сильнее, чем их забота обо мне.

— Я не могла смириться с тем, что они ходят по кампусу вместе, улыбаются, счастливы и влюблены, как будто не переступили через меня, чтобы оказаться вместе, и я знала, что никто не будет скучать по мне, если просто исчезну, так что я так и сделала. Я бросила занятия, села в машину и поехала… сюда.

Это была правда — хотя и лишь часть её.

Я не стала упоминать о письме, которое привело меня прямо в центр их логова. Я получила его в тот же день, когда мне открылись глаза на предательство Саттона и Сиенны. Я помчалась в комнату в общежитии, которое делила с Сиенной, чтобы спросить у неё совета, и застала там свою лучшую подругу с третьего класса, стонущую и скачущую на члене моего школьного возлюбленного так, словно завтра не наступит. За все годы, прошедшие с тех пор, как Саттон лишил меня девственности, я ни разу не скакала на его маленьком и щуплом члене с таким энтузиазмом.

Я помнила, как стояла в недоумении, наблюдая за тем, как они трахают друг друга в моей постели, но больше ничего не запомнила.

В один миг я стояла в дверях, забыв о проклятом письме, упавшем на пол, а в другой — сжимала в кулаке волосы Сиенны, когда стаскивала её с моей кровати и моего мужчины. Должно быть, я вытащила её голое тело в коридор, где отлупила по заднице на глазах у всего общежития, потому что именно там я и оказалась, когда дымка рассеялась, и я поняла, что меня прижали к стене администратор и ещё две девушки с моего этажа, а мой парень последних четырех лет обнимал обнаженное тело Сиенны, защищая её.

Я помню движение его губ, когда он что-то кричал мне, но не слова. Я помню, как Сиенна рыдала, словно чертова жертва, а все, кто был свидетелем драки, смотрели на меня как на сумасшедшую.

Однако я не помню, как меня проводили в кабинет заместителя директора по вопросам жилищного хозяйства. Не помню разговора, который закончился тем, что мне запретили жить в кампусе за нарушение школьной политики по борьбе с насилием и дали три дня на то, чтобы собрать вещи, прежде чем вернуться в заброшенный склеп, который когда-то был домом моих родителей.

Как будто ярость и печаль заставляли меня отключаться, чтобы защитить себя от тех вещей, которые причиняли мне слишком сильную боль.

Наверное, я должна была быть благодарна за то, что меня не исключили совсем, но я всё равно забросила все занятия, так что к черту все эти положительные стороны.

Саттон и Сиенна теперь могли быть друг у друга.

Почему-то я знала, что Роуди не осудит меня и не будет смотреть по-другому, поэтому я выложила ему всё до мельчайших подробностей, а когда закончила, он не сказал ни слова. Он просто притянул меня к себе на колени на глазах у всего ресторана и поцелуями стёр мои слёзы.

— Почему это было худшее время в твоей жизни?

Я фыркнула и рассеянно проследила за черно-золотой медузой на его дорогом джемпере крупной вязки. Верхняя часть белой рубашки на пуговицах выглядывала из воротника, делая его похожим на парня, которого вы бы привели домой, чтобы познакомить со своим отцом. Вот только я так и не дождалась.

— А?

— Перед этим ты сказала, что уже жила в своем худшем кошмаре. Почему?

— О, — я не отрывала взгляда от его груди, чтобы вся глубина моей боли оставалась внутри, где она не могла меня убить. — Мой отец умер.

Немного погодя я добавила с горечью:

— Но ты ведь уже знал об этом, не так ли?

— Мечта.

Я качнула головой, уже понимая, чего он хочет.

— Посмотри на меня.

— Я не могу, — я всхлипнула, прежде чем обнять его за шею и спрятать там свое лицо. — Я так по нему скучаю.

Я чувствовала ровный пульс Роуди напротив своих губ. Это волшебным образом успокаивало агонию, рвавшуюся из моей груди. Мой отец был мертв, но Роуди всё ещё был здесь. Его руки обнимали меня, оберегая. Его руки растирали мою спину так нежно, что мои глаза затрепетали от удовольствия. Боже, как хорошо он пах. От отца тоже хорошо пахло.

— Блядь, я знаю, знаю, но мне нужно, чтобы ты посмотрела на меня, — мягко попросил он. — Ты можешь это сделать?

Я кивнула, но голову так и не подняла. Я оставалась на месте, где, как знала, была в безопасности от всего мира.

— Ну же, детка. Дай мне посмотреть в эти красивые карие глаза.

Неохотно я подняла голову, чтобы встретить его взгляд. Он обхватил моё лицо руками и большими пальцами смахнул слезы.

— Я бы скучал по тебе, — сказал он мне. — И если бы ты ушла, то последовал бы за тобой. Я бы нигде не хотел быть больше, чем на твоем бампере, Мечта.

— А вдруг я умру? — шутливо спросила я, чтобы разрядить обстановку.

Роуди не улыбнулся, выдержав мой взгляд.

— Даже тогда.

Я потрясенно вздохнула, когда обломки, которые раньше были моим сердцем, слабо зазвенели, словно желая собраться воедино.

— Хорошо.

Его сильная рука продолжала гладить мою спину, а другая держала за бедро.

— Как он умер?

— Серповидноклеточная анемия (прим. перевод. — это наследственная генетическая аномалия строения гемоглобина (переносящий кислород белок, содержащийся в эритроцитах), характеризующаяся наличием эритроцитов серповидной формы (в виде полумесяца) и хронической анемией, вызванной избыточным разрушением патологических эритроцитов.). Отец долго болел, прежде чем умер.

Я подумала, как далеко следует зайти, прежде чем добавила:

— И он, и моя мама были носителями.

Я ждала, когда этот подтекст закрепится в памяти, как это бывало в тех редких случаях, когда я рассказывала кому-то об этом. Я ждала, но Роуди, казалось, принял все как должное.

— Всё в порядке, если ты хочешь спросить меня, — прошептала я, когда молчание затянулось.

Роуди нахмурился.

— О чем спросить?

Я поджала губы, гадая, действительно ли это не пришло ему в голову или ему просто все равно.

— Если и я заболею, — я глубоко вдохнула. — Серповидные клетки — это генетика, Оуэн.

Он удивленно моргнул, но затем, похоже, быстро пришел в себя.

— Дерьмо. Прости, детка. Наверное, я просто переваривал.

Это было похоже на ложь, но я позволила себе промолчать.

— Всё в порядке.

Роуди закусил губу, а потом сказал:

— Ты же знаешь, что не обязана мне рассказывать, если не хочешь.

— Я знаю.

Я подождала немного, а потом произнесла:

— Я не больна.

Мне больше не нужно было гадать, волнует ли это его, когда я почувствовала, как его грудь опускается от облегчения.

— Полагаю, Тайлер и Карина решили, что вероятность того, что их дети унаследуют ген один к четырем, — слишком рискованно для них, чтобы заводить потомство, — брови Роуди снова опустились в замешательстве, когда он попытался расшифровать мой смысл, и я решила избавить его от страданий.

— Меня удочерили, Оуэн.

Роуди удивленно подпрыгнул на месте.

— В смысле? Ебать, — выдохнул он. — Я этого не знал.

Я неуверенно рассмеялась.

— Всё в порядке. С чего бы это?

Видимо, для Роуди всё это было слишком тяжело, потому что он потянулся через меня и взял свой бокал.

— Ты давно знаешь? — спросил он, осушив его.

— Нет, — я сжала руки на коленях. — Только после того, как папа оказался на смертном одре, и я попыталась пожертвовать свой костный мозг, чтобы спасти ему жизнь. Моя мать отказалась и никогда не говорила почему, как бы я ни умоляла. Она просто позволила ему умереть.