В общежитие пришел утром, прошагав, наверно, километров тридцать. Но большой усталости не было, только ноги гудели да жгло подошвы. В этот день меня ожидал трудный экзамен, и как я его сдал, не представляю. Хотелось спать, в голове все путалось.

Когда я сказал Рите, что шел пешком, она долго хохотала.

— Чудак! Почему же ты не остался у меня до утра?

— А разве можно было?

— Почему же нельзя?

— Что подумали бы твои соседи, увидев меня?

— Черт с ними! Пусть думают, что хотят! Мы не мешаем им дрыхнуть.

В следующий раз я был не таким беспомощным, но все же Рите было неинтересно со мной: она — зрелая, многоопытная женщина, а я щенок, дрожавший от волнения. Когда мы гуляли с ней по улицам, меня страстно влекло к ней, но когда оставались наедине в ее комнате, желание пропадало, и она поцелуями, ласками старалась его пробудить. А мне было стыдно чего-то. Неужели я не такой человек, как все? Что мне мешает? Как ловко получается у других! Сколько рассказов довелось мне услышать об этом в стенах разных общаг!

Нет, Рита не была женщиной, старавшейся развратить меня, неопытного юнца; она — самая обыкновенная женщина, у которой не получилась семейная жизнь, и она старалась ее наладить, но, возможно, немного торопилась. Она часто говорила об одиночестве, ее пугал возраст.

— Подумать только! — качала она головой. — Через какие-нибудь три-четыре года я буду старухой, и на меня уже никто не взглянет!

С каждой встречей я все больше привязывался к ней, но в то же время я ее и стеснялся. Не увидели бы нас вместе кто-нибудь из знакомых, особенно девушки, думал я. Что-то, несмотря на красоту, вульгарное было в ней, и я не показывался с ней на Невском, где обязательно встретишь приятелей.

Я знал, как бы крепко она ни привязала меня к себе, я ни за что не женюсь на ней. Но другие намерения были у Риты. Недели через три после нашего знакомства она вдруг заговорила:

— Как отнесутся твои родители, когда узнают, что у меня уже есть ребенок?

Я понял, куда она клонит.

— Мои родители далеко, и они никогда не узнают, потому что я им ничего не скажу.

— Ты не собираешься на мне жениться? — спросила она.

Я бы мог ее обмануть, пообещав жениться, но эта мысль была мне неприятна. Я сказал:

— Рита, я на тебе не женюсь.

— Разве я тебе не нравлюсь?

— Ты удивительная женщина! Но я не собираюсь жениться.

После этого разговора наши отношения круто переменились. Я еще раза два-три приходил к ней, но она стала уже холодной. О последней встрече мне неприятно вспоминать. Я домогался ее, а она отталкивала меня.

— Кто-то наврал тебе с три короба, — говорил я ей, — и ты поверила.

— Отойди! Ты мне противен! — резко сказала она.

Ее слова отрезвили меня.

— Прости, Рита. И до свидания.

Она искоса недоверчиво посмотрела на меня, а потом протянула руку.

— До свидания. Не обижайся.

Я пожал ее небольшую сильную руку, повернулся и ушел. Некоторое сожаление было во мне: слишком быстро мы расстались. Но, возможно, и к лучшему. Кто знает, куда привело бы меня это увлечение. Мне надо учиться, сессию я чуть не завалил.

После четвертого курса я приехал на каникулы к своим родителям. Есть небольшие уютные городки в срединной России с преобладанием женского населения, потому что еще с конца прошлого века строили в них текстильные фабрики. Ритм здесь неторопливый, люди никуда не спешат, жить, может быть, и не совсем хорошо, но отдыхать приятно. В таком городе и обитали мои старики, у которых я давно не был.

Я загорал и купался, гулял по улицам, смотрел на женские лица, и меня удивляла их красота. Здесь не было обилия типов, что можно наблюдать в больших городах, тут преобладал один, чисто русский, крестьянский: русые волосы, большие голубые глаза, открытое лицо.

Однажды я шел на реку купаться. Солнце, такое бывает только в маленьких городах, как туманом наполнило улицы, площади и скверы. Верхушки огромных старых деревьев терялись в небе, в сизом солнечном свете все предметы немного расплывались, а звуки были отчетливы и чисты. Взлетев на забор, прокукарекал петух, проехала машина, и пыль лениво поднималась из-под колес. На всем лежала утренняя дрема, все еще только просыпалось, хотя солнце успело подняться высоко и залить землю своим светом.

Впереди меня шли две девушки в легких платьях. Вначале я почти не смотрел на них, а потом задержал взгляд на стройной, с немного приподнятыми вверх плечами девушке, шедшей слева. Та, что шагала справа, тоже была стройной, но вся ее фигура пышела крепостью, здоровьем и оттеняла хрупкость соседки. Солнце играло на волосах девушек, светло-русых — первой и более темных — второй. Они о чем-то разговаривали и смеялись. Я глядел на них, и вдруг девушка со светлыми волосами оглянулась, видно, почувствовав на себе мой взгляд. Лицо иногда оказывается не таким, каким ожидал его увидеть, и в душе появляется сожаление. У этой девушки лицо было овальное и нежное. Вся она похожа на молодой стебель, только что выросший из земли, — прямой и удивленный. Ее большие глаза несколько секунд внимательно рассматривали меня, и я с удовольствием отметил, что мое лицо ей тоже понравилось. Но, возможно, дело было не в лицах, а в настрое наших душ. Я увидел, как изменилась ее походка. Такие девушки нечасто встречаются в маленьких городах, где народ прост, приземлен и крепок.

Настал черед оглянуться ее соседке, Посмотрев на меня, она засмеялась. По-видимому, она была очень смешливой, да и лицо у нее круглое, веселое, задорное. Девушка сразу поняла, что мне понравилась не она, а ее подруга, слегка толкнула плечом и сказала ей об этом, потому что та вдруг вспыхнула, отрицательно покачала головой и снова обернулась ко мне. В ее глазах было смущение. Как много без слов может понять человек!

Я думал, что они тоже идут купаться на реку, где и собирался с ними заговорить, но они свернули в сторону. Знакомиться утром на пыльной дороге как-то неудобно, и я глядел, как они удаляются от меня.

Я знал, где их найти, и вечером пошел в парк на танцы. Они в нарядных платьях стояли у танцевального круга, сумрак скрадывал их лица и фигуры, а вокруг шумела огромная толпа. Я поздоровался с ними как со старыми знакомыми и пригласил на танец девушку со светлыми волосами, причем ее смешливая подруга фыркнула в ладонь. Надо было с чего-то начинать разговор, и я совсем не остроумно спросил, почему смеется ее подруга.

— Зоя всегда такая веселая, — ответила девушка.

— Так, значит, ее звать Зоя? А вас?

— Фаина.

Имя прозвучало для меня музыкой. Я назвал себя. Сблизиться с человеком, который тебе даже очень нравится, не так-то просто. Во всяком случае, я всегда знакомился с большим трудом. Только, может быть, с Ритой получилось легко, но тогда я играл не свою роль. Какое-то внутреннее сопротивление я чувствовал сейчас в себе. По-видимому, тоже было и в Фаине, уж очень напряжена она была.

Потом я танцевал и разговаривал с Зоей. С ней все проще, но ни у меня к ней, ни у нее ко мне не было никакого интереса. Поздно вечером я проводил девушек домой. Мы договорились встретиться на другой день и поехать куда-нибудь на велосипедах.

Лето стояло жаркое, почти без дождей. После смены девушки (обе они работали на текстильном комбинате) заезжали за мной на велосипедах. Я тоже садился на велосипед, и мы ехали, куда глядят глаза, вначале тенистыми улицами города, затем выезжали на проселочную дорогу, иногда удалялись километров за двадцать от города.

Места были очень красивые — пологие холмы, поросшие лесом, неглубокие овраги, поля, река с тихими заводями, где можно купаться, и надо всем этим огромный купол неба с медленно плывущими белыми облаками. Когда облака находили на солнце, округа хмурилась, становилась печальной, но обычно облака шли, не задевая солнца, и все тонуло в синем воздухе лета, дальний лес почти сливался с горизонтом, овраги точно наполнялись туманом, взбиралась вверх по склону холма дорога, и хотелось без конца идти, ехать по ней и чувствовать позади себя учащенное дыхание девушек.