Встречались они на одном и том же месте — на опушке леса у старого раскидистого дуба, который Юрий помнил с детства и который за это время почти не изменился. Обычно Морозов приходил намного раньше, шел в глубь леса, искал грибы или, замерев, слушал тишину. Лес хранил их тайну. Он был добрый и мудрый, этот лес, как столетний старик, знал наперед, что у них будет, но до поры до времени укрывал их от чужого глаза.

Морозов смотрел на часы и спешил назад. Иногда Татьяна уже ждала его, прислонившись к дубу. Но чаще он сам прижимался к стволу спиной и глядел на дорогу, ведущую в деревню. Вон она показалась из-за угла дома и идет к нему, держа на согнутой руке небольшую корзину. Она приближалась, и Юрия все сильнее охватывало волнение. Все в ней его трогало, даже заколка в волосах.

Только однажды он подумал, зачем нужна она ему теперь? Почему он стоит здесь, боясь, чтобы никто их не увидел? Ему захотелось убежать и спрятаться. Она была наблюдательной и, подойдя к нему, почувствовала это. Ее лицо сразу стало скучным. Но так было только раз.

Встретившись, они шли, куда глядели глаза, — лесными тропинками, опушкой леса, берегом реки, краем овраги. Все места хорошо знакомы с детства, они словно искали забытые здесь чувства, искали самих себя.

— Родители меня спрашивают, почему я грибов не приношу. Другие таскают бельевыми корзинами, — смеялась Татьяна.

— Сегодня надо набрать, — говорил Юрий.

Устав, они садились в укромное место на разостланный Морозовым пиджак.

Она много рассказывала о себе.

— Почему у нас тогда все так получилось? — спрашивала Татьяна и начинала рассуждать. — Нет, ты не виноват. Виновата я. Может быть, я тебя мало любила? Нет, я любила, сильно любила. Но эта разлука… Понимаешь, девушка по-другому все воспринимает. Она должна торопиться, спешить, иначе может остаться одинокой на всю жизнь. Мне тогда так казалось. И тут рядом со мной появился человек, которому я очень нравилась. Я сама от себя не ожидала этого. Вышла замуж, не подумав, не оглядевшись.

Началась семейная жизнь. Я к ней относилась очень серьезно. Родился ребенок. Но трудно притворяться, что ты любишь, когда на самом деле совсем равнодушна к человеку. Он это видел. Начались упреки, ссоры. Жизнь с каждым годом делалась невыносимой, и мы разошлись.

Почему опыт приходит так поздно? Теперь я бы готова ждать десять, двадцать лет. Жизнь всегда отплачивает человеку за все.

Они говорили обо всем, только будущего не касались.

Вставали и шли, если было еще рано, дальше, а если поздно — возвращались назад. Иногда они заходили в соседние деревни, где их не знали, и брели по тропинке мимо домов, глядя на палисадники и на окна, заставленные цветами. Заглядывали в колодец и опускали ведро. Подняв наверх, припадали губами и пили через край студеную воду, проливая себе под ноги. Им доставляло радость видеть и прикасаться ко всем предметам, с которыми было связано детство и юность.

Порою они уходили так далеко, что вечер заставал их в поле или лесу.

Их все же кто-то заметил, и дома у Морозовых разразился скандал. Мать требовала, чтобы Юрий немедленно возвращался назад в город.

— Езжай, нынче же езжай!.. Я тебе не находила жены, ты ее нашел сам! Значит, обязан жить! А ребенок? Что он, сиротой будет? — криком кричала она.

— С чего ты, мать, взяла, что я хочу их оставить? — спрашивал Юрий.

— Что было между тобой и Татьяной — то быльем поросло! — твердила мать свое. — Ты не должен был теперь ее видеть. Она бросила мужа и ищет другого. В два счета может тебя обротать.

— Со мной-то это не так просто. У меня есть воля.

— Я ей плюну в лицо!

— Мать, ты не сделаешь этого! — напугался Юрий.

— Я ей все прямо в глаза выскажу!

— Успокойся. Я завтра уеду. Только, ради бога, ничего не делай.

Мать, конечно, права: он не должен был с ней встречаться. Ему всегда казалось, что он любит свою жену; Юрий и в мыслях не держал, что между ними может что-то произойти. Разлюбил ли ее — он не знал. Но он забывал ее, проваливаясь памятью в прошлое, забывал, гуляя целыми днями по лесу. Порою Морозов чувствовал, что воля его как бы парализована, он уже не владеет собой. Ему было хорошо с Татьяной, пропадавшей где-то целых тринадцать лет, уже умершей для него и вот неожиданно воскресшей. Значит, не случайной была юношеская любовь, раз их снова потянуло друг к другу.

Если бы она что-то требовала от него… Похоже, она не надеялась ни на что, живя минутой счастья, по которому так долго скучала. Какой он оставит ее? Еще более несчастной, готовой наделать новых ошибок?

Она была его первой любовью. Чувство к ней, похожее на светлое легкое облако, он носил в груди. Оно грело его, когда он вспоминал свою жизнь. Теперь то прежнее чувство заслонило другое, мучительное, тяжелое.

Мать точно осветила вокруг ярким светом. Она горячилась из-за любви к сыну, оберегая созданную им семью.

Вечером, когда они сидели на бревнах, Морозов сказал, что завтра уезжает. И сразу темнота сгустилась вокруг них, и одинокой показалась береза, под которой они сидели.

— И мне скоро уезжать, — ответила Татьяна, помолчав.

— Хорошее было лето.

— Да, очень хорошее. Я долго буду его вспоминать.

Сейчас они сделают несколько шагов в разные стороны и снова исчезнут, пропадут друг для друга. Когда они встретятся и встретятся ли? Хотелось задержать время, побыть еще немного вместе. Они глядели друг на друга, чтобы запомнить, но темнота скрывала их лица.

Юрий взял ее за руку у локтя и потянул к себе, и она с готовностью прижалась, уткнув лицо в его плечо. Ее грудь вздрагивала. Он и сам бы плакал, если бы мог. Но звезды на небе все равно дрожали, как будто в его глазах стояли слезы.

Они оторвались друг от друга, и сразу ему в лицо подул холодный ветер осени.

Родные места Морозов всегда покидал с сожалением. Но мысль о том, что через год он вернется, успокаивала его. Жалко было оставлять старуху-мать. Что она будет делать долгими осенними и зимними вечерами одна в большом доме, когда в окна хлещет дождь или пурга бросает пригоршни снега?

Нынешний отъезд не походил на предыдущие. Ему казалось, что он жил полной жизнью только здесь, на этих полевых дорогах, в осиновых и березовых лесах, и Юрий отрывал себя от них, как отрывают присохшую повязку с больного места.

Станция была в двенадцати километрах от деревни. Морозов стоял на платформе, залитой солнцем, с чемоданом у ног и ждал поезда. Он думал о том, что через несколько дней Татьяна тоже будет уезжать отсюда, встанет на это же место и, конечно, вспомнит его.

Подошел поезд. Юрий пропустил всех вперед, едва успел войти, как поезд тронулся. Он остался стоять на площадке, отсюда, представлялось ему, будет ближе к тому, что покидал. Железная дорога огромной дугой огибала те места, по которым он недавно бродил с ней.

Глядя на жизнь Егора и Марьи, вначале можно подумать, что между случайными людьми может быть больше уважения, чем между мужем и женой, прожившими вместе три десятка лет. Редкий день Марья не срамила Егора: он и бездельник, и пьяница, и такой-сякой, хотя Егор не был ни бездельником, ни тем более пьяницей. Ругать мужа для Марьи стало привычкой, и она придиралась к каждому пустяку: то оставил грязный след на полу — совсем не ценит ее труд, — то не тех дров принес — и уж коли расходилась, то останавливалась не скоро, и слышно было через два дома, как она честит Егора. Марья искренне полагала, что ежели мужа не ругать, то он испортится. Жизнь, можно сказать, только и держится благодаря ее ругани, ведь мужики такой народ, что ничего без баб не могут, за ними нужен глаз да глаз.

Егору уже далеко за пятьдесят. Небольшого роста, худой, со светлыми редкими волосами на черепе, голубыми глазами, курносый, он похож на подростка, хотя лицо и изборождено морщинами. Вынослив он необыкновенно и может целый день, с раннего утра до позднего вечера, работать топором, таскать воду, делать самую тяжелую работу.