Я пытаюсь удержаться и подтянуться. Сил не хватает. И вдруг — Менке! Хватает меня за руку и пытается поднять.

Мой милый добрый мальчик. Ну почему это должен быть ты? Почему не кто-то другой, на кого мне плевать? Провались всё пропадом, но я обязана защитить тебя.

Я хватаю его за руку. Смотрю прямо в глаза. Надеюсь, он увидит то, что я так тщательно пыталась скрыть все эти годы.

— Прости, — говорю. — Так нужно. Я люблю тебя.

И тяну его вниз. Отпускаю руки. Вот мы оба летим в пропасть. Дея рассчитала, что он выживет. Да и я тоже.

Я падаю на песчаную подушку. Дальше качусь по склону вниз, поднимая пыль. Я не вижу Менке — не до того.

Наконец, я останавливаюсь. Тело отказывается двигаться. К нам подъезжают роботы. Я еле разлепляю глаза и рассматриваю того, что склонился надо мной.

— Как Менке?

— Он жив.

Я закрываю глаза и расслабляюсь. Вот и славно. Всё прошло идеально. Что дальше? Попробовать встать и изображать сумасшедшую? И пусть роботы меня уведут?

Я кое-как переворачиваюсь на живот. Отталкиваюсь от земли. Поднимаюсь.

Два робота кладут Менке на носилки. Зачем это? Что случилось?!

Преодолевая слабость, я хромаю в сторону роботов. Что с моим сыном? Что не так? Не дойдя шага до роботов, я замечаю, что верхняя часть его лица залита кровью.

— Ааааааа! — кричу в отчаянии. — Менке!

Я бросаюсь к нему, но роботы останавливают меня. Не дают даже коснуться. Не дают обнять.

— Пустите! — приказываю. — Отпустите! Что с ним?!

— Его жизни ничто не угрожает, — холодно говорит один из роботов. — Прошу вас, госпожа Должинова, успокойтесь. Вероятно, господин Рамаян задел лицом один из стеклянных осколков, оставшихся от автомобиля. К сожалению, он лишился глаз. Но это поправимо. Мы вставим ему искусственные.

Силы покидают меня. Ноги подкашиваются. Роботы удерживают меня от падения. Но я всё равно медленно оседаю на землю, и они позволяют мне опуститься. Я смотрю, как Менке на носилках кладут в небольшой фургон. Несколько секунд — и его увозят прочь. В Москву. Туда, где ему предстоит жить дальше с ублюдком-отцом.

Я закрываю лицо руками. Чувствую, как боль вновь стремится выплеснуться слезами. В который уже раз?

— Он никогда меня не простит, — говорю.

— Ты помнишь, что капитан говорил о своей матери? — спрашивает Дея.

— Он любил её.

— Именно.

— Я ненавижу тебя. И себя тоже.

— Ты всё сделала правильно. Ты молодец, Ума. Всё повторилось даже точнее, чем я ожидала. Не беспокойся о его глазах. Это малая цена за возрождение капитана.

— Тебе не понять. — Слёзы текут, но плача нет. На него не хватает сил. Влажные слова цедятся из меня по капле. — Ты не носила его в утробе. Не рожала. Не ты воспитывала его одиннадцать лет. Я исполнила свою роль. Я больше тебе не нужна. Пожалуйста, убей меня.

— Я не могу.

— Почему? Пожалуйста, сделай это. Иначе я не вынесу.

Я обнимаю себя руками за плечи. Холодно. И больно. Хочется биться головой о землю, пока не разобью её в кровь. Пока не потеряю сознание и не умру. Лучше небытие, забвение, чем это слишком тяжёлое чувство. Я с самого начала знала, что грядёт. Оказывается, разум не всегда согласован с сердцем. Знает ли Дея? Понимает ли она людей? Нет. Чтобы понимать людей, надо быть человеком. А она — богиня. Высшее существо. Не то, что я — её жалкая аватара.

— Я не могу убить тебя, Ума. Даже не проси. Неужели ты забыла? Капитан велел мне спасти человечество, а значит спасти каждого человека. Я не могу просто так отнять жизнь. Какова бы ни была причина.

Я замираю. Точно. Но если так, то неужели...

— Ты что же... — Мне тяжело говорить. — Ты блефовала? Ты бы не убила Менке?

— Нет.

Коротко и сухо. Зато доходчиво. И настолько просто, что я невольно ухмыляюсь. А потом и вовсе заполняюсь смехом, который бесконтрольно выливается из горла. Ну конечно! Одиннадцать лет в человеческом теле сепарировали меня от Деи. Я забыла собственную мораль.

Меня разбирает истерика. Я продолжаю хохотать, скребу ногтями рассыпанный вокруг песок. Как легко оказывается обмануть человеческое сердце. Вот почему Дея совершенна — она не слепнет от эмоций.

Я бьюсь головой об землю. Сознание сотрясается, мир идёт кругом. Я кричу.

Я пытаюсь удариться снова, но меня кто-то хватает и поднимает на ноги. Роботы. Ну разумеется.

— Успокойся, Ума. — Как эта дрянь может оставаться такой холодной? — Я перенесу тебя в кибертело. Это поможет пережить боль.

— Катись в ад! — кричу. — Я тебя ненавижу! Зачем я только согласилась?! Аааааа!

Но богиня остаётся глуха к моим чувствам.

У богини нет чувств.

После эмошки Проснувшийся очнулся не сразу. Сначала он ещё некоторое время плыл по потоку теклана сквозь коллективные образы всех роботов и киберлюдей, прежде чем вспомнил, кто он вообще такой, и, наконец, открыл глаза. Он всё ещё лежал в своей раскопанной могиле, а над головой раскинулось усеянное блёстками звёзд ночное небо.

Кто он? Менке Рамаян? Рама Вишан? Кто-то третий? Увидев два эпизода собственной жизни мамиными глазами, он совсем в другом ракурсе смотрел вообще на все произошедшие события. Неужели всё фальшивка? Неужели каждый шаг кто-то заранее предопределил и просчитал? Хоть раз в жизни сделал ли он по-настоящему свой выбор?

Что же получается, у него не только искусственное тело, но и искусственная душа? А жил ли вообще такой человек, как Менке Рамаян, или он всего лишь чья-то выдумка, сущность вроде тульпы?

Он посмотрел на свои руки. Вот он есть сейчас. Он двигается, видит, слышит. Думает. Прошлое осталось позади, а будущее не определено — есть только здесь и сейчас. А потому так ли важно, делал он выбор сам или его к нему подталкивали?

Ведь если вдуматься, то каждый человек в мире несвободен. Каждое действие заранее предопределено характером, общественным устройством, окружением, настроением. Просто в его случае всё это обыграли таким образом, чтобы добиться от него конкретного результата. В чём-то так даже лучше. По крайней мере, это сделало его тем, кто он есть, а он себе очень нравился.

Ему бы ненавидеть эту Дею, но как можно ненавидеть того, кто тебя вырастил, воспитал, всю жизнь присматривал за тобой, заботился и направлял, пусть и чужими руками? Напротив, он испытывал благодарность. И ему не терпелось, наконец, встретиться с ней.

Проснувшийся выбрался из могилы. Роботы, раскопавшие её, по-прежнему стояли здесь.

— Закопайте-ка моё тело обратно, — велел Проснувшийся.

Роботы без промедления принялись исполнять приказ. Странно, сейчас он смотрел на них совсем иначе. Он больше не видел бездушных тупых гердянок, теперь они представлялись ответственными и исполнительными работягами.

На горизонте догорали сумерки. Проснувшийся прощупал взглядом местность вокруг. Несмотря на отсутствие освещения, его глаза прекрасно видели в темноте. Он двинулся к выходу с кладбища, а когда почти дошёл до железных ворот, из-за них ему навстречу вылетела Зевана, да так быстро, что ненароком чуть не сшибла с ног.

Она остановилась в полушаге от него и таращилась, будто увидела дракона.

— Менке... — тихо прошептала она, протянула руку и коснулась его щеки. — Это правда ты...

— Это правда я, — подтвердил он и улыбнулся.

Из-за ворот показалась и Нане. В отличие от осторожной Зеваны она не стала сдерживаться, а сразу бросилась к Проснувшемуся и заключила его в объятия.

— Прости! — Сестра тут же заплакала. — Прости меня, пожалуйста! Я не хотела причинять тебе боль. Мне так жаль...

Он обнял её в ответ и погладил по голове.

— Всё в порядке, Нане. Я не злюсь на тебя.

Она подняла на него заплаканные глаза.

— Правда?

— Правда. Вообще-то я хочу сказать вам обеим «спасибо». Мама оставила мне эмошку, из которой я многое узнал. И теперь я понимаю, через что вам пришлось пройти. Я...