Смотрю на свою руку. Тошнит. Исторгаю из себя беззвучный крик. Тело порывается вскочить, взмыть на второй этаж, схватить Менке, собрать вещи, уехать. Убежать. Только куда? На всей планете нет спасения, нигде не безопасно, нигде не укрыться. Я заложница заранее определённой судьбы. Как и все.

Меня окружают выцветшие обои и облупившиеся от времени стены. Старые половицы скрипят, когда на них наступаешь. Столы исцарапаны. За одиннадцать лет дом превратился в развалину, которую вот-вот снесёт очередное дуновение ветра. Всё здесь липкое, мерзкое, сырое. Ненавижу.

Слышу, как раздражающе тикают часы. Секунды складываются в минуты. Минуты обращаются в час. А я просто сижу всё это время за столом. Думаю. Договариваюсь с совестью.

Слышится топот ног, сбегающих по лестнице. Радостный, весёлый, солнечный Менке бежит ко мне. В руках у него лист бумаги. Видимо, хочет показать рисунок.

— Мама, смотри! — восторгается он. Протягивает мне лист.

Я беру его и смотрю на рисунок.

Сердце на мгновение замирает, а затем стучит вновь с небывалой силой. Его удар больно бьёт изнутри по грудной клетке. Это что, я? Как красиво. В зеркале я вижу совсем другое. В глазах Менке я словно богиня. Очень красивый портрет, даже не верится.

Искренняя благодарность так и просится на волю. Мне бы сказать, как сильно я его люблю, и как счастлива. Но плотно сжатые губы никак не размыкаются.

Я должна держаться роли строгой и холодной матери, которая не поощряет пустую трату времени на подобную чушь. Я не должна проявлять любовь и заботу. Но мне не хватает сил сделать необходимое. Поэтому я просто убегаю прочь и запираюсь в ванной.

Я прислоняюсь спиной к двери. Сползаю по ней на пол. Из груди рвутся наружу рыдания, капельки слёз скатываются по щекам. Я откладываю рисунок в сторону. Роняю лицо в ладони.

— Я не могу, — говорю в пустоту. — Я не могу...

— Ты должна, — отвечает мне голос Деи. — Вернись и порви рисунок у него на глазах. Скажи, что вышло плохо.

— Не могу. — Я отрицательно мотаю головой. — Не заставляй меня.

— Рама Вишан не рисовал.

«Ну и что?!» — хочется воскликнуть. Но я молчу. Почему я вообще делаю это? Плевать на Дею. Плевать на всё. Рама Вишан давно умер, а Менке жив и у него всё впереди. Он мой сын. Я не стану ломать его.

Мои плечи сотрясаются от рыданий. Лёгкие горят огнём. Нос не дышит, перед глазами всё плывёт. Я смотрю на полоток, на котором давно поселилась неубиваемая чёрная плесень. Проходит минута, и я немного успокаиваюсь. Внутри зреет решимость.

— Нет, — отвечаю Дее. — Я этого не сделаю.

— Ты разве забыла нашу миссию?

— Это твоя миссия. Не моя.

Я встаю, подхожу к раковине и умываюсь. Вытираю лицо полотенцем.

— Я больше не хочу продолжать, — говорю. — Всё это неправильно. Менке — не капитан. Я не отниму у него собственную жизнь и душу ради возрождения давно почившего человека.

— Неужели ты больше не любишь Раму?

— Люблю. Но и Менке я тоже люблю. Интересы живых превыше интересов мёртвых, Дея. Но тебе этого не понять, потому что ты не человек. А я поняла. Он останется здесь, со мной. Завтра ничего не случится.

Я подбираю рисунок Менке с пола. Смотрю на него с улыбкой. Отныне я больше не надену маску. Я покажу ему свои подлинные чувства.

— Ты уверена? — спрашивает Дея.

— Уверена.

— Что ж. Тогда я убью его.

Моя рука замирает на полпути к дверной ручке.

— Ты не посмеешь...

— Ума, я создала тебя для выполнения определённой задачи. Если ты отказываешься её выполнять, то ты мне больше не нужна. И Менке тоже не нужен, если ты собираешься сорвать всю миссию. Мне придётся убить и Зевану с Нане, которых я уже отправила на место. Ничего, у меня полно времени. Подожду ещё и повторю всё заново.

Я не могу пошевелиться. По спине пробегают мурашки, волосы встают дыбом. Ощущение, будто над головой занесён топор палача. Плевать на мою жизнь. Но Менке...

И ведь она сделает это. Дея всегда добивается своего.

Я сжимаю кулак и бью в стену. Лицо искажается в яростной гримасе.

Как она смеет! Ведь мы одно и то же! То, что я сейчас в человеческом теле не значит, что я перестала быть собой. Я богиня, мать всех людей! Я построила этот мир! И я имею полное право решать за себя.

Я усмехаюсь. Бесполезно. Мне не переубедить себя, я знаю. Я лишена власти. Вот значит, каково это — бессилие. Ужасно болезненное чувство.

Я вновь смотрю на рисунок. Выбора нет. Но никто не запрещал мне небольшое жульничество.

Я подзываю с помощью нейрокома домашнего робота-слугу. Приоткрываю дверь. Отдаю ему рисунок.

— Сделай точную копию и принеси её мне, — велю я. — Оригинал положи в ящик в моей комнате.

Робот отправляется исполнять задание. Дея молчит. Она поняла мой замысел и, судя по всему, не противится. Спасибо и на том.

Через минуту робот возвращается. Я беру копию рисунка Менке и внимательно рассматриваю. Превосходно. Если не вглядываться, то и не отличишь. Выхожу из ванной и иду обратно на кухню.

Менке сидит за столом и что-то читает на сенсбуке. Я подхожу к нему. Смотрю на него сверху вниз, как судья на приговорённого.

— Плохо вышло, — говорю я. — У тебя совсем нет таланта к рисованию.

И рву копию рисунка прямо у него перед носом. Прости, сын. Это ради тебя. Ради твоей жизни. Ради твоей судьбы. Придёт время, и ты обретёшь свободу. Но сейчас... Прошу, выдержи это. Переживи, переболей. Стань сильнее и выносливее.

Я смотрю на Менке. Он явно ошарашен, вот-вот расплачется. Открыл рот, не в силах ничего сказать, ничего возразить. Прости, прости, прости... Я не хотела.

Я не выдерживаю этого взгляда, полного разочарования, гнева, страха. Взгляда, в котором застыл немой вопрос: «Почему?». Я разворачиваюсь и ухожу, забирая обрывки рисунка с собой. Ещё миг — и я вновь разрыдаюсь. Ему нельзя видеть. Сегодня я спасла его, но какой ценой?

Впрочем, завтра мне придётся заплатить куда больше.

Одиннадцать лет не сидела за рулём. А тело всё помнит. Пусть машина старая, движок уже барахлит, но оно к лучшему. Менее рискованно.

Я еду по просёлочной дороге к Песочному Холму. А пока внутренне собираюсь с духом. Как же тяжело повторить то, что совершила Лейла Мустафина. Ей всё наверняка далось проще — шизофрения. Но я в здравом уме. И это самое страшное.

А вот и горка. Дорога забирает вверх, петляет между деревьями. Менке стоит где-то там, у края. Именно там, где он мне и нужен. Молю, хоть бы он не сильно пострадал. Пусть лишь я одна за всё заплачу.

А вот и он. Стоит у обрыва. Выжимаю педаль газа до упора, чтобы напоследок разогнать автомобиль. Что же ты стоишь и смотришь, дурень?! Отбегай!

Я открываю дверь и выскакиваю из машины, катясь по земле и глотая пыль. Менке в последний миг отпрыгивает в сторону. Умничка! Раздаётся оглушительный грохот рухнувшей машины. Теперь самое сложное.

Я достаю нож. Кричу, не в силах сдержать внутренней боли. Бросаюсь на Менке. Неужели мне и правда придётся ударить его?! По-настоящему, иначе он не поверит. По лицу и глазам вижу, что он в ступоре. Очнись! Я же собираюсь убить тебя! Неужели тренировки с Аланом Гаджиевым ничего тебе не дали?

Я опускаю нож, но целюсь так, чтобы он не задел важных органов. Менке приходит в себя. Он наотмашь бьёт по моей руке с ножом. Молодец! Специально разжимаю пальцы, чтобы тот отлетел в сторону. Пусть Менке думает, что выбил его.

Я наваливаюсь на сына сверху, хватаю за горло и душу. Да, так лучше. Как только он отключится, я отпущу его. Надеюсь, Дее этого хватит. Он брыкается. Пытается вырваться, хватает за руки.

Ох! Менке упирается ногами мне в живот, приподнимает меня с земли и просто скидывает с себя! Какая сила! А ведь я даже не поддавалась. Горжусь им, но не показываю этого. Нужно завершить дело.

Он закашливается, а я вновь бросаюсь на него. Менке откатывается в сторону, а я спотыкаюсь о его ногу. Ах, беда! Меня несёт вперёд, я пытаюсь упасть, но поздно. Моё тело перекатывается за край обрыва. Я еле-еле успеваю схватиться за траву. Нет, нет! Только не это! Я же так упаду — и конец делу. Только бы Дея его не убила. Только бы он не платил за мои ошибки.