— Идёт. — Ден кивнул. — Как окажемся там, продолжим нашу развивающую войну. Жаль, конечно, что ты не видишь бессмысленности существования жизни, но это не твоя вина. Всем обычным людям свойственно цепляться за своё бытие, как за нечто имеющее высшую ценность, хоть это и не так, ведь в масштабах вселенной мы всего лишь горстка пыли. Страдающая горстка пыли.

— Я никогда не приму такую философию. Если жизнь во вселенной появилась, значит, таков порядок вещей. По какой-то причине разум нужен.

— Когда вселенная погибнет, умрёт и всё в ней пребывающее. Исчезнем мы сейчас или через несколько миллиардов лет — какая разница?

— А что, если разум переживёт гибель вселенной?

— Маловероятно. Люди склочны, мелочны, глупы. Им не развиться до такой степени.

— Миллиарды лет, Ден. Миллиарды. Человечество — всего лишь ребёнок. Дай ему время.

— Люди убьют себя гораздо раньше.

— Ты просто озлобленный на весь мир мальчишка. И из-за собственной боли хочешь отыграться на всех вокруг. Прекрати. Лучше сходи к психологу.

Ден резко и угрожающе вскочил со своего кресла. Менке тоже поднялся, расслабленно и спокойно. Они стояли, злобно глядя друг на друга, и ни один не превосходил другого даже в росте. Невидимая катана на поясе давала Дену преимущество, но Менке по дороге успел поверхностно ознакомиться с нейрограммой Психа и знал, что способен противостоять даже такому оружию.

— Ты ничего про меня не знаешь, Рамаян.

И вновь по фамилии. Менке уже отметил, что когда Ден оттаивает, чувствует скорее дружеские чувства, то зовёт его по имени. А сейчас маятник качнулся в противоположную сторону. Менке понял, что затронул какую-то больную тему, наступил на рану. Интересно, что мучает Дена?

— Я знаю, что ты собственную мать превратил в зомби, — сказал Менке, внутренне готовясь к драке.

— Она жива. — Ден крепко сжал кулаки, его рот исказила гримаса гнева. — Жива, Рамаян. Как бы ты поступил, если бы умерла твоя мать, а? Оставил бы всё как есть или постарался сделать всё возможное, чтобы это исправить? Наноботы сделали первое — вернули её к жизни. Со временем она придёт в норму.

— Это не норма. Она — овощ.

— Сказал же, дай время! Она оклемается! А вякнешь ещё хоть слово, я тебе голову снесу.

Рука Дена легла на невидимую рукоять. Менке еле-еле разглядел лёгкое искажение в воздухе, да и то лишь сосредоточившись. Однако ударить кулаком быстрее, чем вытащить меч из ножен — впрочем, лучше не сомневаться в мастерстве Дена.

— И с кем ты тогда поедешь штурмовать Златоград? — Менке усмехнулся. — Расслабься. Я свою мать почти шестнадцать лет не видел. Она меня вообще убить пыталась. Отец избивал, а сестра, которую я искренне любил, в итоге предала. Так что не уверен, что вписался бы за кого-нибудь из родственников.

— Сестра? — Ден выгнул бровь. — Какая сестра?

— Единокровная. Дочь моего отца от другой женщины. Забей, вы незнакомы.

— Менке, у тебя нет никакой сестры.

— Говорю же, ты её не знаешь. Стал бы я тебя с ней знакомить, ага.

— Ты серьёзно думаешь, что я не изучил своего противника? Я уверяю: ты единственный ребёнок Армена Рамаяна. Иначе я бы придумал, как использовать твою сестру в развивающей войне, уж поверь.

У Менке закружилась голова.

— Я тебе не верю, — сказал он.

— Документы показать? Ты их, конечно же, не проверял. Оно и понятно — зачем, если ты и так живёшь в этой семье. Я тоже не проверял свои документы, а зря. Но я готов поручиться головой — никакой сестры у тебя нет. Как её зовут хоть?

— Нане. — Голос Менке дрогнул, но он сам не понял из-за чего. — Нане Рамаян.

— Не слышал про такую.

Картинка перед глазами Менке поплыла и раздвоилась, голову встряхнуло как после удара гигантского молота. Он пошатнулся, но вовремя схватился за спинку стула и устоял. Тонкая невидимая игла кольнула в сердце.

— Мне нужно идти, — сказал Менке. — Я возвращаюсь в Москву.

Ден посмотрел на часы.

— Да, нужно уходить, мы задержались. Если ты прав, то гердянки скоро придут.

Менке уныло поплёлся к выходу. Ден стоял на месте и смотрел ему вслед. Извечный противник показался ему жалким и сломленным, словно известие об отсутствии сестры придавило его к земле неподъёмным грузом. Если хочешь сразить человека — ударь его в сердце. Привязанность — это слабость. Ден прямо сейчас наблюдал, к чему приводит разрубание невидимых нитей между людьми, и думал, что не станет сам по доброй воле их к кому-нибудь протягивать. Разве что мама… Нет, тут другое, убеждал он себя, я её никогда и не знал толком. За всю жизнь даже не поговорил с ней ни разу как следует, какая уж тут привязанность. Это просто прихоть, желание продлить существование женщины, которая его родила, чтобы она своими глазами увидела триумф сына.

— Я приду завтра, — крикнул Ден вслед Менке. — Утром, к тебе домой.

Тот ничего не ответил, крутанул вентиль, открыл дверь и нырнул обратно в канализацию. Только в этот раз запах, похоже, волновал его уже не так сильно.

Ден нацепил маску и окинул убежище взглядом. Это место сослужило ему добрую службу. Он мысленно попрощался с ним и, ничего с собой не прихватив, выскочил наружу. Развернулся в противоположную от Менке сторону и побежал.

Больше ему не понадобятся последователи, тайные убежища и прочая мишура. Желанная цель висела перед ним, только руку протяни. Его сердце пылало огнём решимости, какую Ден раньше не испытывал. Годы непосильного труда наконец-то окупятся с лихвой.

Завтра всё решится.

— Уважаемые пассажиры, мы прибыли в город Москва. Местное время двадцать два ноль три. Температура снаружи плюс тринадцать градусов по Цельсию. Просьба оставаться на местах до дополнительного распоряжения.

Механический голос диспетчера пробуждает меня от крепкого сна, — до обиды короткого, но прекрасного, ибо он нёс желанное забвение. Удары последних дней обрушились на меня каменными кулаками и вот-вот отправят в глубокий нокаут. Хоть дело и близится к ночи, времени более чем достаточно, чтобы навестить одного-единственного человека, который сможет ответить на мои вопросы.

— Уважаемые пассажиры, можете покинуть капсулу. Просьба не толпиться и проходить по одному. Хорошего вам вечера.

Вещей у меня с собой нет, а потому я просто встаю с кресла и занимаю место в длинной очереди на выход. Люди кажутся мёртвыми серыми сгустками без разума и чувств. Я и сам похожу на мертвеца, ждущего своей очереди на конвейере, который отправит меня прямиком в ад. Хотя это ещё неплохой вариант, куда хуже, ежели я перерожусь и придётся всё начинать сызнова, опять страдать, бороться непонятно за что, стремиться к иллюзорным целям и всё ради того, чтобы в конце вновь умереть, начать сначала и далее по кругу до бесконечности. Так может, Ден Унаги прав в своём стремлении уничтожить всё живое?

Я выхожу из капсулы гиперлупа и сразу мчусь к рельсовым путям. Вызываю таксетку, забиваю адрес и лечу домой, дабы переодеться, — всё-таки я обратил внимание, что комфортная одежда сразу меняет внутреннее ощущение себя самого, а наряды Психа Колотка мне не по нраву. После того, как надеваю любимый тёмно-синий делизовый костюм с голубой рубашкой и укладываю волосы гелем, ужинаю стейком со спагетти и овощами. Вот теперь я полностью готов. Время уже без десяти одиннадцать вечера — тем лучше, поздние визиты оказывают куда более внушительный эффект.

Выхожу из дома, вызываю таксетку и еду к шестнадцатому южному блоку среднего уровня. К человеку, с которым мне совсем не хочется встречаться. Всё тело дрожит и трясётся от нервов. Надобно собраться, дабы не показывать волнения.

Таксетка привозит меня по нужному адресу. Я выхожу, неспеша проникаю внутрь блока, медленно подхожу к лифту и нажимаю кнопку вызова. Мне на второй этаж, подняться по лестнице проще и быстрее, но я оттягиваю время до неприятной встречи. Ступня сама собой отстукивает рваный ритм. Лёгкий и мягкий звук лифта раздражает куда сильнее, чем если бы он гудел и громыхал.