Когда двери открываются, я захожу внутрь, нажимаю на второй этаж, а затем зажимаю кнопку открытия дверей. Глубоко вдыхаю и выдыхаю. Спокойствие и хладнокровие. Собранность, уверенность. Я в доминирующей позиции, так отчего же разволновался? Я отпускаю кнопку, и двери закрываются. На секунду возникает лёгкое ощущение тяги, после чего лифт выпускает меня наружу.

За девять лет тут почти ничего не поменялось. Я очень хорошо помню этот широкий коридор с зелёными стенами и серым ковролином на полу, стальные автоматические двери, тусклый жёлтый свет. Каждая деталь пробуждает смешанные воспоминания — некоторые утешают, другие льются на сердце чёрным ядом.

Наконец, встаю перед нужной дверью. Сколько раз я стоял вот так, опасаясь зайти внутрь, готовясь к самому худшему? День без боли и криков — это чудесный день. Вдыхаю ещё раз и обретаю полное спокойствие. Я теперь намного сильнее, как физически, так и психологически. Нельзя позволять призракам прошлого выбивать меня из колеи.

Я жму на звонок и жду несколько невыносимо долгих секунд. Дверь открывает гердянка, по виду служанка.

— Добрый вечер, — приветствует она. — Чем могу быть полезна?

— Здравствуйте-с. Я к Армену Рамаяну, — отвечаю я.

— По какому вопросу? Возможно, я смогу вам помочь.

— Я Менке Рамаян. Его сын. Пропустите, пожалуйста, у меня личный разговор-с.

— Личность идентифицирована. Прошу вас, проходите.

Едва я переступаю порог, как сразу вдыхаю знакомый острый запах мужского пота, табака и крепкого алкоголя, который насквозь пропитал здешние стены. Та же пошлая вычурная обстановка с кучей ненужного хлама, забивающего пространство, та же резная деревянная мебель, украшенная восточными узорами — всё, как и прежде. Не уверен, что такие возвращения идут на пользу моему усталому разуму, но делать нечего — у истины своя цена.

— Кого там черти принесли?! — слышу из глубины комнат знакомый выкрик. — Кто бы там ни был, спровади его нахер!

Отец ни капли не изменился. Усмехаюсь про себя этой мысли, потому что нет ничего хуже человека, застывшего в одном-единственном состоянии и более никак не развивающегося. Однако лишь он презирает технологии и прогресс настолько, что не стал устанавливать себе нейроком, а потому в его разум не могла проникнуть никакая сила, дабы изменить память, и в этом смысле только ему я могу доверять. Предпочитаю не отвечать на его выкрик, а явиться лично, вырасти тёмным силуэтом прямо перед носом и посмотреть, узнает ли он меня спустя девять лет.

Из прихожей прохожу в гостиную, и замечаю его. Годы, конечно, не пощадили отца — некогда мощный атлетичный мужчина превратился в обрюзгшего толстого увальня. Неухоженная чёрная с проседью борода растёт клочьями в разные стороны. Он сидит в кресле, одетый в засаленный серый халат, с целым тазиком кукурузных чипсов на коленях и смотрит какой-то фильм в VR-шлеме. И этого человека я боялся? Меня едва не разбирает дикий хохот от того, насколько жалким он стал, но я сдерживаюсь.

— Твою мать, ну кто там? — недовольно бурчит отец и снимает шлем.

Он окидывает меня взглядом с ног до головы, но выражение его глаз не меняется, только уголки губ растягиваются в ехидной улыбке.

— Ты что ль, Менке? Знал, что рано или поздно припрёшься, сучёныш. Что, понадобилась помощь от дорогого родителя?

— Мне от тебя ничего не нужно, — отвечаю я спокойно и сажусь в кресло напротив.

В комнате царит полумрак, и я надеюсь, что тень скрывает верхнюю часть моего тела.

— Но я тоже рад тебя видеть, — добавляю я с сарказмом.

— Тогда зачем пришёл? Посмеяться над стариком?

— Грех смеяться над убогими. У меня есть несколько вопросов. Надеялся, что ты на них ответишь.

— О, так значит. Столько лет не виделись, а ты пришёл только затем, чтобы подоставать меня. Ну ладно, давай, задавай свои вопросы.

Отец тянется за стоящей на тумбочке рядом бутылкой виски. Берёт стакан, наливает себе немного и предлагает мне. Я отказываюсь — сейчас не то время, чтобы туманить рассудок.

— Расскажи мне о маме.

— Что тебе рассказать?

— Какой она была?

— Она была холодной сукой. И бревном в постели. Я собирался её бросить, но тут она сказала, что беременна, и я решил пока повременить. Хотелось сына. А потом она сбежала, прихватив тебя с собой. Плевать на неё, но ребёнок… В общем, я тебя обыскался. И нашёл на свою голову.

Отец усмехается и делает глоток виски. По лёгким тикам мышц у губ и носа понимаю, что он нервничает. Это хорошо — главное самому сохранять спокойствие и создавать ощущение полного контроля над ситуацией.

— Значит, ты её не любил?

— Как и она меня. К чему эти расспросы? Надеялся, что ты чего поинтереснее захочешь узнать.

— Это так, разогрев. Как твоё достоинство? — показываю взглядом вниз.

— А я всё ждал, когда поинтересуешься. Херово, твоими стараниями. Гердянкам удалось пришить обратно лишь одно яйцо. Спасибо и на том. Ты не думай, я на тебя уже не злюсь. Ай, да что там, по мне, так это был твой самый мужской поступок за всю убогую жизнь.

— А я вот собой совсем не горжусь. Просто выместил злость.

— Значит, ты так нихрена и не понял.

— И что же я должен был понять?

— Что мир — жестокое и злое место. И порой ты должен идти на самые решительные и радикальные меры, если хочешь в нём выжить и преуспеть. Я следил за твоими достижениями. Думаешь, я злодей? Жестокий родитель, что почём зря лупил сына? Да я выбивал из тебя слабость! Делал из тебя настоящего мужика! И что в итоге? Я смотрю бои и вижу, как ты выносишь всех на ринге, будто сраный тайфун. Никто не может победить тебя. Я тобой даже горжусь. Сказал бы спасибо своему старику.

— Ты сломал мне детство. — Мои пальцы крепко вцепляются в подлокотники, дабы удержать тело от резкого скачка. — Просто уничтожил и растоптал его.

— Такова цена силы, — говорит отец и отхлёбывает ещё виски. — Или ты хотел вырасти одним из этих жалких хлюпиков?

Нога начинает непроизвольно дёргаться. Я смотрю на бутылку виски, чувствуя, как внутри нарастает желание затушить раскалённые нервы алкоголем, но нужно держаться. Нельзя позволить отцу перехватить инициативу, этим я покажу слабость. А больше всего на свете он ценит силу.

— Я знаю человека, — говорю я, — которого отец не избивал, не оскорблял и не унижал. Тем не менее, он вырос не просто сильным, а, возможно, самым сильным из всех людей. Стоит, правда, добавить, что слегка чокнутым, даже сумасшедшим, но это уже мелочи. Все совершают ошибки. В любом случае, его пример доказывает, что необязательно издеваться над ребёнком и ставить перед ним жёсткие условия, чтобы воспитать в нём силу.

— Есть ребята, у которых от рождения внутри стальной несгибаемый стержень. Ты не из таких. В тебе я видел слабака и тряпку. Закалял тебя, как мог. И закалил.

Я устало вздыхаю. Похоже, на этом пути меня ждёт глухой тупик — пытаться добиться от отца раскаяния всё равно что заставить автоповара расследовать убийство. Пора переходить к самому главному, тому, ради чего я приехал.

— А как же Нане? — спрашиваю. — Её ты тоже «закалял»?

— Чего? — Удивление в голосе отца неподдельное. — Какая ещё Нане?

— Ты совсем пропил мозги? Моя сестра.

— У тебя нет никакой сестры.

Моя рука невольно сжимается в кулак. Он напрягается так сильно, что по пальцам разливается приятная тёплая боль.

— Она жила в той комнате. — Я киваю в сторону закрытой двери справа. — Забыл?

— В той комнате никто никогда не жил. Только ты мелким прятался иногда от моего ремня. Погоди-ка… А это не та смуглая кучерявая девка, что иногда таскалась за тобой?

— Таскалась за мной?

— Да-да, я вспомнил. Сестра? Ты думал, это твоя сестра? — Отец усмехается. — Она тебе так сказала? Какой же ты балбес! Тебя одурачила какая-то девка с улицы. Я всегда считал, что твоя краля.

— Она жила с нами в той комнате. — Мне всё сложнее сохранять контроль, чувствую, как мой голос становится жёстче, напористее, громче. Сердце ускоряет бег, а я стараюсь управлять дыханием, дабы успокоить его. — Лечила мои раны после твоих избиений.