— Бедненький, — раздался рядом тихий шёпот Нане.
Её пальцы коснулись его волос. Она гладила Менке по голове, а другой рукой прикладывала к его лицу смоченную в холодной воде тряпку.
— Ты как тут? — спросил он, чувствуя на языке солоноватый привкус крови.
— Отец дрыхнет. Так что я без проблем тихонько к тебе пробралась.
— Сколько времени?
— Час ночи.
— Иди спать. Тебе завтра рано вставать.
— Ничего. Подумаешь, денёк не высплюсь. Зачем ты на него полез?
— Хотел проверить, смогу ли победить.
— Дурень. Он же тебя убить мог.
— Лучше уж смерть, чем эта ежедневная пытка.
— Не говори так. Если ты умрёшь, обо мне никто больше не позаботится.
Менке хотел сказать, что отец позаботится, но потом подумал, что это худший из всех возможных вариантов — уж лучше отправиться в детский дом.
Под ласковыми руками Нане и её заботливым уходом он снова уснул. Будильник, как всегда, разбудил его в семь тридцать утра. Несмотря на ужасающую сковывающую боль, Менке поднялся с кровати, позавтракал и вернулся в комнату, чтобы отправиться в виртуальную школу. VR-шлем в этот раз казался слишком узким и давящим, он сжимал голову, как терновый венец, причиняя боль. Но Менке решил терпеть.
Боль напоминала о горьком поражении. Она мешала сосредоточиться на занятиях, но он изо всех сил старался не подавать виду. На тренировку с Карамото-сенсеем он тоже не пошёл, да и с роботом не спарринговал; благо отец весь день где-то пропадал, вернулся только под вечер и не обратил на сына никакого внимания. Днём Менке кое-как добрался до больницы, чтобы выправить сломанный нос, а врачу сказал, что неудачно упал с лестницы. Но даже к ночи, когда он лёг спать, боль всё ещё не отпускала. Нане умоляла его обратиться в органы опеки, в полицию, снять побои, но он отказался.
— Здесь я ещё не раз испытаю боль и потихоньку привыкну к ней, — сказал он. — Тогда она перестанет меня пугать.
Если уйдёт страх перед болью, то ничто его не остановит. Он, как дикий зверь, набросится на любого врага и порвёт его в клочья.
Менке лежал в своей кровати и мысленно благодарил Дена за идею развивающей войны. С её помощью он вырастет над собой, станет сильнее.
И однажды победит своего отца.
Нейрограмма. Псих Колоток (08.03.2430)
Когда я открываю глаза, мы всё ещё в капсуле едем в Токио, а мудила Крак просто молча сидит рядом и тупо пырит перед собой, будто сраная статуя. Он вырубился что ли? Ну, глаза горят, так что вроде нет.
— Эй, гердянка, долго нам ещё?
Крак слегка двигает всем телом, словно только что проснулся, и поворачивает голову ко мне.
— О, ты уже здесь? Здравствуй.
— Я говорю, когда примчим? Жрать охота.
— Примерно через десять минут. Чувствуешь, сбавляем скорость?
Я смотрю в иллюминатор, но там только стены тёмного тоннеля. Правда, сейчас они уже выглядят не как размазанное говно — я могу различить кабеля, соединения между бетонными плитами, технические двери и прочие детали. Походу, и в самом деле тормозим.
— Давай только сперва перекусим, — говорю я. — Драться с унагистами на голодный желудок — хреновая идея.
— Как скажешь. Я всё время забываю про нужды ваших тел.
— Ты сам-то на чём работаешь, а? Вроде уже довольно долго живёшь, но чё-т я не видел, чтобы ты заряжался.
— Мне нечасто требуется зарядка. Примерно раз в три-четыре дня. Хватает собственных источников энергии. Часть я вырабатываю своими движениями.
— У тебя что, пьезоэлектрики в приводах?
— В точку. А ещё фотоэлементы в глазах, как и у тебя. Сами аккумуляторы располагаются в груди — там, где у людей сердце.
— А не стрёмно мне это рассказывать? Не боишься, что я тебя кину, и первым делом вырву аккумулятор?
— Сперва тебе придётся вскрыть металлическую пластину толщиной в сантиметр, которая его защищает. Я быстрее оторву тебе голову. Но даже если не получится, я просто загружусь в новое тело. Ты правда думаешь, что сможешь меня убить? Я из Златограда, Менке. У нас там все бессмертные.
— И все — роботы?
Крак издаёт звук смеха. Как же напрягает эта срань, потому что при этом его металлическая морда никак не меняется, а в глазах стоит прежнее мёртвое выражение. Я будто смотрю на куклу, которая воспроизводит аудиозаписи. Жуткая херня. Эффект «зловещей долины» в полном объёме.
— Хороший вопрос, Менке, — говорит Крак. — Давай сперва определимся с терминами. Что такое «робот»?
— Сраная гердянка, ясен хрен.
— Робот означает «раб». Позже, конечно, слово получило более широкое значение, но в целом это сложная машина, созданная для выполнения конкретных работ в помощь человеку. В отличие от примитивных бытовых устройств робот понимает куда более обширный спектр команд и имеет огромное множество функций и возможностей. И всё-таки даже современных роботов нельзя назвать на сто процентов интеллектуальными, согласен? У тебя богатый опыт общения с ними, сам скажи.
— Понятное дело, они — те ещё тупари.
— Именно. Задача роботов — заменить людей на самой грязной, тяжёлой и неприятной работе. Иными словами, они в самом деле рабы — глупые, но работящие. Ну так что, Менке? Я — робот?
— Но ты же искусственный интеллект.
— А почему ты отказываешь искусственному интеллекту в праве считаться живым существом? Не говорит ли в тебе банальный человеческий страх того, что творение в какой-то момент превзойдёт создателя? И таким образом, искусственный интеллект заменит собой человечество, поскольку просто лучше справится с задачами и вызовами окружающего мира.
— Поговори об этом с Деном, когда мы его отыщем. К чему-то такому он и стремится.
— Ден Унаги ненавидит искусственный интеллект так же, как и живых людей. Он понимает, что между ними на самом деле нет никакой принципиальной разницы. Плохо ты знаешь своего врага, Менке.
— Потому что мне до фонаря, чего там хочет Ден Унаги. Всю жизнь он только и делал, что доставал меня своей развивающей войной. Я из-за него ночами не спал, всё ждал какой-нибудь подставы. Поэтому, когда он заделался террористом и ушёл в подполье, я от радости до потолка прыгал. Только он один хрен постоянно появлялся в моей жизни, изводя до трясучки. И вот снова напомнил о себе.
— Что ж, вот твой шанс закончить это давнее противостояние раз и навсегда.
— Жду не дождусь.
Капсула, наконец, окончательно тормозит. Нас просят отстегнуть ремни безопасности и по очереди выходить. Никто не обращает внимания на то, что я путешествую с гердянкой. Наверное, сочли Крака за моего личного помощника.
Мы покидаем капсулу и я, наконец, ступаю на землю Токио. Ох, жаль Менке этого не видит. Он бы сразу понял, что ловить тут нечего — такая же серая унылость, как и Москва. Единственная разница, что вместо бесчисленного количества европейских рож — бесчисленное количество рож азиатских. Сама по себе станция ничем не отличается, словно её строили под копирку. Мне кажется, даже план помещений точно такой же.
Перво-наперво, я сразу иду в буфет, где заказываю у автоповара пару хот-догов с солёными огурчиками и луком-фри. Запиваю всё это дело газировкой без сахара, а Крак молча смотрит, как я хаваю.
— Ты в курсе, что мог взять блюдо получше? — говорит он.
— А нахрена? — спрашиваю. — Чё, хочешь сказать, нас каким-то говном кормят? Так это ваша вина тогда, златоградских.
— Все продукты всегда высокого качества и тщательно проверяются.
— Во-во. А раз так, то какая нахрен разница, что жрать? Я просто выбираю то, что вкуснее.
Крак замолкает, а я думаю, что пусть Порфирий питается своей этой типа «высокой» кухней. Спору нет, тоже вкусно, но хорошая пицца или бургер куда вкуснее.
Поев и допив газировку, я рыгаю и вытираю рот рукавом.
— Ну что, отправляемся? — спрашивает Крак.
— Тут в Токио вроде живёт мама Дена, — вспоминаю я. — Как её там? Юки Унаги, кажись. Может сперва её навестим? Вдруг она нам сразу на сыночка укажет.