Пластмассовый мир победил.

Егор Летов

Выхожу я при полном параде: голубая рубашка из генталя, тёмно-синий приталенный костюм из делизы и натёртые до блеска чёрные туфли из экокожи — пусть весьма старомодно, но даже перед роботами хочется создать впечатление классического сыщика. Дабы тотчас проявить учтивость, говорю: «Прошу прощения за ожидание». Сажусь в любимое кресло мятного цвета напротив сидящих на таком же диване гостей и останавливаю себя от того, чтобы машинально не пригладить волосы. Ведь не зря же я потратил две минуты, укладывая гелем эти жёсткие чёрные локоны?

Зевана, любовь моя, выглядит напряжённо и растерянно. Сегодня она надела красную кофточку с жёлтым цветочным орнаментом и светло-синие свободные джинсы, думается мне, не денимовые, а из тисреса. На шее висят длинные чёрные деревянные чётки. Уставилась на свои руки и нервно, с каким-то даже остервенением, перебирает пальцами. Голубой лак на ногтях частично потрескался, а кое-где и вовсе отвалился. Глаза она скрыла за круглыми солнцезащитными очками с янтарными стёклами, однако всё же подчеркнула чёрными стрелками, нарисованными намеренно небрежно, что придало ей вид слегка распущенный, но притом свободолюбивый. По человекообразным роботам, сидящим по бокам от неё, ничего сказать не могу — гердянки ведь никаких эмоций не проявляют. Они полицейские, их чёрные аргентидовые пластины блестят новизной, а светящиеся красным зрительные датчики смотрят в упор не мигая. Но с ними пришла Зевана — это настораживает, я бы даже сказал тревожит. Неужели у неё неприятности? Дабы хоть как-то успокоить её, улыбаюсь и подмигиваю. Она даже не замечает.

— Чем могу помочь, господа?

— Вы личность Порфирий человека по имени Менке Рамаян? — спрашивает один из роботов.

— Разумеется. Вы ведь меня и звали-с. Здравствуй, Зевана.

Намеренно обращаюсь к ней, дабы показать, что гердянки мне не интересны — они здесь лишь фон для неё, моей возлюбленной светловолосой красотки. Наконец-то поднимает на меня свои зелёные глазки, а в них, как всегда, ледяная стена толщиной с одиночество.

— Привет, Менке.

Её тон окатывает меня ведром холодной воды — дурацкий образ, Лермушкин наверняка придумал бы получше.

— Я вижу, ты подстриглась. Тебе весьма идёт каре.

— Спасибо. — Она небрежным жестом заправляет волосы справа за своё маленькое ушко, открывая серёжку в виде символа Инь. Полагаю, Ян болтается в другом ухе.

И всё, глаза в пол, а рот на замок. Я как бы успешно бежал полосу препятствий, но на самом финише врезался в жёсткую перегородку.

— Полагаю, вы уже знакомы с госпожой Зеваной Лесницкой? — напоминает о себе тот же робот.

— Да-да. Прошу вас, ближе к делу-с.

— Недавно к нам поступило тело молодого человека по имени Гарик Нешарин, который по утверждениям госпожи Лесницкой состоял с ней в любовных отношениях.

Мне стоит некоторых усилий ни единым движением не выдать крайнего волнения и удивления, остаться хладнокровным и собранным, да не сбить ненароком ровное дыхание, зачерпнув носом побольше воздуха. Личная жизнь Зеваны ко мне не имеет никакого отношения. К сожалению.

— По данным экспертизы смерть наступила в результате левожелудочковой недостаточности сердца. Диагноз: миокардит неуточнённый.

Впрочем, она могла хотя бы поставить меня в известность пред сим необязательным фактом. Однако, она промолчала. Почему? Я смотрю в глаза Зеваны, пытаюсь пробиться туда, за стены её черепной коробки, но по дороге становится так зябко и тоскливо, что я поджимаю хвост и спешно ретируюсь. Опять не смог выиграть у неё в гляделки.

— Но госпожа Лесницкая утверждает, что у господина Нешарина не было проблем с сердцем, он часто проходил медицинские проверки и был полностью здоров. Она предполагает убийство.

Так-с, пришло время сосредоточиться и взяться за дело.

— Чем занимался господин Нешарин? Как зарабатывал социальный рейтинг?

— Экстремальный спорт. — Как хорошо, что отвечает Зевана. Её мягкий, чуть с хрипотцой голосок действует подобно массажёру для головы, пронизывая всё тело от макушки до пят тонкими электрическими струйками. — Участвовал в соревнованиях, ну там сноуборд, лыжи, бейсджампинг, доумтачинг. Ещё записывал и шарил эмошки.

Что ж, вполне логично, соревнования и эмошки — единственный способ для спортсменов двигаться вверх по соцрейту.

— Телосложение у него, полагаю, атлетическое?

— Да, он качок.

Разумеется, мог и не спрашивать.

— Употреблял ли он стероиды-с?

Зевана так интенсивно отрицательно мотает головой, будто и не меня вовсе она пытается убедить, а саму себя. Я же по привычке не верю на слово никому из людей, потому смотрю на робота, адресуя вопрос ему.

— В крови господина Нешарина стероидов обнаружено не было.

Итак, имеем труп совершенно здорового мужчины, погибшего от сердечной недостаточности в результате миокардита, который каким-то чудом не смогли ранее обнаружить. Вполне занимательно.

— Хорошенькое дельце-с. Я помогу.

Зевана вся расцветает, а её лицо еле пробившимся из-за туч лучиком озаряет улыбка. Ах, я б каждую минуту жизни посвятил расследованию обстоятельств гибели её мужчин, только бы видеть, как она вот так светло улыбается мне.

— Спасибо, Менке.

А всё же, почему ты ничего мне не рассказала, почему скрыла, что нашла нового хозяина своему сердцу? Окно возможностей захлопнулось перед моим носом и ныне вновь распахнулось, а я даже не заметил.

Я встаю с кресла; роботы следом поднимаются с диванчика и теперь возвышаются надо мной двумя чёрными колоссами. Зевана рядом с ними кажется совсем крохой.

— Мне нужно осмотреть тело лично-с, — говорю я и одёргиваю пиджак.

— Разумеется. Мы вас отвезём.

Я подхожу к Зеване и участливо, по-дружески, кладу руку ей на плечо. Жест нисколько не интимный, но мне почему-то становится волнительно даже от такой малости.

— Езжай домой, отдохни и приди в себя. Я сообщу, как только появятся значимые вести.

— Менке, я уверена, что его убили.

— Имелись ли у него враги?

— Не знаю. Вроде нет.

— Ты не знаешь, имелись ли у твоего парня враги?

— Да он мне даже не совсем парень. Так, любовник. Занимались вместе духовными практиками.

— Какими?

— Тантрическими. — Зевана хитро улыбается.

— Ну ясно. А мне ничего про него не говорила.

— А надо было?

— Надо.

Она поджимает губки и стыдливо отводит взгляд. Но что-то странное в этом её, казалось бы, таком очевидном жесте, будто вовсе не из-за своего молчания она чувствует вину, а по какой-то другой, сокрытой ото всех причине. Нет у меня подходящего молотка, чтоб разбить скорлупу её сердца.

Мы выходим из квартиры и идём к рельсовой дороге по длинному освещённому яркими белыми лампами коридору. Оказавшись снаружи, я не ощущаю ни ветерка, ни весенней прохлады, о которой так много писали в старину. Полицейская фургонетка стоит в одном из парковочных мест.

— Надеюсь, ты найдёшь убийцу, — говорит Зевана на прощание.

— Коли он есть.

— Он есть.

Она некрепко обнимает меня, а после разворачивается и идёт по пешеходной дорожке вдоль путей в сторону спуска на второй уровень. А я смотрю ей вслед, думая о том, что хотел бы получить поцелуй в щёчку, мимолётное случайное касание рук, взгляд, утопающий в нежности, или на худой конец плотнее прижаться к ней, такой тёплой и пахнущей благовониями. Порой ненавижу изначального Менке за то, что влюбился в неё, и теперь мы, все остальные личности, должны нести это бремя. Но стоит снова встретиться с ней, услышать звук голоса, окунуться в холодную бездну зелёных глаз, как забываются обида и злость — на судьбу и на себя за малодушие и излишнюю впечатлительность. Зевана бурей врывается в рутинное бытие, оставляя после себя лишь разбитые мечты и сломанные чувства, сама оставаясь при этом чистой и нетронутой — стихия, шторм, снежная королева.