Вот же сука, знает, как вывести меня из себя. Страх сменяется гневом, и такое состояние духа нравится мне куда больше.

— Я не должен тебя убивать, — продолжает Чих. — Но мне очень хочется проверить, действительно ли ты так хорош, как говорит Ден.

— У тебя в руках невидимая катана, а я безоружен, — говорю ему в ответ. — Не думаешь, что это слегка бесчестно?

— Нет. Если ты и правда достоин, то такие мелочи не должны тебе помешать.

Значит, выбора нет. Придётся драться с Чих Пых Мыхом — выиграть или погибнуть. Адреналин бьёт в голову, кровь закипает — давно я не испытывал такого чувства. Лицо невольно растягивается в улыбке, а кулаки скрипят от напряжения. Но нельзя поддаваться вспыхнувшему ражу, ведь чтобы победить Чиха, нужно включить голову. В лоб его не одолеть, тут нужна тактика.

Я вскакиваю, хватаю стоящий рядом стул и, не глядя, швыряю в сторону Чиха. Он делает шаг вправо, затем два вперёд, ко мне. Я быстро бросаю в него второй стул, уже более метко. Он разрубает его своим мечом и приближается ещё на два шага. Я двигаюсь назад, ныряю обратно в проём и несусь вверх по лестнице. Чих за мной.

Я выскакиваю в верхний зал заведения, закрываю за собой дверь, перепрыгиваю за барную стойку, хватаю первую попавшуюся полную бутылку и пригибаюсь, прячась. Дверь распахивается, и влетает Чих. Я вскакиваю из-за барной стойки и швыряю в него бутылку. Он вовремя замечает это и, так же, как и стул, разрезает её в воздухе. Ниндзя хренов.

Я нахожу взглядом Глазка — он всё ещё валяется на полу, как и остальные. Перепрыгиваю стойку, подлетаю к нему, хватаю пару метательных ножей. Отбей-ка это, мудила. Бросаю первый, а за ним вдогонку и второй. Нога задевает чей-то мачете. Это бинго.

Чих отбивает первый нож, но второй уже не успевает — тот втыкается ему в плечо. Он не издаёт ни единого звука. Пока я подбираю мачете с пола, Чих вытаскивает нож и откидывает его в сторону. Он встаёт в классическую стойку из кендо, ну а я просто повторяю за ним.

Откровенно говоря, драться с ним на мечах — чертовски плохая идея. Я хорош в рукопашном бою. Сейчас мы играем по его правилам, а надо сделать так, чтобы по моим. Если лишу его оружия, тогда у меня появится шанс.

Чих бросается вперёд, атакуя. А мой мозг вдруг за космически малое время продумывает самый безумный план действий, на какой только способен.

Я швыряю в Чиха мачете, поэтому он вынужден затормозить и уклониться, сделав свою позицию неустойчивой. Он приблизился достаточно, поэтому я тут же опускаюсь вниз и делаю мощную подсечку с разворотом. Чих теряет равновесие и падает. Я же, совершив оборот, бью его другой ногой прямо в лицо. Его очки улетают с носа куда-то в сторону. Но он продолжает крепко сжимать катану, поэтому мне приходится сразу же отступить, чтобы не попасть под ответный удар.

Но Чих, кажется, пока не в состоянии бить. Он с тяжестью поднимается, держась за разбитый нос, из которого хлещет кровь, и смотрит на меня с испепеляющей ненавистью. Наконец-то я пробил эту скалу на эмоции. Радует.

Мы вновь встаём друг против друга, но в этот раз я безоружен, а Чих уже с трудом держится прямо и стойко.

До слуха долетает какой-то звук. Музыка? Что-то электронное, — похоже на саундтрек к какому-нибудь крутому вирфильму. А потом я вспоминаю, что уже слышал эту композицию. Она, между тем, становится громче, приближаясь.

Чих довольно ухмыляется. А я как можно скорее ныряю обратно за барную стойку.

Эта мелодия — академический электрокор. Да-да, тот самый, который написал Ден Унаги и теперь включает всякий раз перед тем, как явиться на поле брани. Сука, какая же срань. Двигаться против ритма музыки во время боя пипец как сложно, ведь бит прям качает. У Дена-то наушники, фильтрующие его собственный саундтрек, — сам создал себе преимущество. А мне чё делать?

Музыка приходит со стороны входа в заведение, и вскоре оттуда появляется сам Ден Унаги.

Я не видел его несколько лет, но он ничуть не изменился. Смазливая рожа, по которой хрен разберёшь европеец он или азиат, высокий рост, крепкое телосложение и почти традиционная самурайская причёска сохацу. Почти — потому что вместо пучка, он подвязал волосы в хвостик-петлю. Ден одет в какой-то странный кислотный костюм, меняющий цвета в зависимости от угла зрения, на лбу покоятся тактические очки, а на шее болтается закрывающая нижнюю половину лица маска-респиратор. Ага, это видимо помогает ему скрываться от гердянок — специальная одежда, чтобы оставаться невидимым для нейросетей.

Ден окидывает спокойным и холодным взглядом обстановку. Задерживается на Чихе. Тот сразу же падает на одно колено и опускает голову. Вот это преклонение.

— Я тебе велел привести его ко мне, а не драться, — говорит Ден.

— Простите меня, мастер, — покорно отвечает Чих. — Я хотел испытать, на что он способен.

— Испытал?

— В полной мере, мастер.

Ден переводит взгляд на меня, выглядывающего из-за барной стойки.

— Здравствуй, Менке. Выходи, бой окончен. Я пришёл говорить, а не сражаться.

— Ага, откуда мне знать?

— Разве я хоть раз нарушал слово?

Что ж, подловил. Ден Унаги за базар всегда отвечает, поэтому, в какой-то степени, ему я доверяю даже больше, чем кому-либо другому.

— Ты сейчас используешь какую-то субличность? — спрашивает он.

— Да, я Псих Колоток.

— Тогда позови самого Менке, пожалуйста. Я хочу поговорить с ним. Обещаю, во время перехода никто тебя не тронет.

Ну что ж, почему бы и нет. В конце концов, этот разговор может оказаться важным для всех оставшихся личностей. Устраиваюсь поудобнее на полу за барной стойкой.

Кори, смена личности: Менке Рамаян.

Ден Унаги ненавидел женщин. Но ещё сильнее он ненавидел мужчин. Да и вообще всё живое вызывало у него чувство, которое возникает, когда на нетронутом заповедном лугу видишь брошенную кем-то пивную банку — хочется взять и утилизировать. Такое отношение сформировалось ещё в детстве, когда при попытке пообщаться со сверстниками он с удивлением обнаружил их крайне низкий интеллектуальный уровень и полное отсутствие какого-либо стремления к саморазвитию. Всё, чего они хотели, — развлекаться, играть и получать удовольствие.

Но Ден всегда жаждал большего. В младенчестве он лазил под кровать, забирался в стиральную машинку, пробовал на вкус каждую пластмаску, стучал по всем приборам и заглядывал в розетки. Говорить он научился в полтора года, а читать — в три. И с тех пор на столе у него всегда лежали не сказки, а учебники.

Его отец, учёный Андрей Карпат, такую страсть сына всячески поощрял. Впрочем, он считался отцом Дена лишь формально.

Ещё в четыре года Карпат открыл сыну главную тайну — на самом деле того зародили в пробирке, как эксперимент по выведению совершенного человека. Для этого учёный взял свой генетический материал и смешал его с генами известной японской актрисы Юки Унаги, подруги детства, которая с радостью согласилась стать матерью человека без изъянов, да ещё и любезно подарила ему фамилию.

А имя дал отец — Денис. Денис Унаги звучало так глупо, что мальчик сам сократил его до ёмкого и крутого Ден. Ден Унаги — намного лучше.

Его убеждали в избранности, исполняли любые прихоти, относились, как к помазаннику божьему. Отец всегда говорил, что раз он идеальный человек, то покорит любую вершину, и весь мир склонит перед ним голову. Он, словно царь, возьмёт всё, что захочет. Его главная обязанность — сиять и не растворяться среди серой жижи. А такие люди настоящих друзей не заводят — только прислужников или врагов. Ден вдыхал эту философию с каждым кубометром квартирного воздуха и в течение жизни пропитывался ей.

Когда он впервые пришёл в школу, то ожидал встретить людей схожих взглядов, которые последовали бы за ним. Но никто не обратил на него внимания. Детей интересовали игры, вирфильмы и прочие бессмысленные глупости. Ден тоже иногда позволял себе отдыхать, но никогда не делал это основным времяпрепровождением. Он морщился всякий раз, когда слышал, что кто-то из кретинов-одноклассников жалуется на слишком большое домашнее задание. Презрительно хмыкал, видя, как очередной идиот не может ответить на вопрос учителя.