— Завтра увидимся, — говорит она, разворачивается и уходит, махая пальчиками.

Я закрываю дверь и возвращаюсь в тёмную опустевшую квартиру. Что ж, планов на сегодня у меня больше нет. Я выполнил всё, что хотел, а на часах меж тем уже десять вечера. Завтра снова рано вставать, и надо дать Менке возможность прочитать и изучить все наши нейрограммы.

お腹(onaka)[15] траурно урчит, а потому я прошу автоповара приготовить коктейль Олд Фешн и стейк прожарки medium rare с овощами, а когда он заканчивает, беру напиток, сажусь в кресло, делаю глоток и ставлю стакан на столик. Остальное не для меня.

И всё-таки интересно, почему я так отчётливо помню голубое небо? Ладно, неважно.

Кори, смена личности: Менке Рамаян.

_____________________________

[1] (англ.) Боль

[2] (нем.) чувство юмора

[3] (кит.) сердце

[4] (англ.) в моём вкусе

[5] (яп.) младшему брату

[6] (греч.) соперник

[7] (нем.) современных людей

[8] (кит.) нарциссизм

[9] (яп.) живым

[10] (греч.) успеха

[11] (нем.) ужас опустошения

[12] (англ.) ягодицу

[13] (греч.) кровати

[14] (кит.) темнота

[15] (яп.) желудок

К несчастью, отца Менке Рамаян помнил куда лучше матери. А ведь годы, проведённые с ней, он считал лучшими, ровно до инцидента, который называл Расколом. Каждую ночь перед сном он мысленно заново пробегал дорогу прожитых лет, хотел вспомнить что-нибудь новое или заметить что-то, чего раньше не замечал, надеясь понять, почему его жизнь сложилась так, как сложилась. Вот и сейчас, лёжа в кровати, он проигрывал в голове давно смонтированный фильм о себе.

Армянин Армен Рамаян и калмычка Ума Должинова познакомились в две тысячи четырёхсотом году. В свои двадцать пять он уже прославился, как сильнейший боец дополненных единоборств, а она, девятнадцатилетняя, подошла к нему после очередной победы, чтобы сфотографироваться. Его привлекли её несколько отстранённая манера разговора и холодная, как ледяная скульптура, красота. Он предложил ей сходить куда-нибудь вместе или же сразу поехать к нему домой. Она, на удивление, выбрала второй вариант.

Они никогда официально не регистрировали брак, хотя Армен несколько раз делал предложение. И особенно настаивал на этом, когда Ума забеременела. Даже тогда она ему отказала, но пообещала, что даст ребёнку его фамилию, правда, оставила за собой право выбрать имя. Никакой генетической коррекции плоду не делали, поскольку ещё поколение прадедов избавилось от всех наследственных проблем, только проверили, не случилось ли каких сбоев, но, благо, всё обошлось.

Менке родился первого августа две тысячи четыреста второго года. Робот-акушер сразу провёл его полное обследование и заключил, что это прекрасный, полностью здоровый крепкий ребёнок. Всю ночь Армен провёл в больнице рядом с Умой, но больше любовался новорождённым сыном.

— Вот будущая гордость нашей семьи, — говорил он, имея ввиду семью Рамаянов, в которую Ума всё ещё не входила.

Это обстоятельство, по его мнению, и привело к дальнейшим событиям.

В день выписки Умы из больницы Армен побеждал в очередном бою. После него он планировал забрать любимую женщину и сына, поехать домой, позвать родственников и отпраздновать появление нового члена семьи. Армен дрался ещё неистовее обычного, и даже отправил противника в реальный физический нокаут, что в дополненных единоборствах случалось нечасто. Но когда приехал в больницу, то узнал, что Ума уже выписалась самостоятельно. Она ушла, исчезла и забрала Менке с собой. Армен целый год её разыскивал, подключил полицейских роботов, писал всевозможные заявления, но бестолку. Умы словно никогда не существовало.

Здесь кончаются подтверждённые факты и начинаются собственные воспоминания Менке, которых осталось немного.

Он почти не помнил мамы как таковой, только её образ высокой прямой женщины, носящей исключительно скромные чёрные платья с высоким воротом и юбкой в пол, будто она справляла вечный траур. Её взгляд излучал холод, неприязнь и даже какое-то презрение. Но сколько бы ни старался, он не мог вспомнить, чтобы она сказала ему хоть одно действительно дурное слово, накричала или оскорбила. Свой материнский долг она исполняла со всей ответственностью вплоть до самого Раскола.

Место, где они жили, Менке видел сквозь молочный туман забытия: не очень большой уютный двухэтажный дом где-то в поле недалеко от лесной чащи. Но даже сейчас он помнил планировку — входишь, попадаешь в тамбур, затем два шага вперёд, открываешь дверь, и вот ты уже в самом доме. Стоило только представить его, как перед глазами вновь разворачивался просторный зал с обеденным столом и небольшая кухонька с автоповаром чуть дальше. Справа виднелся проход в гостиную, а рядом лестница на второй этаж, к спальням.

У Менке сохранилось четыре ярких воспоминания из детства до Раскола. Первое — это то, как он однажды проснулся спустя пять минут после того, как Ума закончила читать ему сказку на ночь. Он не помнил точно, сколько ему было; наверное, года четыре. У изголовья его кровати всё ещё горела тусклая лампа, а Ума сидела в кресле рядом, держала книжку со сказками народов мира на коленях и смотрела на сына с нежной улыбкой. На мгновение в её глазах скользнуло нечто новое, доселе неведомое ему — теплота. Но всё исчезло, как только она заметила, что Менке проснулся. Вновь вернулась холодность и строгость, а Ума молча встала с кресла, выключила лампу и вышла из комнаты. Менке ещё час не мог уснуть, думая о том, что же он сейчас увидел. В душе родилась уверенность — мама на самом деле очень любит его, просто зачем-то изо всех сил это скрывает.

В детстве Менке смотрел много старых фильмов и мультфильмов, но особенно ему нравились истории про отважных космических капитанов, первооткрывателей, бороздящих просторы галактики, сражающихся в масштабных битвах на своих кораблях и переживающих увлекательные приключения на иных планетах. Именно поэтому уже лет в пять он решил, что хочет стать космонавтом.

Второе отчётливое воспоминание — это то, как Менке сообщил маме об этом своём желании. Сохранилось оно по той же причине, что и первое — теплоте в маминых глазах. Ума тогда улыбнулась, хотя он почему-то ожидал, что она поднимет его на смех. Она вдруг взглянула на него так, как сам он смотрел на милых зверушек в тех фильмах, которые ему показывали.

— Таких дохляков в космонавты не берут, — сказала она с присущей ей строгостью. — Космос не место для слабаков. Если и правда этого хочешь, то тебе придётся усердно трудиться.

— Дя! — радостно воскликнул Менке.

С этого дня в его жизни появились тренировки. До семи лет он не занимался ничем серьёзным — просто гимнастикой, бегом по утрам, да минимальной нормой отжиманий и подтягиваний. Вставал ещё до рассвета, чтобы пробежать два километра, позавтракать, позаниматься с мамой математикой, а затем пойти на тренировку до самого обеда. После обеда — домашние задания, а потом свободное время, которое он тратил на просмотр фильмов и виртуальные игры.

Чего Менке решительно не мог вспомнить, так это других людей. Кроме него с Умой вокруг не находилось ни одной живой души, но это же нелепость! Он осознавал, что они жили не в городе, а скорее всего в деревне (хотя деревни исчезли почти триста лет назад), но даже так, почему не встретилось ни одного соседа в радиусе километра — предельного расстояния, на которое ему разрешали отходить от дома? Рядом со всеми капитанами из его фильмов плечом к плечу стояли друзья, верные соратники в приключениях, а Менке не знал никого, кроме мамы. В самом деле, не её же брать с собой в путешествие к звёздам! Всем мамам положено смиренно ждать дома возвращения главного героя, да ежечасно тревожиться за его судьбу.

Постепенно свободное время Менке улетучилось, как приятный аромат, унесённый внезапным сквозняком, — его заменила учёба. Ума совместно с роботами начала преподавать ему естествознание, русский и китайский языки, историю, географию, информатику, геометрию и музыку. Играть он учился на пианино старой модели.