— Смотрю, ты готов, — говорит она и взглядом указывает вниз.
— С тобой это дело пары секунд.
— Развернись.
Я покорно повинуюсь, и Лада плавными движениями натирает мне спину, явно наслаждаясь процессом. Спускается ниже, ниже, не удерживается и щипает меня за buttock[12].
— Какой ты крепкий, — говорит она, и в её голосе тяжело не расслышать нотки восхищения.
— Спасибо за это регулярным тренировкам.
Я резко разворачиваюсь, выхватываю мочалку из рук Лады и как можно мягче начинаю натирать её плечи, затем ключицы, и медленно перехожу к упругой округлой груди. И как бы ни старался, не могу отвести взгляд от её маленьких, как бусинки, сосков.
— Давай жёстче, — просит она.
Я нажимаю на мочалку сильнее, а она закрывает глаза и расплывается в довольной улыбке. Спускаюсь, дохожу до живота, потом ещё чуть ниже…
Лада твёрдо и уверенно хватает меня за руку.
— Там я сама.
Закончив намыливаться, я отдаю команду душу вновь включиться, вода смывает с нас пену и грязь, после чего включается термосушка, которая приятными тёплыми потоками проходится по всему телу и взъерошивает волосы. Лада первой выпрыгивает из кабинки, хватает мой халат, быстро надевает его, завязывает пояс и убегает, приглашая поиграть в догонялки. Я выскакиваю следом, охотно принимая приглашение.
Она залетает в спальню, а я лишь чуть-чуть отстаю, но несусь следом под быстрый бит взволнованного сердца. Мы с Ладой вместе уже не первый раз, но каждый — словно первый. Она радостно бегает от меня вокруг кровати, а я, как дурачок, бросаюсь то туда, то сюда по кругу, пока, наконец, просто не иду наперерез по самой κρεβάτι(kreváti)[13], ловлю её, роняю прямо на мягкий матрас и начинаю целовать — сперва щёки, потом шею. Одним решительным движением я развязываю её поясок и распахиваю халат, провожу губами по груди, потом спускаюсь к животу. Дохожу до главного и на секунду задерживаюсь, будто в нерешительности.
— Давай, — просит она. — Лизни, я малиновая.
— Что?
— Небольшая модификация.
Я пробую — и правда, на языке остаётся кисло-сладкий малиновый оттенок.
— Что-то не так? — спрашивает она с тревогой, видя мой несколько расстроенный взгляд.
— Нет, всё в порядке. Просто мне больше нравился твой натуральный вкус. Но и так ничего.
Я продолжаю и чувствую, как Лада расслабляется и стонет от удовольствия. Мои пальцы скользят по её тёплой коже, а запах просто сводит с ума. Я больше не могу сдерживаться, а потому поднимаюсь выше, прокладывая дорожку из поцелуев. Но вот дохожу до шеи, потом целую в губы, смотрю на неё и всё-таки решаюсь сделать то, чем никогда не гордился.
Кори, включи модуль дополненной реальности. Замени лицо Лады на лицо Зеваны.
Теперь уже моя возлюбленная смотрит на меня с желанием и возбуждением, и от этой картины страсть внутри меня разгорается сильнее. Лада обнимает меня за шею и впускает в себя. Она отдаётся действию целиком, двигается, постанывает, дышит, живёт. А я с удовольствием вижу вместо неё другую.
Через час мы, вспотевшие и усталые, лежим на кровати в обнимку и просто отдыхаем.
— Тебе правда понравилась моя песня? — спрашивает Лада.
— Ты даже не представляешь насколько. Она как бы…
Я закрываю глаза и сразу чувствую лёгкий прохладный бриз, щекочущий меня по лицу, и слышу шелест десятков древесных крон.
— Она напомнила мне о детстве, — говорю я, спустя пару мгновений задумчивой паузы. — Как странно, да? Песня-то вроде совсем не о том. Но слушая её, я почему-то сразу вспомнил место, где жил до одиннадцати лет. Вспомнил маму.
— А где ты жил?
— В том и загвоздка — я понятия не имею. Помню только отдельные картинки: бескрайнее голубое небо, облака, просторные зелёные луга, небольшой лес, холмы. Двухэтажный домик, где жили мы с мамой, да пара роботов, которые нам прислуживали. Лет шесть назад я искал это место, путешествовал по разным городам, большим и маленьким, но так ничего и не нашёл. Всё такое одинаковое — монументальное и холодное. А там само окружение дышало жизнью, даже воздух был иной, какой-то… настоящий. Порой я думаю: а может мне всё только приснилось? Может, ничего этого на самом деле не было? Ведь и правда, люди триста лет не видели неба, только этот проклятый купол. Но тогда откуда эти воспоминания?
Лада слегка приподнимается на локте и смотрит на меня. В темноте я вижу, как блестят её глаза.
— Когда-нибудь ты обязательно отыщешь свой дом. Я уверена.
— Спасибо, но мне кажется, его не существует. Всё чаще думаю, что я его просто выдумал.
— Но это ведь не совсем твои воспоминания, верно?
— Да, это воспоминания Менке. Но и мои тоже. Всё, что помнит Менке, помнит каждая из его субличностей, но вот он нашими воспоминаниями не владеет, как и мы воспоминаниями друг друга. Поэтому мы все вроде как отчитываемся перед ним, а он решает, куда и как нам двигаться дальше. Мы же даже не полноценные личности. Всего лишь надстройки, а он — фундамент. Каждый из нас лишь осколок Менке Рамаяна.
— Тогда он, наверное, потрясающий человек. Ведь даже ты невероятен.
黑暗(hēi'àn)[14] скрывает моё смущение. Но вместе с тем я не выдерживаю полного любви взгляда Лады и отвожу свой в сторону, чтобы не показывать, как мне стыдно перед ней.
— Расскажи, о чём он мечтает? — продолжает она.
— Попасть в Златоград.
— Это цель, а не мечта.
— Тогда найти жену и вместе с ней улететь к звёздам.
Лада удивлённо выгибает брови, будто я сказал, что вода на самом деле красная.
— Серьёзно? Я заинтригована.
— А что, хотела бы с ним познакомиться?
— Думаю, да.
— Прекрасно. Как-нибудь можно устроить.
Лада вдруг начинает звонко смеяться, отчего я окончательно впадаю в недоумение.
— Ты ревнуешь меня! Ревнуешь к самому себе!
— Может быть. Немного.
— Ты, однако, собственник, Лермушкин. Но не нужно притворяться. Я же не слепая, всё замечаю.
— Что ты замечаешь? — очень стараюсь говорить твёрже, чтобы голос не дрожал.
— Ты меня не любишь. Ты любишь другую — это отчётливо проступает в том, как ты иногда на мгновение замираешь, глядя на меня, с таким растерянным видом, будто ожидал увидеть её. Будто хотел увидеть её.
— Прости.
— За что ты извиняешься? Мы не хозяева своему сердцу.
Она заваливается на спину, раскидывает руки в стороны, и правая падает прямо на меня.
— Мне ужасно стыдно, что я не могу ответить на твои чувства взаимностью, — говорю сбивчиво, неловко роняя слова, словно набрал их целую груду и теперь с трудом удерживаю. — Я просто пользуюсь тобой, твоим телом, для собственного удовольствия. От этого хочется сквозь землю провалиться. Но, к сожалению, это самого Менке угораздило влюбиться в другую девушку. А я не могу переломить его чувства.
— Какая чушь. Тебе было хорошо?
— Очень.
— И мне. Так что я тоже тобой воспользовалась. Мои чувства — не твоя забота.
Я поворачиваюсь, протягиваю к ней руки, обнимаю, прижимаю к себе и вдыхаю запах волос — что-то сладко-ягодное, ежевика, может, черника и клубника. Мне хочется прямо сейчас переключиться на Менке, чтобы он познакомился с ней, поговорил и влюбился, забыв Зевану, как мимолётное наваждение.
— Ты — лучшая из женщин. — Надеюсь, что звучу достаточно искренне. — Я считаю, ты заслуживаешь победы завтра.
— Победит сильнейший, а кто сильнейший — решать не нам.
Я чувствую её жаркое дыхание и вновь возбуждаюсь. Может, я и влюблён в Зевану, но в этот самый миг Лада для меня — единственная на всём белом свете. Чистая животная страсть побеждает во мне даже самые светлые чувства.
Но она внезапно вырывается из объятий, встаёт с кровати и бродит по комнате, собирая свои вещи. Я включаю освещение на десять процентов и сажусь, глядя на неё с боязнью, что чем-то обидел.
— Ты куда?
— Поеду домой. Завтра утром есть дела. Не переживай, у нас с тобой всё чудесно.
Она тепло улыбается, но на меня накатывает острое разочарование — значит опять спать одному в пустой кровати. Лада одевается, полностью отрезав себя от нашего с ней уютного мира жгучей страсти. Я натягиваю трусы, провожаю её до двери и целую на прощание.