— Это необходимо для расследования.

— У вас есть основания предполагать убийство?

— Я не исключаю такой вариант, но надобно проверить нейроком-с.

Роботы обмениваются ничего не значащими взглядами, перекидываются теклановскими сигналами и вновь обращают ко мне свои глаза-датчики.

— Хорошо, — говорит робокоп. — Вам разрешено подключиться к его нейрокому.

Я, ничуть не медля, включаю поиск близлежащих нейроустройств и тотчас нахожу компьютер Нешарина. Кори, пожалуйста, синхронизируй нас. Соединение устанавливается исправно, однако, чтобы получить возможность просматривать файлы требуется ввести пароль. Хорошо, думаю, я могу попробовать иной метод.

Я прошу у медэксперта отвёртку, а получив её, откручиваю зельфидовую крышку нейрокома Нешарина. Моему взору открывается плата с пучком подключённых к ней нейронитей, уходящих внутрь черепа. Я вынимаю из неё маленькую батарейку и тем сбрасываю пароль базовой системы ввода-вывода. Следом я снимаю панель и своего нейрокома, выдёргиваю пару нитей из мозга Нешарина (они ему всё равно уже не понадобятся), чуть обрезаю кончики скальпелем и аккуратно втыкаю в свободные разъёмы своей платы. Кори, прошу тебя, подцепи новое устройство и переведи картинку на него. Полагаю, Ада нашла бы не такой грубый способ взлома, но у меня сейчас нет ни времени, ни желания долго думать над нелепой проблемой.

Войдя в БИОС, я меняю настройки первичной загрузки, ставя в приоритет свой нейроком. Таким образом, я использую свою систему как загрузочное устройство. Да, ко всем данным Нешарина я доступа не получу — ведь большую часть информации он, скорее всего, хранил где-то на домашнем компьютере, к которому нейроком подключается по облаку, но, думаю, самые важные эмошки он наверняка держал под рукой.

Пред моими глазами предстаёт новый блок памяти, который я тотчас открываю. Бегло осмотрев список папок, я легко нахожу ту, в которой установлена одна из самых популярных программ для создания эмошек, проваливаюсь в неё и нахожу другую — ту, в которую сохраняются готовые записи.

Ну, вот я и подобрался к моменту истины. На меня находит лёгкое возбуждение, а душу разрывает вопрос — что делать, если я всё-таки найду там эмошку с Зеваной? Я, как-никак, джентльмен, и негоже вот так бестактно врываться в чужую личную жизнь, но с другой стороны это откроет предо мной возможности, которых у меня не было и, вполне вероятно, никогда не будет. Я смогу не просто увидеть Зевану, но почувствовать тепло её кожи, жар дыхания, ощутить себя внутри неё… Я не могу спокойно жить, думать, действовать, пока не закрою этот гештальт, мучающий меня последние пятнадцать лет. Хорошо, сейчас я соберусь, вдохну и выдохну, и морально подготовлюсь к встрече с самым большим искушением в жизни.

Проваливаюсь в папку, а внутри лежит всего только один файл с датой записи вчера в восемнадцать тридцать один.

— Вы установили время смерти-с? — спрашиваю я у роботов.

— Вчера, около половины седьмого вечера, — отвечает медэксперт.

Что ж, не надобно обладать высокими навыками индукции и дедукции, чтобы заключить, что на этой эмошке запечатлён момент смерти Гарика Нешарина. Мне остаётся лишь прожить её, пропустить через себя, и дело раскрыто. Если это убийство, то я увижу убийцу, и это будут самые лёгкие тридцать тысяч единиц социального рейтинга в моей жизни. Коли же почивший завершил жизненный путь в силу естественных причин, я хотя бы потрачу не так много времени на это дельце и смогу обрадовать Зевану, что в смерти её возлюбленного никто не повинен.

И всё же я чувствую некое расстройство, что не обнаружил тут других эмошек. А впрочем, оно и к лучшему — не придётся терзаться совершенно глупой моральной дилеммой.

Я копирую найденный файл на свой нейроком — его я проживу дома.

Врождённое любопытство заставляет меня изучить содержимое устройства Нешарина тщательнее, а потому я начинаю случайным образом открывать различные папки и бегло просматривать валяющиеся там файлы. Уже спустя двадцать секунд я обнаруживаю смущающую меня деталь — здесь всё слишком упорядоченное, никаких лишних документов, валяющихся тут и там, дурацких нелепых названий, каталогов с порно или фильмами, вообще ничего, что говорило бы о том, что это нейроком некогда живого человека. И даже сверх того, самые ранние файлы датируются лишь четвёртым числом. Я нахожу только одно объяснение сему явлению: позавчера Нешарин переустанавливал систему и форматировал диск. Но то, что он не перенёс на него никаких личных данных, вызывает подозрение. Впрочем, как знать, вполне может статься, что он был параноиком, который предпочитает хранить самые важные файлы исключительно на домашнем компьютере, или же вообще на отдельном носителе, спрятанном в укромном месте.

Здесь я боле ничего не найду, а потому я отключаю чужие нейронити от своей платы и по очереди прикручиваю обратно панели обоих нейрокомов.

— Могу я взглянуть на данные вскрытия и результаты анализов?

Медэксперт подъезжает к компьютеру, и на экране того тотчас открываются все необходимые документы. Первым делом бегло просматриваю результаты вскрытия: тут говорится, что имеются признаки декомпенсации сердца и кровоизлияния в надпочечниках, но все прочие органы в порядке. Жаль, я не так хорошо разбираюсь в медицине, чтобы понять, что это всё вообще значит.

Теперь обращаюсь к анализу крови, и тут я бы точно ничего не понял, если бы не сводная таблица веществ с двумя колонками: содержание их в крови покойного и нормальное содержание. Так выясняю, что у Нешарина был повышенный уровень простагландина, простациклина, брадикинина и серотонина. Впрочем, и эти данные ни о чём важном мне не говорят. Можно, конечно, спросить у роботов, что сие значит, но не хочется проявлять собственную некомпетентность. Тем более, что помочь мне сможет Нанé, а, если ничего не путаю, с ней вполне вероятно сегодня встретится Ада.

Кори, оставь, пожалуйста, задание для Ады: спросить у Нане, что значит повышенный уровень простациклина, брадикинина и серотонина. Из-за чего может наступить декомпенсация сердца и кровоизлияние в надпочечниках? Конец.

Ныне я выяснил здесь всё, что мог.

— Я закончил, господа.

Робокопы сопровождают меня до самого выхода и оставляют, лишь когда гермодверь захлопывается за моей спиной. Несмотря на раннюю весну, тут, под землёй, на самом нижнем уровне душно, и я расстёгиваю верхнюю пуговицу рубашки, ослабляя воротник. Жутко хочется пить, но ничего страшного — потерплю до дома. Я вызываю таксетку, указываю адрес своей квартиры и мчусь обратно тем же путём, каким и приехал сюда.

В дороге имеет смысл обдумать то, что я успел узнать. Пока нет оснований предполагать убийство, все улики явственно указывают на смерть от естественных причин. Следы яда роботы нашли бы сразу, а внешних повреждений у покойного нет. Он умер внезапно в самом расцвете сил. Неужто Зевана ошиблась? Коли так, то не видать мне тридцати тысяч единиц, но утешу себя мыслью, что в очередной раз помог любимой подруге.

Часы показывают, что скоро полдень, а стало быть, из отведённых мне Менке трёх часов остался последний. Более, чем достаточно, чтобы прожить скачанную у Нешарина эмошку.

Едва таксетка привозит меня к моему блоку, я тотчас выскакиваю и мчусь в квартиру, а оказавшись там, запираюсь на замок. Жадно выпиваю стакан воды, прошу Кори переправлять все входящие вызовы на бота и сажусь в кресло. Прежде мне не доводилось проживать эмошки, и я не знаю, какие эмоции испытаю от этого путешествия. Думаю, вряд ли у меня получится записывать мысли и чувства на ходу, поэтому опишу пережитое постфактум.

Кори, выведи, пожалуйста, на экран мои файлы. Открой папку «Порфирий». Что ж, вот я и подобрался вплотную к загадке смерти Гарика Нешарина.

Посмотрим, о чём мне поведает его последняя запись.

Время: без пятнадцати час — и свои последние минуты я трачу на то, чтобы записать увиденное, поскольку дело повернулось самым неожиданным образом.