— Вы убили Лизавета Красина. Зачем? Я ведь всё равно узнал ту фразу, так чего вы добились? Что поменялось?

— В Златограде правит бог, для которого вы как звери в зоопарке, а роботы не ваши рабы, а ваши надсмотрщики. Сейчас ты уже принял и переварил эту информацию, но услышь ты её тогда в окружении полицейских, атаковал бы без раздумий. Ты не тупой, догадался бы, что за ней скрывается, и остро ощутил бы угрозу. Роботы защищались бы, а в конце лишь два варианта: твой арест или твоя смерть. Да, мы могли бы выключить полицейских. Но тем самым отпустили бы на свободу унагистов. А ты бы отныне видел врага в каждом проезжающем мимо уборщике, потому что ты — параноик. Рисковать твоей жизнью мы не хотели. Поэтому и решили остановить Лизавета любой ценой, тем более, он всё равно связался с унагистами. А когда ты услышал эту фразу под личиной Порфирия, то принял спокойно и хладнокровно, решил, что тебе удалось сохранить от нас тайну, и не совершил никаких необдуманных действий.

— Психологи хуевы. — Кулаки сжимаются так крепко, что кости трещат. — Я бы не напал на полицейских.

— Менке, не юли. Сейчас ты Псих Колоток. Припомни свои чувства тогда. И спроси себя — напал бы? Или нет?

Ладно, ублюдок, давай попробуем. Я закрываю глаза и воссоздаю в воображении вчерашнюю сцену заново. Итак, я в окружении полицейских роботов, Лизавет Красин говорит о правящем в Златограде боге. Что я чувствую? «Роботы не наши рабы, а наши надсмотрщики». Я окидываю взглядом гердянок вокруг. Они все вооружены. Я в концлагере, а они — охрана. Они понимают, что я услышал лишнее. Одна из гердянок направляет на меня ствол и требует поднять руки вверх. Но я просто так не дамся. Завязывается потасовка. Её итог неважен. Крак описал верный сценарий.

Я слегка успокаиваюсь и разжимаю кулаки.

— Вот видишь, — говорит Крак. — Ты и сам всё прекрасно понимаешь.

— Поздравляю, вы обменяли жизнь одного человека на другого, вот это успех. — Надеюсь, он расслышит сарказм в моём голосе.

— Твоя жизнь намного важнее.

— Да иди ты нахуй! — Не выдерживаю, срываюсь, вновь меня распирает гнев. — Вот из-за такой херни я вас всех и ненавижу! Ничья жизнь не важнее, ты меня понял, дуболом ебучий?! Каждая жизнь одинакова важна! Ты мне тут затираешь, что вы мне помогаете, что заботитесь, защищаете типа, но на деле вы все — высокомерные пафосные хуи, ошалевшие от собственной власти. Думаешь, попав в Златоград, я сразу всё пойму, прощу и смирюсь с установившимся порядком? Хер там! Я вас уничтожу. Слышишь? Я не отступлюсь от своей цели. Златоград падёт. Всё человечество обретёт бессмертие. Хочешь меня остановить — убей. Потому что иначе я до вас доберусь, так или иначе.

Крак снова издаёт человеческий звук усталого вздоха.

— Твоя подростковая речь ничего не изменит. Ты попадёшь в Златоград, Менке. Но найдёшь там совсем не то, что ожидаешь.

— И что, думаешь, поменяю мнение?

— Думаю, да.

— А Нане вы такую же херню затирали? Якобы всё ради моего же блага? И поэтому она решилась на предательство? Думая, что помогает?

— Вроде того.

Ладно, это чутка успокаивает. Всё это время я искал оправдание для сестры, и вот, наконец, нашёл его. Её просто ввели в заблуждение — это многое объясняет.

— Где она сейчас?

— Сегодня перевезли её в безопасное место. Встретишься с ней, когда наберёшь миллион единиц соцрейта. И сам обо всём расспросишь.

Я разжимаю кулаки и расслабляюсь, а взгляд снова падает на полуживую Юки Унаги, которая всё это время просто сидела на диване и почти не двигалась. Нет, вовсе не такого я хотел для людей. Мой путь — не воскрешение мёртвых, а спасение живых.

— Ладно, пошли уже. Нам ещё Чих Пых Мыха брать.

Мы покидаем квартиру Юки Унаги, вызываем таксетку и едем к двадцать восьмому восточному блоку второго уровня. Я морально готовлюсь к бою, хотя, глядя на Крака, думаю, могу расслабиться, потому что он — моя тяжёлая артиллерия. Пущу его вперёд, пусть сам разбирается, может мне даже делать ничего не придётся.

Таксетка подвозит нас к нужному месту. Характерный для Токио серый жилой блок, с каждого этажа которого выступают треугольные эркеры, которые делают его похожим на средневековый японский замок. На стене из мозаичного стекла выложена иероглифами цифра двадцать восемь. Мы выходим из таксетки и заходим внутрь. Перед нами предстаёт коридор с рядом обычных квартирных дверей по обеим сторонам.

— И что нам, ходить и каждую обзванивать? — спрашиваю я.

Крак задумывается.

— Тут всё не так просто. Вряд ли он в квартире.

— А где тогда?

— Вспомни своего дружка Ивана Рауша. Думаешь, у унагистов нет собственных румеров?

— И чё, предлагаешь нам всё тут облазить в поисках тайных комнат?

— Ну зачем же. Я прекрасно знаю, где есть подходящее место.

— Откуда?

— Что за тупые вопросы. Разумеется, у меня есть доступ к схемам всего города.

Мы выходим из блока обратно на улицу. Я следую за Краком, который обходит строение слева, ныряет в узкий, ничем не примечательный переулок и доходит до тупика. Тут виднеется люк в канализацию, в который мне совсем не хочется лезть. Но Крак осматривается вокруг, после чего жмёт на слегка выступающий кирпич, и часть стены блока отъезжает в сторону, открывая потайной проход. Андроид заходит внутрь, я за ним. Дверь позади закрывается, и мы оказываемся в полной темноте.

Я включаю режим ночного видения. Крак движется вперёд весьма уверенно, как тот, кто знает, куда идти. Вскоре впереди показывается тусклый свет, и мы оказываемся в каком-то коридорчике, на стенах которого обычными баллончиками с краской от руки нарисованы чёрные тигры. Мы заходим в пустой дверной проём в стене сбоку и попадаем в очень просторный зал, оборудованный под клуб.

Да это же самое настоящее подпольное заведение!

За столиками сидят люди — пьют, играют в карты или настольные игры, что-то едят. Туда-сюда снуют хорошенькие девушки в одинаковых нарядах, которые разносят на подносах еду и напитки. Это чё, у них люди работают официантами? Офигеть, я как будто в прошлое попал.

Свет дают только лампы под сводчатыми потолками. Гостей в этом заведении мало — я насчитал двадцать четыре человека. Но Чиха среди них не видно.

Едва мы заходим, все обращают на нас свои взгляды. Даже официантки встают на месте и замирают. Одна из них роняет поднос, и в образовавшейся тишине этот звук расходится громовым раскатом.

Здоровенный лысый бородатый европеец в чёрной куртке из экокожи с шипами встаёт из-за своего столика и говорит на чистом японском:

— Пусть эта гердянка валит!

Мы не обращаем на выкрик никакого внимания и проходим вперёд. Я с усмешкой окидываю взглядом всех вокруг. Как я и думал — случайных людей здесь нет, все бойцы и, скорее всего, унагисты. Это напоминает один из тех подпольных клубов, которые Порфирий иногда сливал роботам. Значит, есть ещё одна ячейка. Расплодились, как тараканы.

Мельком подмечаю, что почти каждый при холодном оружии: у кого обычные ножи, у кого метательные, а иные так и вовсе с чем-то вроде мачете или кукри. Не вижу ни одного гаусс-пистолета — уже хорошо. Унагисты не большие фанаты огнестрельного оружия, если не считать, конечно, бедного Лизавета Красина.

Пока мы с Краком идём через зал, гости встают со своих мест, глядя на нас с нескрываемой злобой. Ощущение, будто через воздух кто-то натянул миллионы тонких лесок, да так сильно, что они готовы лопнуть от малейшего прикосновения. А стоит порвать хоть одну, как это спровоцирует людей напасть на нас.

Крак останавливается прямо посреди зала. Крайне хреновая позиция — здесь мы как на ладони, да ещё и в окружении врагов. Сука, не мог что ли до стеночки хотя бы дойти? Ладно, нельзя выказывать озабоченность, слабость и неуверенность. Мы этих лохов из любой точки раскидаем.

— Эй, друг, зубочистка есть? — спрашиваю я по-японски одного из гостей, тощего и жилистого япошку, у которого на поясе висит целый набор метательных ножей.