Увидевшись с госпожой Береникой и похвалившись патентом, я убедилась, что у меня есть еще дней десять до окончания глобального ремонта в новой прачечной. Конечно же, я успею съездить и взглянуть на сына. И на прогулку с Гором тоже время найдется. Пора уже долги раздавать, а то неспокойно мне как-то.

В общем-то, Гор мне уже не особо и нужен. Роль морковки получил Симеон. Но с дознавателем было спокойно, он хороший, достойный мужчина. Почему бы нам не подружиться? Я смутно подозреваю, что дружба — это вовсе не то, что ожидает от меня Огневицкий, но увы ему: я не собираюсь замуж. И несмотря на глупую историю с Симеоном, девушка я порядочная, поэтому о постели речи тоже не идет. Нужно, пожалуй, объясниться. Поэтому когда посыльный принес мне очередной букет цветов, на этот раз довольно скромный (а лучше б пирожки!) с приглашением на вечерний променад, я немедленно согласилась. И даже дочь оставила с верной нянькой — серьезному разговору она только помешает.

Гор заехал на своем экипаже. Другом, не том, который я видела раньше. Тот был куда проще.

— У вас новый ландолет?

— Взял отцовский, — смущенно хмыкнул Гор. — У моего ось сломалась. Этот красивее, согласитесь?

— О да. Вы живете с родителями?

— Давно уже нет. Арендую квартиру на Соломенной улице. Три спальни, две уборные, столовая и большая кухня.

Я подумала, что он не просто так это сообщил. Наверное, желает меня впечатлить. И напрасно! В родительском замке у меня были собственные покои и даже башня с телескопической трубой для наблюдения за звездами. И малая библиотека. И конюшня с псарней. Но Марта Плетнева, конечно, восторженно ахнула и прижала руки к груди, вызвав у Гора самодовольную улыбку.

— Так что, в зимний парк?

— Разумеется, — легко согласилась я. — Там сейчас очень красиво.

— Ваша дочь все еще больна?

— Нет, совершенно здорова. Я оставила ее с нянькой.

— А сын? — Огневицкий, кажется, хотел показаться заботливым. — Выздоровел?

— Я скоро к нему поеду и проведаю.

— Дети должны жить с матерью, — в голосе Гора прозвучал справедливый упрек, который я предпочла не заметить.

— Он маг. А я — вдова без средств к существованию. Не хочу, чтобы мой сын остался без учителей. Девочку еще замуж удачно выдать можно, а мальчику непременно нужно учиться.

— Береника Силовна считает, что ваше с ней прачечную ждет успех. Или вы не знаете, что у нее отменная интуиция? Это же она управляет всеми аптеками и лавками.

— Да что вы говорите? — вежливо удивилась я. — А я слышала, что ее супруг.

— О, он отличный аптекарь, но не больше. Здесь, на Юге, не любят деловых женщин. Женщина не должна работать — и точка. Ее удел — семья и дети. Если же муж не способен свою семью прокормить, то его будут осуждать со всех сторон. Поэтому умные женщины ведут дела тайно.

— Как жестоко, — вздохнула я. — На Севере все иначе.

— Север стремится вперед, попирая традиции. Слышали же про восстание? Как считаете, заговорщики были правы?

Политический вопрос застал меня врасплох, и я ответила уклончиво:

— Я всего лишь женщина. Сейчас — южная женщина. Не чувствую себя вправе рассуждать на столь щекотливую тему.

— А я слышал, что господа рэволюционэры требовали конституцию! — усмехнулся Гор, оборачиваясь ко мне. — И равные права для магов и обычных людей. И возможность голосования по важным вопросам.

— И десятичасовой рабочий день, — закатила я глаза. — И двухнедельный отпуск. И запрет на детский труд. Вам самому-то не смешно?

— Считаете, что шестилетние мальчишки-трубочисты — это нормально? Не пора ли их заменить магами? Бытовиками, к примеру?

Гор дернул поводья, останавливая свою лошадь возле какого-то дома и развернулся ко мне всем корпусом.

— Увы, — фальшиво улыбнулась я. — Большинство бытовиков — женщины, которым запрещают работать их мужья. А для мужчины подобная магия считается едва ли не позором.

— Женщины менее уязвимы перед законом. И жалование у них выше.

— Особенно на Юге! — не утерпела я. — Где даже патент должен быть одобрен местным князем! На Севере достаточно комиссии. Не пойму, господин Огневицкий, вы тоже… рэволюционэр? А жену, наверное, дома запрете — с детьми?

— Вовсе нет, — горячо воскликнул Гор. — Если моя супруга захочет работать — я не стану ей запрещать. Если, конечно, ее работа не будет противозаконной или унизительной для меня.

Я прикусила язык. Наша беседа куда-то не туда свернула. Да и политические вопросы меня пугали. Я сама — кто? Сестра рэволюционэров. Фрейлина покойной государыни. Преступница, укрывающая наследника. Беглая княжна. Сколько времени пройдет, прежде чем волнения докатятся до Юга? Вон, уже дознаватели не стесняются высказывать свою лояльность к бунтовщикам!

Кажется, Гор понял мое молчание совершенно правильно и смущенно извинился:

— Простите, Марта. Хоть вы и женщина незаурядного ума, не стоило вас втягивать в подобные крамольные беседы. Я увлекся.

— Прощаю, Гор, поехали уже. Но чтоб вы знали: я тоже категорически против детского труда.

Когда-то очень давно, в прошлой жизни, мы с Елизанной всерьез обсуждали необходимость реформ. Дети до двенадцати лет работать не должны, а для тех, кто постарше, нужно ограничить рабочий день и установить фиксированную оплату труда. И, конечно, никаких шахт, дымоходов или мануфактур! Слишком это рискованно. А еще нужно больше школ…

Увы, Елизанна мертва. Господа рэволюционэры, сами того не зная, убили верную союзницу.

Прогулка в парке была уже не так хороша, как я рассчитывала. Беседа не клеилась. Каждый думал о своем. Хотя листья под ногами были чудесные.

— Мы словно по звездам идем, вы не находите? — спросила я Гора. — Смотрите, черное небо, золотые листья! Изумительно красиво!

— Что? Ах, да.

— Вы совсем не романтик.

— Что есть то есть. Я дознаватель, Марта. В моей профессии нет места романтике.

— И совершенно напрасно. Разве вы не боретесь с нарушителями закона? Разве не мечтаете сделать мир чище и справедливее?

— Вы очаровательны, — засмеялся Гор, подхватывая мою руку и поднося ее к губам. — Считаете, что закон — мерило справедливости?

— Давайте лучше о погоде, — мгновенно спохватилась я. — Прекрасная нынче осень.

— Жарко. Хорошо бы дожди пошли. Деревья сохнут, трава желтая вся.

Я была с ним не согласна. Привычная к дождям и слякоти, я наслаждалась каждым солнечным днем и радовалась теплу. Если вернусь домой — буду скучать.

Какая-то неловкая у нас получалась беседа, и показавшемуся на дорожке Симеону Озерову я обрадовалась как родному. Даже больше — появление братьев или родителей не сулило мне ничего хорошего.

— Опять этот ваш… поклонник, — с досадой процедил сквозь зубы Гор. — Следит он за вами, что ли?

— А что, в такой прекрасный день в парке кроме нас, никого нет? Ой, глядите, там доктор Пиляев!

И в самом деле, навстречу нам прогулочным шагом направлялся замечательный детский лекарь.

— Госпожа Марта! — широко улыбнулся он мне обаятельнейшей улыбкой. — Рад вас встретить. Как ваша дочь?

— Благодарю, мэтр, совершенно здорова.

— А что комиссия? Будет у вас патент?

— Уже есть. Второго ранга.

— Восхитительно. Я ваш навеки.

— Жду нашей новой встречи с нетерпением!

Мы с доктором раскланялись, а Гор как-то нервно усмехнулся:

— Не будь Пиляев женат на первой красавице Юга, я бы сейчас подумал что-то очень нехорошее.

— Ах, господин Огневицкий, слышали ли вы северную пословицу: человек наполняет свое ведро тем, чего у него в избытке!

— То есть кто о чем думает, тот таков и есть? Справедливый упрек. Приношу свои извинения.

Симеон, между тем, приближаться к нам не спешил, вальяжно расположившись на скамейке неподалеку и закинув ногу на ногу. Однако даже издалека было видно, что он не сводит с меня глаз.

— Он меня раздражает.