— Привезешь Пиляева.

— Это опасно. Нас узнают.

— Теперь это неважно. Все уже неважно. Главное — спасти Тиль. Потерпи, девочка, я не позволю тебе умереть. Достаточно нам смертей.

В этом миг я простила брата за все. Наверное, он все же меня любил.

— А…ма… ла…

— Все с ней в порядке. Ее забрал твой княжич, мы даже не видели малышку.

— М?

— Симеон. Он в Большеграде. Амала у него. Это Гор придумал, он же знает, как ты привязана к ребенку. Ну не плачь, не нужно. И Мариус тоже в безопасности. Уже несколько дней, как в столице.

Я дернулась. От неожиданности у меня даже глаза открылись. Я уставилась на Ратмира с недоумением и ужасом.

— Старший князь передал наследника отцу. Я с ним встречался. Точнее, он со мной. Хитрый лис, у него везде свои люди.

— Нужно сообщить Симеону, — неожиданно тихо сказал Мишель. — Он будет в ярости.

— Нет! — прохрипела я.

Меньше всего мне хотелось, чтобы Сёма видел меня в таком ужасном виде. А вдруг я умру? И тогда он будет вспоминать изувеченное тело, а не ту Тиль, какой я была с ним.

Конечно, меня никто не послушал. Ратмир держал меня на руках и, кажется, молился. А Мишель исчез.

Спустя вечность раздались два новых голоса: я узнала и мягкий баритон Пиляева, и гулкий бас Симеона.

— Кто это сделал? Изверги! Спокойно, Марта, я рядом, я не позволю вам умереть. Ребра сломаны… Левое плечо вывихнуто. Сотрясение мозга.

— Марк, в Большеграде есть некроманты?

— Это сказки, княжич, некромантов не существует. Во всяком случае в том виде, в котором вы подразумеваете.

— То есть эту тварь никто для меня не оживит? И я не смогу убить его повторно?

— В очередь, — буркнул Ратмир. — Сначала его убил бы я.

— Нужно ее переложить на койку, — деловито заявил Пиляев. — Ратмир, будьте любезны. Хотя погодите…

Прохладные ладони крепко обхватили мою голову, а потом исчезло все, кроме мягкой уютной тьмы.

— Лежите, княжна. Не вздумайте подниматься, — монотонный голос Пиляева успокаивающе гудел над ухом. — Воды?

Я прислушалась к себе: если что-то и болело, то не слишком навязчиво. Ныли ребра, стучало в висках, но в целом самочувствие было значительно лучше. Хороший целитель какой, сильный и умелый.

Ни есть, ни пить, ни открывать глаза не хотелось.

— Мама, — невольно сорвалось с губ.

А собиралась произнести «Амала».

— Вашим родителям отправлена зеркалограмма, — Пиляев меня не понял. — Они приедут как можно быстрее.

— Не надо! — вот теперь глаза распахнулись сами собой. — Пусть не приезжают! Кто посмел?

— Князь Озеров.

Я громко и витиевато выругалась. Раньше я бы никогда себе подобного не позволила, а того, с чьих губ могли сорваться бранные слова, окатила бы презрением. Но теперь я изменилась. И мир вокруг меня тоже стал куда более сложным. Во всяком случае мне немного даже полегчало.

— Не поднимайтесь!

— Идите к черту, я в порядке, — буркнула, осторожно усаживаясь на постели. — Где я?

— В моем доме.

Я огляделась, с удовольствием подмечая высокий потолок и широкие окна. Шпалерные обои, бархатные портьеры, овальные медальоны чьих-то портретов на стенах. У госпожи Пиляевой отменный вкус.

— Где моя дочь?

— В княжеской усадьбе. Послушайте, Тиль, мне все рассказали. Сейчас вам нужно отдыхать. Время геройств прошло.

— Ну конечно, так я вам и поверила. А братья? А Гор — он точно мертв? Меня теперь посадят в тюрьму?

— Я понятия не имею, где ваши братья, — терпеливо ответил милейший доктор. — Но зато знаю, что в моей гостиной уже третий день ночует Симеон. Давайте он сам вам все расскажет? А я, наконец, займусь своей непосредственной работой.

— Ой. Симеон?

Я страшно смутилась. Зачем он здесь? Кажется, его голос я слышала еще в амбаре. А мое лицо? Остались ли синяки? Как я вообще выгляжу?

На мне чья-то кружевная сорочка (очевидно, жены доктора). Волосы в полном беспорядке. Я расчесываю их пальцами и вспоминаю простейшее заклинание очищения.

Заклинания обычно мне не нужны, у меня достаточно сырой магии, но сейчас я ощущаю себя слишком разбитой.

— Только попробуйте магичить, — тут же разгадывает меня Пиляев. — Если почую — то сразу усыплю вас еще на пару дней.

Я недовольно надуваю губ и требую:

— Ну так дайте хотя бы зеркало!

Он вдруг весело фыркает:

— Ольга была права. Она меня предупредила, что вы непременно захотите себя увидеть. И еще сказала, что ссадины на лице нужно убрать в первую очередь. Даже раньше, чем сращивать ребра.

Я невольно поежилась.

Гор меня бил. Сильно и беспощадно. Но переживала я не из-за этого, а из-за того, что убила его. И нисколько в этом не раскаивалась. Ни капельки. Он хотел убить моих детей, братьев и меня саму. Я оказалась его сильнее и быстрее, только и всего.

Серебряное зеркальце меня немного успокоило. Да, бледна, губы искусаны, глаза ввалились. Волосы потемнели от пота. Но синяков нет, лицо не опухшее. Все не так уж и плохо.

— Можете позвать Симеона.

— Слушаюсь, миледи, — в голосе доктора прозвучала столь откровенная насмешка, что я смутилась. Стоило ему назвать меня не Мартой, а Тиль, как я начала вести себя высокомерно. Дурная привычка, нужно от нее избавляться.

Я натянула на губы приветливую улыбку, хлопнула пару раз ресницами и, едва доктор повернулся ко мне спиной, сложила пальцы в знакомом жесте и пробормотала короткое заклинание очищения волос. Симеон должен мной восхищаться, а не жалеть!

Надо признать, ворвавшийся в комнату княжич выглядел несвежим. Рубаха в пятнах и пропахла потом, светлая щетина придавала ему неряшливый вид. Налившиеся кровью глаза явно свидетельствовали: спал мало.

Мне сделалось его очень жаль. Бедняга, волновался за меня!

— Тихоня, ты в порядке? — княжич плюхнулся на край постели, едва не отдавив мне ноги. — Выглядишь неважно.

— Ты тоже не красавец, — жалость и радость от его появления мгновенно испарились — как мокрое пятно с шелковой юбки. — И воняешь. Пил?

— Пил, — тут же признался он. — Ты три дня в забытьи провалялась, я чуть с ума не сошел.

— Доктор Пиляев — лучший в Большеграде, — чопорно напомнила я, подтягивая одеяло к груди. — Не понимаю, зачем ты переживал.

— Дура, — закатил глаза Симеон. — Видела бы ты себя… Я думал, не выживешь.

Гневно сверкнув глазами — да как можно подобное говорить женщине! — я сдвинула брови. Но княжич сей пантомимы даже не заметил. Он подхватил мою руку и осторожно сжал тонкие пальцы. Он нежного, столь чуждого для этого скомороха жеста у меня вдруг яростно заколотилось сердце. Если это не признание — то что же тогда признание?

— Мне сказали, что ты забрал Амалу? — разбила я неловкое молчание.

— Да. За мной прислал Подгорный. Я просил присматривать за тобой и при любой неприятности сообщать мне. Тебя разыскивала Шанская, она же сказала, что прачечная заперта. И за мной немедленно послали.

— В имение? — глупо спросила я.

— Я недели три, как купил дом на Генеральской. Собирался переезжать в Большеград.

— Зачем?

— Ну, не все же мне с отцом жить… В общем, я примчался и сразу забрал маленькую. Решил, что если с тобой все нормально, то твой гнев я переживу. А если что-то случилось, то ребенок должен быть в безопасности.

У меня защипало в носу. Какой же он все же замечательный!

— Гор сказал, что Амала у него. И угрожал ее убить, если я не скажу, где Мариус, — тихо повинилась я.

— Он врал. А ты должна была рассказать. Зачем терпела? Даже если бы они пришли в дом отца, то не смогли бы ничего сделать. Там маги. И Данил. Да и папаша у меня в прошлом неплохой вояка.

— Где Мариус? — прервала его хвастовство я.

— Его передали Туманову еще тогда, когда он был здесь.

— Как так?

— А вот так. Георг Павелевич — хитрая крыса, но в его верности государю сомнений нет. Тебя он узнал и сразу поверил, что у нас в руках именно наследник. И забрал мальчика. Уже доложил: Мариус вместе с отцом, с ним все в порядке.