А потом я выглянула в окно и увидела высокое голубое небо без единой тучки. Яркое солнце озарило голые уже верхушки деревьев. А по мостовой расстилался густой туман, пряча лужи и грязь. Значит — появится Шанская. А может, и Альмира. Дочь лучше оставить дома.

Я шла к месту своей работы улыбаясь. Туман мне был в новинку, Большеград казался городом таинственным и даже сказочным. Капли воды оседали на пальто, лицо стало влажным, волосы прилипли ко лбу и, конечно, будут весь день теперь похожи на паклю. А вдруг явится Гор? Боюсь, ему не слишком понравится мой жалкий вид. И мне вдруг захотелось заглянуть к мэтру Люберскому. Пусть и вправду займется моей прической. Все равно еще очень рано, приличные люди в это время только завтракают. А цирюльник приходит еще раньше меня. Да и сколько нужно времени, чтобы подсушить и уложить волосы?

Я решительно постучала в окно цирюльни и, поздоровавшись с выглянувшим старичком, спросила:

— Вы, кажется, предлагали свои услуги? Примете меня?

— Проходите, дорогая моя, — кивнул Люберский, грозно шевеля пушистыми усами. — Сейчас мы сделаем вам красиво!

Щелкнул запор на двери, я шагнула в темную прихожую… и услышала знакомый голос:

— Ну наконец-то, Тиль. Я тебя заждался.

Первый мой порыв — бежать как можно быстрее — был безжалостно пресечен. Темнота схватила меня за локти, затянула внутрь, а на двери щелкнул запор.

— Пусти, — зашипела я. — Мне больно!

— Потерпишь.

Меня бросили на стул, и я наконец-то смогла осмотреться. Ратмира я узнала еще по голосу, а разглядеть смогла лишь теперь. Он осунулся, похудел, оброс дурацкой жиденькой бородкой. Ввалившиеся глаза, бледная кожа, острый нос. И что могла в нем найти такая красавица, как Альмира?

— Откуда ты здесь? — спросила я брата, мотая головой: шляпка сбилась набок и закрыла мне левый глаз. Почему-то поправить ее руками мне даже в мысли не пришло. — Зачем?

— Сестренка, ты мне не рада? — глумливо ухмыльнулся Ратмир, а потом разом посерьезнел: — Где наследник, Тиль?

— Умер, — быстро ответила я. — Заболел сильно. Я его похоронила.

— Врешь.

— Спроси у доктора Пиляева. Он вылечил Амалу, а Марэка не успел.

Я несла первое, что пришло на ум. Доктор Пиляев — умница, если его станут спрашивать — он догадается, что дело не чисто. И вообще нужно тянуть время. Меня ведь скоро хватятся! Хватятся ведь? Гор… точно! Гор будет меня искать! Да и Шанская, не попав в прачечную (артефакт ее не пустит), поднимет скандал.

— Послушай, Тиль, — Ратмир сел рядом со мной на корточки и заглянул мне в лицо снизу вверх. — Прекрати паясничать. Я все знаю, у меня здесь есть друзья. Ты куда-то увезла мальчика. Отдай его нам… мне. И все будет хорошо.

— Для кого хорошо? — сглотнула я. — Зачем вам наследник?

— Я жить хочу, Тиль. Не хочу на виселицу. Пятерых уже повесили без всякой милости. Не взглянули даже, что маги.

— Вы убили государыню и покушались на жизнь невинного ребенка! — прохрипела я. — Как я могу тебе верить, Рат?

— Досадная оплошность, — поморщился брат. — Наш информатор уверял, что государь будет ночевать с супругой. Мы хотели убить трех… в смысле двух птиц сразу. Не вышло.

Я мигом вспомнила события того времени. Действительно, государь накануне ужинал с женой. И да, он частенько оставался на ночь в ее спальне. В конце концов, Елизанна любила своего грозного супруга и всегда ему была рада. Но они повздорили из-за какой-то мелочи, и государь ушел. Помню, Елизанна даже жаловалась фрейлинам на его суровость.

— Что ты собираешься делать с Мариусом?

— Да ничего! Я верну его отцу… взамен на возможность покинуть страну живым.

Глаза Ратмира были строгими и честными, но я явственно чувствовала: лжет. Он однажды уже обрек мальчика на смерть. Что ему стоит сделать это второй раз?

— Зачем? — все, что я смогла выдавить из себя.

— Что зачем? — раздраженно вопросил Ратмир. — Зачем живым?

— Зачем вы все это затеяли?

— Тебе не понять, — тон брата стал ужасно снисходительным, и это, как ни странно, меня немного успокоило. Он всегда так со мной разговаривал. — Вам, женщинам, жить гораздо проще. Вышла замуж, родила детей — и больше ни о чем волноваться не нужно. А мужчина — он воин, он защитник, он ученый, изобретатель, учитель.

Я закатила глаза. Самомнение князей Снежиных меня и раньше раздражало, а теперь и вовсе взбесило. Он вообще представляет, как живут простые люди? Вдовы с детьми, к примеру? Это им-то ни о чем не нужно волноваться?

Да и мужчинам чаще всего не до изобретений. Ему бы семью прокормить… По мне, так честный труженик приносит больше пользы, чем воин!

— Государь противится прогрессу! Власть, сосредоточенная в одних руках — великое зло. Не должно…

— А кто позволил вам решать, что зло, а что нет? — гневно перебила я брата, срывая, наконец, шляпку с мокрых волос и швыряя ее на пол. — Я вот считаю, что зло — это вы. Вы — убийцы.

Я вскочила со стула, размахивая руками, а Ратмир вдруг рявкнул:

— Сядь!

— Или что?

— Или я тебя свяжу.

— Рехнулся? — я презрительно поглядела на этого безумца. — Ничего ты мне не сделаешь. Мне пора открывать прачечную, прощай.

Ратмир кивнул еле заметно, и чьи-то руки вдруг схватили меня за плечи и силой опустили на злосчастный стул. Я оглянулась, узнавая второго брата, Мишеля. И Артура Синегорского. Оба были небриты и худы.

— Так вас здесь много? Почему… почему в цирюльне?

— Поближе к тебе, сестренка, — усмехнулся Мишель. — Ты не волнуйся. Мы тебя не обидим. Скажи только, где наследник.

— Я ничего вам не скажу, — отчеканила я. — Даже не думайте. В конце концов, я ведь такая же упрямая как вы. Я — княжна Снежина.

На миг в цирюльне воцарилось молчание, нарушенное нервным смешком Мишеля.

— Я сестру пытать не буду, — заявил он. — Артур?

— С ума сошел? Она же женщина, княжна. Как можно? — возмутился Синегорский.

Боги, благословите суровое северное воспитание! Ни один из этих щенков не тронет меня и пальцем!

— Что ж, я знаю того, кто развяжет ей язык, — вздохнул Ратмир. — Но оставлять ее тут нельзя. Будут искать.

Брат сумрачно на меня посмотрел, а потом достал из кармана большой носовой платок сомнительной чистоты. Я широко раскрыла глаза, уже догадываясь, зачем.

— Придется мне тебя связать, Тиль. И рот заткнуть. Прости.

— Нет! Только не грязным платком! — вскинулась я. — Дай сначала почищу!

Он посмотрел на меня как на идиотку, но платок отдал. Нервным жестом я убрала пятна. Дурость? О нет. Теперь любой дознаватель сможет определить мою магию в этом помещении. Эманации сохранятся несколько дней.

Ну и в целом чистый платок в моем рту вызвал куда меньший рвотный рефлекс.

Господа рэколюционэры оставили меня привязанной к стулу, а сами ушли в другую комнату. Я с укором посмотрела на мэтра Люберского, все это время тихонько сидевшего в уголке.

— Ну извини, — пробормотал он, дергая себя за усы. — Мне же нужно на что-то жить. В цирюльне дела совсем худо. Сама виновата, что тебе стоило мне немного помочь? К тебе такие дамы ходят… и порекомендовала бы меня, сложно, что ли?

Я прикрыла глаза, не зная даже, как реагировать на такую наглость. Как будто я должна заботиться о его делах!

Где-то на улице послышался шум, и Люберский бодро посеменил к окну:

— Ах, Береника Силовна, доброго вам утречка! А Марта не приходила еще. Никак, приболела? Обычно она ранехонько приходит.

Шанская что-то ответила, но я не разобрала.

— Обязательно передам, всенепременно! Кстати, дорогая моя, не желаете ли прическу обновить? Я сделаю вам скидочку как старой знакомой.

Я затаила дыхание, надеясь на чудо, но увы…

— И зачем же сердиться, не нужно на меня сердиться! Не желаете — ну и не надо. Прощайте, доброго вам здоровьица.

Я попыталась вздохнуть. Видимо, мастер из Люберского и вправду препаршивый. Вон все трое княжичей небритые и заросшие. Мог бы и привести их в порядок!