— Я тебя провожу, и не вздумай возражать, — строго сказал мне Симеон.

— Делай как знаешь, — кротко согласилась я и осторожно подхватила его под руку. Он, бедняга, сначала шарахнулся, а потом ничего, привык. Так мы и шли по темной улице вдвоем едва ли не в обнимку до самой моей квартиры. И ни одному из нас не пришло даже в голову остановить извозчика, коих в столь поздний час встретилось немало.

К счастью, отец не поджидал меня возле крыльца и вообще, по словам Катерины, не появлялся. Ночь прошла спокойно, и утро не принесло новых сюрпризов. А дальше… дальше я все же обдумала свое поведение и ссору с родителями и решила, что была не права. Я ведь прекрасно знала их характер, но, вместо того, чтобы попытаться поговорить по-человечески, устроила натуральную истерику. Никакого почтения не высказала, наоборот, наговорила лишнего.

Нет, возвращаться на Север я не собиралась, но и ссориться навек с единственными оставшимися у меня близкими людьми тоже не хотела. А отец вполне мог, я прекрасно это осознавала. Знала я и то, что он никогда не признает свою неправоту и первого шага ожидать от него бесполезно.

Значит, придется этот шаг делать мне. Потому что если я оставлю все, как есть, то буду жалеть всю жизнь, как бы она ни сложилась.

Вот только лезть на рожон я тоже не собиралась. И мне нужна была помощь. Симеон вернулся как никогда кстати. То поведение, что отец позволил себе в кругу семьи, никогда не повторится в присутствии свидетелей. Только нужно, чтобы свидетели были людьми, равными князю Снежину по положению и происхождению, он у меня тот еще сноб. Сам Симеон пока моему предку был не ровней, а вот князь Озеров, знаменитый изобретатель и негласный правитель всего Юга, мог бы послужить славной защитой. Если отец мой — ураган с дождем и снегом, Святогора Велимировича я торжественно попрошу быть зонтиком. Крепким и большим.

Разумеется, я не совсем еще свихнулась и сама к Озерову за помощью ехать не собиралась. Да и некогда мне, у меня заказов на пару месяцев вперед. Попрошу Симеона.

Загадала: ежели княжич явится в прачечную после нашего вчерашнего «разговора», значит, у нас с ним все сложится. Это вам не Гор с его выкрутасами. Сёма — парень простой и понятный. Нужна ему женщина — он ее берет. И черт возьми, как же славно, что мне не нужно с ним никем притворяться!

Разумеется, Симеон пришел — в обед и с корзиной еды. Улыбаясь и шутя, он мгновенно очаровал моих помощниц, а потом как-то ловко выпроводил их из прачечной: дескать, погода хорошая, прогуляйтесь, перекусите где-нибудь. А у нас тут с госпожой Матильдой приватная беседа.

Я заварила чаю и погрела мясо. Симеон красиво разложил хлеб на блюде, а потом уселся возле окна.

— Ты ведь понимаешь, что они всем разболтают о твоем визите? — упрекнула я княжича.

— А я зачем, по-твоему, у окна маячу? — усмехнулся он. — Чтобы видели, какой я безобидный и благочестивый. Хотел бы тебя скомпрометировать — закрыл бы ставни и…

— И? — вздернула бровь я.

— И… стол у тебя в рабочем зале большой и крепкий.

Я ахнула и закрыла лицо руками. Щеки запылали. Самое гадкое было даже не в том, что я не влепила этому засранцу пощечину и немедля не выставила его вон. Беда в том, что я немедленно захотела закрыть ставни…

Но, конечно, ничего предосудительного мы себе не позволили, кроме торопливого прощального поцелуя.

Мы действительно разговаривали. Симеон внимательно меня слушал и кивал. Разговор с отцом горячо одобрил, сказал, что я правильно поставила папашу на место сразу. Иначе он бы и не понял. Но да, отрекаться от родителей тоже не нужно, как-никак, я одна у них теперь осталась.

А насчет того, чтобы провести переговоры на нейтральной территории в присутствии независимых свидетелей — это я славно придумала. Он, Симеон, с первого взгляда понял, какая я умная и решительная. Приглашение в гости будет организовано в самые кратчайшие сроки.

— А твой отец как к Асуру относится? — лукаво спросил Сёма. — Они ведь все еще у нас живут.

— Боюсь, что очень плохо, — честно призналась я. — Но там ведь Милана будет. А все северные мужчины отчаянно боятся женщин в деликатном положении.

— Его порвет на части, — ухмыльнулся княжич. — С удовольствием на это погляжу.

Я невольно улыбнулась тоже. Да, отцу придется несладко. Но это к лучшему. Зато с мамой поговорить смогу без лишних свидетелей. Только Амалу с собой возьму — это мое непременное условие. Если вы любите меня, то принимайте и мою воспитанницу. Бросить ее теперь — немыслимая подлость. Я никогда так не поступлю.

Симеон и с этим согласился. Он вообще детишек любил. Когда я ему про куклу рассказала, аж зубами заскрипел от злости и немедленно пообещал найти новую — еще и лучше.

— И не вздумай сама ехать, — пригрозил напоследок, доедая последний пирожок. — Я сейчас отцу зеркалографом сообщение отправлю, а потом все организую. Ты с малой поедешь в моей карете. А родителям твоим я найду наемный экипаж.

— Какой же ты заботливый, — восхитилась почти искренне я, а он вдруг нахмурился и даже покраснел.

— Не смейся надо мной, пожалуйста. Мне это неприятно.

— Не буду, — пообещала я. И чтобы утешить обиженного княжича, поцеловала его. На прощание.

И еще один поцелуй случился в дверях. Нечаянно.

И вот ведь что любопытно: я все дела, что на неделю себе распланировала, за один вечер сделала легко и просто. Все же физическая близость оказалось со всех сторон приятной штукой. Можно было силы не беречь, их у меня было ой как много! Этак я к Симеону каждый вечер бегать стану…

Нет. Неудобно. Ребенка малого не оставить одного ночью, да и узнают все очень быстро. Как бы дурная репутация не ударила по прачечной! Дело — прежде всего.

Как это часто бывает на Юге, внезапно распогодилось, да еще ударили первые морозы. Симеон сказал, что дождей больше не будет, теперь стоит ждать снега. Дороги вполне приличные, самое время ехать в усадьбу. Поглядывал он на меня лукаво, и я ждала какой-то каверзы от него, но не дождалась. Он был безукоризненно вежлив. И, конечно, принес новую куклу для Амалы.

Он снова правил сам. Карета была прежняя, с удобными сиденьями и печкой в полу. В печке — тлеющие угли. Тепло и комфортно. Ехали быстро, лошадей меняли на почтовых станциях. К полуночи второго дня были уже в усадьбе.

У моих родителей не было такого славного кучера, да и возраст уже не способствовал долгим поездкам, поэтому их ждали позже. Спящую Амалу забрала нянька, меня отвели в мою прежнюю спальню. Нас не встречали, свет в окнах не горел, и я сочла это хорошим знаком. Видимо, я уже своя.

Это чужаков хозяева будут дожидаться столько, сколько потребуется, а друзья приезжают запросто и в любое время дня и ночи.

Я долго ворочалась в холодной постели. Сон не шел — я распрекрасно выспалась в карете. К тому же мне хотелось видеть Симеона. С ним спокойнее. И я не вытерпела — накинула теплый халат, оставленный для меня на стуле, сунула ноги в войлочные туфли и прокралась в его комнаты. Благо, дом был устроен просто и разумно, и расположение спален я запомнила еще с прошлых визитов.

Разумеется, он меня ждал. И был очень рад. Поговорить, кстати, не удалось.

Гости появились рано утром, но не те, кого я ожидала. Мы как раз завтракали — и я с любопытством разглядывала Милану и прикидывала, когда же она наконец родит? Уже пора бы. Живот у нее был просто огромным. Асур о чем-то тихо беседовал с Симеоном, Данил поглаживал по коленке жену, думая, что никто этого не видит, Амала с Митяем задорно визжали где-то в саду, хозяин дома хмурил брови и косился на дверь. И когда в столовой появился господин Туманов собственной персоной, тут же поднялся навстречу.

— Геогр Павелевич, ты задержался.

— Лошадь подкову потеряла, — махнул рукой чиновник. — Приветствую всех. Славное нынче утро. Ух, как люблю я осень на Юге!