Стадион, после реконструкции чёрт (и проектировщик) знает сколько лет назад вмещавший в себя семь с лишним тысяч человек, было не узнать. Снаружи он смотрелся, как огромная ванна или клумба: параллелепипед с расходящимися наружу сторонами, накрытый сверху высокой округлой крышей, будто из формы для буханки пёрло тесто. Как уверяли Второвские аналитики, с орбиты «буханочку» было видно отчётливо, пусть и вооружённым глазом. Этих, пристально-глазастых, на орбите насчитали уже несколько десятков.
Снаружи стадион был украшен национальными мотивами обеих стран-участниц, при том, что мероприятие было сугубо частное, без какого бы то ни было официального или политического подтекста. На фронтонах кружились те самые Волк и Ворона. Вообще, многие элементы на стадионе, и на экранах по городу, то и дело начинали шевелиться, оживая и восхищая зрителей. О том, что впечатлительным лучше зажмуриться и сидеть дома, предупреждали уже неделю мэр, губернатор и руководители профильных ведомств. Тех, кто не внял, на улицах ожидали экипажи скорой помощи. Когда я узнал, сколько их будет, откуда и за какие суммы их стянули — сразу грубо попросил погрузить меня в одну из карет у увезти из этого разорительного ада к чёртовой матери. Но, как успокоил меня Тёма, «то — бензин, а то — живые люди!».
На стадион с ядовитой завистью смотрели Пентагон, форт Нокс, Букингемский дворец и Ватикан. Кремль одобрительно ухмылялся. Охрана объекта была спланирована и реализована так, что, как сказал Тёма, «теперь и про меня в учебниках и методичках пропишут, никуда не денутся». Безопаснее, чем здесь, в центре Могилёва, сегодня было, наверное, только на Луне.
Мы, «группа женихов и сочувствующих», прошли через четыре кордона ненавязчивой, но, даже на неискушённый взгляд, крайне эффективной охраны, и попали в рай. Внутри ничего не напоминало о том, что тут раньше можно было посмотреть футбол или лёгкую атлетику. Космического вида сцена с одной из «коротких» сторон прямоугольника выглядела так внушительно, что немного тревожила даже тех, кто видел её до этого, то есть нас. Остальных лишала дара речи. От неё секторами расходились вип-ложи прямо по полю, сохраняя свободное место, то ли под танцпол, то ли под армейское построение. Мы заняли места за нашим столом, куда нас вежливо сопроводили мужчины-«хостес» в чине не ниже капитана. У троих на груди красовались те же грифоны, что и у Тёмы на смокинге. Бабочка на нём была в полном порядке, как и он сам. Разве что чуть бледноват. Как и шедший рука об руку с ним Лорд. Потому что за соседним столом нас уже ждали.
Краткая процедура знакомства была чуть смазана тем, что все представляемые постоянно отвлекались. Мы — на то, чтобы втихаря ущипнуть себя, хотя бы в кармане, за ногу. Они — потому что под крышей стадиона время от времени пролетали Волк и Ворона, голографические, конечно, но если точно этого не знать — то очень хотелось перекреститься. Хотя, пожалуй, знание тоже не спасало особо. Второвские гении три-четыре-и-пять-дэ снова превзошли самих себя.
Поэтому рассадка гостей за столами и на трибунах заняла чуть больше планируемого времени. Когда мне и Тёме в ухо сообщили, что всё готово, и объект закрыт, мы едва не обнялись. Теперь, пожалуй, сюрпризов ожидать не стоило. Как уверял Головин — опасность может быть только до блокирования входов и выходов его коллегами. Мало ли, кто и что там решил пронести и устроить? Но теперь можно было начинать шоу.
— Дим, ты дыши иногда, что ли. А то пугаешь очень: то голоса в голове слушаешь, то ругаешься про себя, — как-то даже жалобно попросила Надя. В длинном сером платье с искрой, на каблуках, с идеальной прической и макияжем, она выглядела в тысячу раз лучше голливудских кинодив. Привезённое из первого приключения изумрудное ожерелье лишь подчёркивало эффектный образ. Про див я не для красного словца вспомнил — они сидели за столами в соседних секторах, глядя вокруг, как деревенские девчонки, вне зависимости от возраста.
— Прости, милая. Волнуюсь страшно, — выдохнул я ей на ухо то, о чём никому кроме неё не признался бы и под пытками.
— Везёт тебе. Я вот охреневаю целую неделю, и с каждой минутой всё сильнее, а ты вон просто волнуешься, — она поцеловала меня в щёку, крепко сжав руку. Стало полегче.
Ведущего на сцене не было. Да, где-то далеко наверняка рыдали и грызли локти лучшие отечественные и мировые конферансье, но мы решили именно так. Это пусть и глобального масштаба, но свадьба. И она планировалась, как не имеющая аналогов в истории. Поэтому сопоставимого ведущего придумать не смогли, как ни старались. Подошёл бы, пожалуй, кто-то из президентов. Или Папа Римский. Но мы с Головиным постеснялись тревожить занятых людей. Поэтому голос, отчаянно похожий на Левитана, сообщил из-под купола, что приветствует всех гостей бракосочетания. А ввиду того, что молодые являются гражданами разных стран, хоть это и условности, для проведения законной церемонии на сцену приглашались сотрудники органов записи актов гражданского состояния обоих государств. Трибуны взорвались первыми овациями. Над центром поля полетели громадные флаги России и Белоруссии.
Тётки были, как и все ЗАГСовские работницы, тёртые и битые жизнью неоднократно, но перед выходом на сцену обнялись, перекрестились и накатили по полстакана. Это было верным решением. Они протараторили требуемое законом и пригласили на сцену женихов. Трибуны зароптали — про второго мужа Милы Коровиной разговора не было. Но ответственный работник из Могилёва вовремя пояснила, что женится не только Ланевский, но и Головин. Первый сценарный промах был выявлен и пройден. Надя налила мне рюмку, с опаской поглядев на то, как я сложил вдвое серебряную вилку.
Друзья стояли на сцене, как ледяные скульптуры: прямые спины и каменные торжественные лица. Замершие над ними государственные флаги размером с трёхэтажный дом лишь усугубляли паралич. На сцену позвали невест. Трибуны было промолчали, будучи подготовленными, что их тоже выйдет две, но вдруг взорвались воем. Из-за кулис Бадму под венец вёл кто-то в одеянии буддийского монаха. Я не удивился бы и самому Далай-ламе. Да я, пожалуй, и Будде бы не удивился — удивляльный участок мозга отказал уже давно. Милу в бело-серебристой горностаевой шубке и ослепительно-снежном платье вёл, бережно отставив локоток, сам Батька. Это было его предложение: раз сирота — то к мужу подвести должен именно он. Нам спорить было, понятно, тоже не с руки.
Официальная церемония длилась минут пятнадцать, со всеми подписями во всех книгах и краткими пожеланиями. Под сумасшедший крик трибун мужья проводили жён за наш стол, заняв почетные места в центре, дожидавшиеся именно их. От сцены сюда вёл специальный травелатор, как в аэропортах и торговых центрах. Политики, и тот, что в костюме, и тот, что в шитом халате, уселись левее, в ложе для ультра-премиум-капец-вип-гостей, как кратко называл её Головин. Он сидел, не сводя с Бадмы восхищенных глаз. В её наряде как-то удивительно гармонично сочетались национальные цвета и мотивы. Одежда невест оставалась, пожалуй, единственным участком, куда мы не совались вовсе. Но с каждой минутой на лице Тёмы крепла решимость этот досадный промах в своей части как можно скорее исправить.
А потом пошла культурно-развлекательная программа. По трибунам и меж столов сновали официанты с едой и напитками. Оборудовать стадион под «накормить восемь тысяч человек» было задачкой с кучей звёздочек, но мы справились. Как и с организацией автоматических гардеробов в подтрибунных помещениях. И с отоплением всей этой махины. Поэтому внутри стояла комнатная температура, и народ не прел в шубах и пуховиках. Я особо не вглядывался, но видел, что и сидевшие на трибунах были одеты празднично и нарядно. Дамы сверкали украшениями. Василь и его коллеги по цеху заверили, что краж сегодня не будет: все местные поклялись, что портить свадьбу блатным озорством не станут, а лишних людей с улицы в этих восьми тысячах не было. Про то, что оставалось за периметром стадиона, уговор был ровно такой же.
