— Не кипятись, Дим, — успокаивающе качнул ладонью Второв. — Не рви сердце.

— Да как же⁈ — накрывшей меня багровой ярости некому было объяснить, что сейчас в ней нет никакой необходимости. — Что нам с этим делать теперь?

— Жить! — громче обычного сказал мощный старик, и пламя костра, будто подтверждая его слова и право говорить их, полыхнуло так, что Головины аж назад отшатнулись. — Ты правильно всё сказал тогда: жить! Шить сарафаны и лёгкие платья из ситца. Своим жёнам. А вражьи жёны пусть своим мужьям саваны ткут!

Взметнувшийся огонь загудел гулко, кровожадно, будто в огромной топке с небывалой тягой. А Михаил Иванович тут же успокоился, как Аид из диснеевского мультфильма про Геракла: только что полыхал, плавя гранит вокруг, а теперь уже машет рукой: «Всё, всё, я в порядке, всё нормально». Утихло и пламя костра.

— Вот мы и будем жить. Детей воспитывать в правде, растить по чести. Чтобы эти слова не только для нас что-то значили. Так ладно, так правильно и так будет. И только так!

И снова ни спорить с ним, ни перебивать его дураков не нашлось. Лишь внутренний фаталист склонил голову, прижав к сердцу кулак. Его, видимо, план всем устраивал.

— А начнём с того, что вернёмся к семьям, как искони положено. Взяли победу и честь — и домой. Подъём, сынки!

Он хлопнул ладонями с резким сухим звуком выстрела прямо над ухом. Наша троица дёрнулась, уставившись на него, будто в ожидании приказа. Медведь недовольно зарычал, подняв голову. А трое лежавших без сознания бойцов начали шевелиться, открывая очумелые глаза и шаря по себе руками, будто проверяя, все ли части тела на своих местах.

— Вот! Учись! Вот это я понимаю — в ладоши хлопнуть и троих реанимировать. А у тебя максимум, что выходило — двоих, и то наоборот. Дерьмодемон, — проворчал верный себе Тёма.

— Ну так я ж не Байрон, я — другой! — растерянно развёл я руками. И внезапно в голове распаковалась ещё какая-то папка, сообщив мне, откуда именно пришли в Верхнюю Нормандию предки хромого шотландского лорда-поэта. И почему на их родовом гербе были пардусы. И кабаньи головы, как и у французских Кошонов, польских Ферберов и вестфальских Денгофов.

* BRUTTO — Воины света https://music.yandex.ru/album/2957707/track/25141945

Уважаемые читатели!

Если вдруг кто не успел — самое время подписаться и поставить сердечко)

За отзывы и комментарии — личная благодарность от А. М. Головина)

Я доковылял до нужного места, отмерив дюжину шагов от Дуба. В этот раз — чёртову дюжину, тринадцать, потому что длины стандартного могло явно не хватить: помороженные и побитые ноги ругались на любую нагрузку едва ли не вслух. Мы разгребли палками снег и ледяное крошево. Лопатку, что выпросил у Тёмы при пересадке из самолёта в вертолёт, нашёл там же, где и бросил, подхватив с земли упавшую с неба дубовую палочку-выручалочку. Копали по очереди, изо всех сил надеясь, что чуйка меня не подвела — детектор, извлечённый из рюкзака Артёма, полетел в сторону, потому как на команды никак не реагировал.

Когда лопатка проскребла по чему-то, я сперва внимания не обратил — камни попадались и до этого, во множестве. Не было понятно, откуда они вообще взялись под землёй в этой глуши. Но, продолжив убирать землю, понял, что с местом не ошибся. В этот раз не было ларцов, сундуков и прочей привычной тары. Из-под корней Дуба на свет появился, казалось, обычный кирпич, только со скруглёнными от времени, видимо, гранями. И весом он был сильно легче обычного. Попадись такой под ногами — и не взглянул бы. Но от этого будто тянуло чем-то сильным и бесконечно древним.

Я вручил камень Михаилу Ивановичу с почтительным поклоном. Что удивительно — он вернул мне ровно такой же, не просто кивнул в ответ. Видимо, я всё правильно делал. Или управление опять взял на себя внутренний реалист — тот обычно не ошибался. Второв поднёс покрытый землёй «кирпич» к огню, держа на вытянутых руках. Пламя по-прежнему не причиняло ему никакого вреда или даже неудобства. А вот с камня быстро облетала во мгновение ока подсохшая земля. Вынимал из огня мощный старик уже гладко отполированную шкатулку, сделанную будто бы из малахита — в камнях я по-прежнему ни черта не смыслил, но этот знал благодаря творчеству Павла Петровича Бажова. Открыв крышку, он достал из явно специально сделанного углубления перстень. Сколько пролежал под землёй этот — я не решался и предположить. На печатке красовался тот самый знак, что был на золотом диске, спасённом нами из болота. Михаил Иванович надел кольцо на средний палец левой руки, тоже повернув изображением внутрь. Сжал кулак. Замер. Повернулся ко мне и поклонился ещё раз. И в глазах у него стояли слёзы.

— Фёдор, в течение какого времени по вашим протоколам твои волкодавы должны начать спасательную операцию? — спросил Второв у старшего Головина. И добавил уже мне, — Дим, прости, просто привычка — их так называть.

Я неопределённо качнул головой, давая понять, что не обиделся и ничего против не имею, раз конкретно меня никто пока давить не собирался, а Фёдор Михайлович отчитался как по-писаному:

— При потере связи или подозрении на нештатную ситуацию ближайшие группы прибывают на место в течение двенадцати минут.

— Прилетели уж наверное, — мечтательно вздохнул Тёма с непередаваемой интонацией Надежды из кино «Любовь и голуби».

— Тогда выдвигаемся потихоньку, — непривычно мягко скомандовал мощный старик и поднялся, поправив полы пальто, подавая пример.

— Только у нас ни с кем связи нет, Михаил Иванович, — с тревогой сообщил Фёдор. А Артём показал три разных телефона, два смарта и один какой-то военно-выживальческий, кнопочный и весь в резине. На них не было не то, что индикаторов сигнала сотовой сети, пресловутых «палочек» или «чёрточек» рядом со значком антенны — вообще ничего не было. Вся техника, включая часы, даже мои, механические, не работала, словно замёрзнув насмерть в недавнем ледяном аду. Стрелки над зелёным циферблатом у меня, и над чёрными у Головиных, замерли на отметке «один час ровно».

— А её тут и быть не может, — кивнул Второв, — но заработает, когда выберемся. Наверное. Бер, проводи нас, пора нам! — крикнул он медведю. Тот вздохнул тяжко, с видимой неохотой вставая на четыре лапы, зевнул, почесал правой задней под брюхом и покосолапил к западному краю поляны. Следом за бурым проводником построилась пара седых молодых бойцов, Ваня и Коля. За ними шагал шеф. Головины шли дальше. Мы с последним воином, тоже Димой, замыкали колонну. У каждого из последних четверых на плече лежало по концу большой еловой ветки, на которых возвращались домой тела тех, кому не суждено было пережить эту вьюгу.

Звуки мы начали слышать, отойдя от Дуба метров на полтораста, не меньше. Судя по ним, в этих глухих местах стало вдруг очень оживлённо. Одних вертолётов я на слух насчитал штуки четыре. На их фоне почти неслышно зудели над деревьями поисковые, видимо, дроны. Завибрировали, включаясь, все телефоны. Вздрогнули одновременно братья и бойцы, прижав ладони к левым ушам. Фёдор тут же начал что-то бубнить себе за пазуху, отрывисто, рублеными движениями отмахивая свободной рукой. Судя по звукам над головами, две вертушки стали удаляться, а вот квадрокоптеров над нами наоборот стало больше. С противным звуком бормашины один из них, с два кулака размером, проскользнул меж ветвей и завис перед колонной на уровне глаз. Он был как-то хитро окрашен в матовый тёмно-серебристый цвет так, что на фоне неба вообще не замечался, наверное.

Медведю вся эта технологическая канитель явно была не по нраву. Он остановился как вкопанный, стоило только различить звуки техники. Мы будто прошли какую-то невидимую границу и тоже услышали их, а мишка уже стоял, крутя головой и недовольно морща морду. Второв обошёл застывших Колю и Ваню, присел перед медведем, став одного с ним роста, обнял и что-то проговорил на ухо. Наш бурый провожатый ткнулся ему лбом в плечо, а потом лизнул руку, развернулся и прошёл мимо нас, словно растворившись среди еловых лап в трёх шагах за нашими спинами.