- Только не надо со мной сюсюкать. Он бы сдал нас. Соберись. Нужно делать ноги.

Хромой говорил спокойно, почти равнодушно, с похоронными отзвуками меди в ровно текущем голосе, как старик, который рассказывает детям героическую сказку о давно минувших годах.

- Он… - повторила попытку Настя. - Он был… на нем… на нем не было…

- Маски? - договорил за неё Хромой. - Да, ты прав. Мы свои тоже скоро снимем. Но не сейчас. Нас еще могут выгнать на поверхность.

Шустро заковыляв к следующей двери, он добавил шепотом:

- Лучше лишнее в маске побегать, чем остаться без нее в самый нужный момент.

- Верно. Я… я с вами.

- Вот и молодец, - откликнулся Хромой. – Не отставай.

Я, как умел, силился замедлить падение, но получалось весьма скверно: кубарем летел я вниз, то коленями вперед, то головой, усердно пересчитывая всем телом ребра воздухопровода.

Не видно было ни зги, а все, чего касались пальцы, со свистом проносилось мимо. Но вскоре послышался странный шум и стремительно начал нарастать. На фоне грохота, сопровождавшего безобразное моё падение, его не легко было распознать. Однако вот он, сиплый шелест: вдох и выдох, вдох и выдох - словно на дне трубы дышало, разинув пасть, громадное чудовище.

Неведомо откуда родилось ощущение, что до дна этого осталось совсем немного. Тогда я сделал последнюю отчаянную попытку: выпрямил шею, руки выставил перед собой и прижался ногами к проклятым стенкам трубы.

Наконец мне удалось затормозить. Под ногами нежданно возникла толстая и широкая перекладина, не чета всем остальным. Полы камзола стало с силой засасывать вниз, но вдруг воздушная струя поменяла направление и мощным потоком хлынула наружу, к верхушке трубы.

Через, примерно, десять секунд выброс закончился, и все началось заново.

Внизу густела все та же чернильная тьма, но в промежутках между надсадными вдохами и выдохами невидимого гиганта доносился грохот работающих механизмов и лязг металла, а воздушный прилив с жалобным присвистом накатывал и отступал вновь.

Свесившись с перекладины, ноги вдруг наткнулись на что - то мягкое. Чего бы сейчас ни касались мои сапоги, покоилось оно явно на тверди. Хватило одной этой мысли, дабы измученные руки сами собой разжались.

Под ногами с глухим хрустом лопались сотни косточек. Видимо это птицы, тушки мертвых птиц…

Судя по ломким клювам и истлевшим крыльям, захваченным восходящим потоком, некоторые издохли совсем давно.

Меня удивило, отчего останки не уносит наверх. Я стал шарить вокруг себя руками и понял, что в некоторых местах тяга слабее. Походило на то, что попав сюда, трупы птиц стали недосягаемы для воздушного потока.

По всей видимости, меня занесло в укромную пазуху, где скапливался хлам всякого толку. Присев, я расставил руки, пытаясь понять обстановку.

Вдруг пальцы мои уперлись в стену. Под нажимом поверхность слегка подалась. Материал был толще обыкновенной парусины и больше напоминал выделанную кожу. Я подался вперед и стал вслепую ощупывать перегородку, однако всё было тщетно.

Когда гул снова затих, я вдруг проникся уверенностью, что слышу голоса. То ли стена была шибко толстой, то ли звук доносился издалека, но ни языка, ни слов разобрать не удалось. И все - таки то были голоса! Провалиться мне не месте, если ошибаюсь.

Но кричать и звать помощи не решился. Сначала надобно выяснить, что это за братия и какие у них намерения.

Я вытащил нож из голенища сапога и стал медленно давить острием в перегородку пока не прорезалась белая полоска света, что резанула по глазам больнее солнца.

За перегородкой царило марево из пара, освещенное светом пылающих углей. У стен, покрытых толстым слоем копоти, располагалась батарея мехов, поразительных размеров. Они были подсоединены к сложной машине с большими шестеренками. К ним прилагалась пусковая рукоятка, предназначенная, видимо, для накачивания мехов. Однако она лежала без дела на кожухе машины и потому едва ли могла служить основным источником двигательной силы.

Под это дело куда лучше годилась угольная топка, что разинула рядом огнедышащую пасть. От могучих мехов отходил металлический цилиндр, что соединял агрегат с печью, синяя матерчатая труба ныряла в соседнюю комнату, а серая вонзалась в потолок.

Рядом хлопотали трое человек с лопатой. Все до одного щеголяли в длинных кожаных фартуках, прикрывавших ноги и оголенную грудь, и в очках для защиты глаз от света и жара. И только сейчас мне удалось различить их говор – цыгане.

Не по нутру мне эта братия со зловещими оккультными и криминальными наклонностями. Дружбу водить со мною уж точно не станут. Скорее огреют по хребту, и поминай как звали. Однако, выбор у меня не велик и надобно действовать решительно.

Дождавшись нужного момента, я резанул перегородку ножом до самого пола. Выскочил из прорези, как черт из табакерки, и схватив сзади за шею ближайшего цыгана, приставил дуло пистолета к его голове.

– Не шали и сохранишь свою жизнь, – прошипел я ему на ухо.

Те двое, не ожидавших подобного поворота событий, встали как вкопанные, крепко сжимая в руках лопаты. По углам тесной комнатушки, в стороне от раскаленных добела углей и желтого пламени, густо и зловеще чернела тьма. Все тени скакали и дергались, выплясывая бешеный танец на механизмах и стенах.

- Как мне отсюда выбраться? - спросил я как можно громче. - Выйти! Как отсюда выйти?

Из угла послышался односложный ответ, но я его не разобрал. Быстро повернув голову, я разглядел человека преклонных лет, с длинными белыми волосами и всклокоченной, выцветшей бородой. Оба его глаза были затянуты мучнистыми бельмами. Даже оранжево - черный лихорадочный морок, царивший в помещении, не мог скрыть его слепоту.

Старик воздел тощую руку и указал на коридор между одной из топок. Это был всего лишь темный проем в стене, с комод шириной. Видимо, иных способов покинуть комнату или войти в нее не имелось.

Я стал медленно пятиться спиной к выходу, прикрываясь живым «щитом».

Вдруг мир наполнился багрянцем: из темного коридора тихо вылезла кучерявая фигура и пробила мне череп тяжелой шестеренкой...

В следующий миг я резко развернулся и страшный удар пришелся прямо по лицу моего невольного заложника: тот осел на пол без всяких признаков жизни. Я тут же нырнул под размашистый удар лопатой и выстрелил дальнему цыгану в живот. Вторым ударом разъяренный негодяй выбил пистолет из моих рук. Я увернулся от очередного взмаха и ужом зашел за спину кучерявому мулату, что пытался напасть сзади; крепко обхватил его за талию, приподнял, перевернул в воздухе и в падении приложил его головой об каменный пол. Тот сложился пополам, и хруст шейных позвонков ударил по ушам не хуже выстрела.

На полу я замешкался и тут же получил лопатой по спине. Удар, на моё счастье, пришелся на ложе винтовки, но в глазах всё равно помутнело, а дыхание сперло. Однако, я приложил все силы, кувыркнулся в сторону и вскочил на ноги.

Шагнув неугомонному крепышу на встречу, я перехватил его оружие, ударил коленом по ребрам и крутанул, подбив ему ногу. Как только тот потерял равновесие, я подвернулся и бросил его через себя. Выдернув из его рук инструмент, я, в порыве горячки, с размаху опустил его на голову несчастного.

Всё было кончено.

– Простите меня, – сказал я, запыхавшись, слепому старцу, что даже не шелохнулся, и поднял пистолет. – Простите, – повторил я, уже разворачиваясь, и кинулся к проходу.

Там оказалось тесно, но вскоре я попал в более или менее освещенный коридор. Из щелей в стенах тут и там торчали свечи. Бросив взгляд через плечо, я увидел множество полосок прорезиненной ткани, свисающих с потолка наподобие штор. Они задерживали изрядную часть искр и дыма и не пропускали их в проход.

По левую руку то и дело попадались закрытые окна, завешенные и законопаченные все той же тканью, бумагой и смолой.

В маске каждый глоток воздуха давался с боем. Но сейчас останавливаться нельзя: скорее всего, за мной погоня, а куда меня занесло, я пока не ведал.