Хромой уже резво ковылял в противоположную сторону, помогая себе тростью. Настя вцепилась в его пальто и побежала за ним к следующему освещенному участку - туда, где сквозь бледно - лиловые стекла в туннель заглядывало небо.

Они рысили вперед, пока позади не обвалился потолок. Теперь от женщины, говорившей с ними из могильной тьмы, их отделяла добрая груда почвы и камня. Однако Хромой потащил её дальше.

- Ведь отсюда мы и пришли! – запротестовала Настя.

- Да, но той дорогой теперь не пройти. Вернемся назад и спустимся в другом месте. Ничего страшного. Шевели ногами.

- Кто это был? - спросила Настя, вконец запыхавшись. - Она вправду принцесса? И женщина? Голос у нее какой - то мужской.

- Она старая кляча, - отозвался Хромой.

Бросив взгляд через плечо и не увидев ничего, кроме завалов, он замедлил ход.

- Старая, как горы, и страшная, как смертный грех. А ты – безмозглый, как баба! Не язык, а помело. Безотцовщина!

На очередной сиреневой полянке он остановился и начал себя осматривать, и тогда Настя заметила кровь:

- Она Вас ранила?

Вопрос был глупый, она и сама это понимала, однако, ничего с этим сделать не сумела.

- Да, она меня ранила.

- А где нож? – поинтересовалась она, не в силах оторвать глаз от мерзкого разреза, рассекшего пальто у Хромого на плече.

- Я его еще там достал. - Хромой залез в карман и выудил свой трофей. Острое лезвие покрывала запекшаяся кровь. - Не пропадать же добру.

- И то верно, – согласилась Настя. - А как ваше здоровье? И куда мы сейчас идем?

- Жить буду. Нам надо вон в тот туннель, - показал пальцем Хромой. - А вышли мы из вон того. Принцесса сбила нам весь маршрут, но сойдет и этот, не велика беда.

У Насти в голове роилось так много вопросов, что она даже и не знала, с какого начать. И задала все тот же:

- Она на самом деле принцесса?

Хромой неохотно ответил:

- Да что ты к ней прилип то? Господи помилуй… И да, её можно назвать принцессой, коль тебе угодно считать, что у цыган имеются настоящие короли.

- Так она цыганская принцесса?

- Если она цыганская принцесса, то мне в пору зваться институткой...

Он пощупал рану на плече и скривился - скорее от злости, чем от боли, как показалось Насте.

- С чего принцесса назвала вас дезертиром? Вы взаправду сбежали с фронта?

- Та женщина - лживая потаскуха, да к тому же убийца. У нее давняя вражда с господином, на которого я иногда тружусь. Задумала его убить, но никак не может, вот и бесится. И вымещает злобу на всех нас. - Он нашарил нишу в стене и выудил оттуда свечу, потом чиркнул спичкой и пояснил: - В этом туннеле люков не будет до поры до времени. Много света нам не понадобится, но совсем без него нам нельзя.

Он поднял свечу по выше. Вокруг раскинулось царство сырости и унынья. У них над головами раздавался беспорядочный топот. Настя гадала, кадавры ли это, или де обычные люди, но Хромой, кажется, и сам не знал - или знал, но болтать напрасно не хотел.

У следующей развилки он свернул налево и вверх. За коротким лестничным пролетом начинался другой туннель, более оборудованного вида.

Сверху доносился стрекот человеческих голосов, однако слов с такого расстояния было не разобрать.

- Что там? - спросила Настя. - Кто это разговаривает? Теперь нужно быть потише?

- Нам вообще стоит быть потише, - ответил ей провожатый. - Но ты прав. Это цыгане. Это их район. Попытаемся им не мозолить глаза, если получится.

- А если не получится?

Вместо ответа, Хромой начал перезаряжать свое оружие, заметно прихрамывая. Когда рычажок встал на место, трость вновь превратилась в опору для калеки.

- Слышишь звук наверху? Шелестящий такой, словно ветер дует? – спросил он.

- Слышу, а как же.

- Там расположены котельные и мехи. Их обслуживают цыгане. Благодаря им воздух в туннелях и остается чистым, насколько это вообще возможно. Они качают его через большие трубы, которые сами же и соорудили. У них всегда шумно, жарко и грязно, но они все работают и работают. Бог знает, зачем им это.

- Может, чтобы им было чем дышать? - предположила Настя.

- Если бы они хотели только этого, то давно бы ушли отсюда. А вот не уходят. Сидят здесь и гоняют воздух по закупоренным кварталам. Стало быть, надобность какая имеется. Скоро ты сможешь снять свою маску.

- Выходит, Вам они не по нутру и доверять им нельзя?

- Именно. Я никак не возьму в толк, отчего бы бы им не вернуться к себе в Табор, к женам и детям.

- К женам… там что, одни мужчины?

- В основном. Мне рассказывали, с ними теперь живет мальчишка, а то и двое. Еще, быть может, парочка старух - стирают им, стряпают… Как так вышло, понятия не имею. Здесь их быть не должно.

Настя не вполне поняла, почему так не должно быть, но что - то ей подсказывало, что лучше больше не расспрашивать.

– Сейчас тихо, - продолжил Хромой. - Мы в аккурат за стеной их котельной. Там не смолкает шум, но у этих чертей слух не хуже, чем гляделки у орла.

Настя насторожила уши. Действительно, неподалеку, приглушенное слоем земли и уличного булыжника, раздавалось фырканье, слишком размеренное и громкое, дабы принять его за дыхание. И стрекот, который она тогда уловила. Внезапно её осенило, почему тот показался тарабарщиной. Сам этот язык был ей незнаком, и ни один слог не цеплял внимание.

- Сюда. Шевелись.

Она держалась поближе к Хромому. Того временами будто бы пошатывало.

- Вы как? – шепнула Настя.

- Плечо болит, только и всего, - откликнулся тот. - И шевелись уже...

Они пробирались в обход основных цехов, держась коридоров, которые шли рядом с котельными, с их грохотом и стуком.

Вдруг Хромой приложил палец к маске и предостерегающе выставил руку с тростью. Жест был настолько выразительный, что Настя встала как вкопанная, не зная, каких напастей ожидать.

За углом, над столом, заваленным линзами, рычагами и трубками, согнулся молодой цыганенок. Его спина была обращена к коридору, откуда за ним наблюдали двое чужаков.

Хромой сделал взмах рукой, давая понять, чтобы та стояла на своем месте и под страхом смерти не покидала его. Удивительно, как много он умел выразить при помощи нескольких пальцев.

Затем Хромой вновь извлек из кармана нож, которым его ранила принцесса. Лезвие уже подсохло, но под пленкой запекшейся крови поблескивал металл.

На пареньке у стола красовался длинный кожаный фартук. Спину его уродовал горб, на носу сидели треснутые очки, он был смуглым и лысым, как коленка.

Хромой скользнул тому за спину, взял в захват и полоснул ножом по горлу, здоровой рукой зажав несчастному рот. Тот пытался сопротивляться, однако нападение произошло слишком быстро.

Настю поразило, сколько при этом было крови. Она багровым водопадом хлестала из раны, рассекшей горло жертвы от уха до уха. При каждом движении во все стороны разлетались брызги, орошая рычаги, трубки и линзы.

Настя сползла по дверному косяку и зажала рот ладонями, сдерживая крик.

На миг она явственно ощутила вкус крови, заляпавшей кожаный фартук, размазанной по половицам двумя парами подошв, но вскоре осознала, что и боль, и кровь - её собственные: она в порыве ужаса прикусила себе нижнюю губу. От увиденного зрелища ей сделалось дурно и появились рвотные позывы.

Однако, сейчас на ней была маска, и ей пришлось проглотить всё вместе с желчью и потребностью извергнуть из себя невыносимую скверну.

Наконец труп обмяк, и только с последней искрой сознания исчезло в его глазах выражение страха и ужаса кончины. К Насте вдруг пришло осознание того, как коротка жизнь, как мало у каждого осталось впереди дней и как нужно ими пользоваться, чтобы не прожить даром. К тому же, как оказалось бывает - жизнь кончается неожиданно.

Хромой пинками затолкал его под стол, за которым паренёк работал несколько мгновений назад. И лишь тогда Настя заметила, что цыганенок не имел при себе маски.

- Он… - выдавила Настя и чуть не поперхнулась рвотой.