Когда Настя уже смирилась с мыслью, что сейчас они пустятся на поиски, найдут и уволокут на свою подбитую посудину, руки потащили её куда-то назад и вбок.

Настя старалась облегчить их задачу, но лучше всего у неё получилось спотыкаться и запинаться, поскольку вокруг было черным-черно. Послышался тихий скрип, и плеч её коснулся холодный сквозняк.

Осталось сделать еще несколько шагов, еще разок запутаться в собственных ногах… и дверь закрылась за ними. Она очутилась в небольшом помещении с лестничным маршем и парой свечей, мерцавших над перилами.

Похититель или спаситель — поди разбери — отпустил её и позволил обернуться.

Искусно собранная маска этого невысокого человека закрывала всю его голову, от макушки до ключиц. Личина его напоминала стальной череп, собранный из мелких трубочек и клапанов. В переднюю часть были встроены очки с плоскими линзами, окрашенными в насыщенный синий цвет и светящимися изнутри.

Сколько Настя ни вглядывалась, его лицо оставалось загадкой. Одет он был в длиннополый купеческий сюртук из черного кастора, шаровары и грязные сапоги с "гармошкой" на голенище.

Кто бы он ни был, он тоже смотрел ей в глаза.

- Приглашаю вас к себе погостить, голубчик, - сказал незнакомец и тут же пошаркал прочь.

Походка его была словно журавлиная - он двигался не сгибая ног, точно шел на ходулях. Насте не оставалось ничего как подчиниться.

В самом конце тоннеля незнакомец повернул рычаг, что скрывался в нише. Послышался легкий щелчок, и левая стена со скрежетом пришла в движение, открывая небольшую комнату с единственным рубильником. Тот включил диковинного вида фонарь на груди и перевёл рубильник в нижнее положение. Где-то внизу глухо заходили шестерни, пол под ногами дрогнул, и площадка медленно поехала вниз, рывками, увлекая всё глубже в недра земли. Лишь свет от фонаря бросал на стены пресловутые тени. Всё это действо казалось Насте столь абсурдным, что она не в силах была проронить хоть слова.

И вот, платформа остановилась, поднимая в воздух облако пыли.

Пол здесь был замощен обычным плоским камнем без намека на полировку или мозаику, и шаги отдавались предательским эхом. Наконец пустота разбилась о красные двойные двери, запломбированные по краям лоснящимися черными полосками. Настя потрогала одну из них, присмотрелась. В отличие от того, что попадалось ей раньше, резина казалась довольно чистой и не несла явных следов кустарщины.

Отворив массивные двери, незнакомец потянул ещё один рычаг. Десятки электрических фонарей осветили залу, своды которой прятались во тьме, едва не ослепив Настю. Вдоль гладких, словно стекло стен, стояли всякого рода стеллажи. Куда ни глянь, на колоннах и столбах сияли лампы всевозможных размеров и форм. В мерцающем их свете ее взгляду предстало устрашающее множество деталей, инструментов и таинственных устройств, о предназначении которых Настя и гадать не бралась. Но она потеряла всякий дар речи, увидев с боку от платформы причудливый генератор. Двигатель его соединялся трубками с колбой, в которой плескалась ярко – желтая жидкость. Провода от генератора, словно паутины, тянулись ко всем механизмам и фонарям.

- Господи, - прошептала она дрожащим голосом. - Септикон!

Незнакомец тут же развернулся и с нескрываемым интересом уставился на Настю сквозь синие линзы маски.

- О, погляжу, вы недурно осведомлены. Отчего бы это?

- Я сам его разработал, - гордо ответила Настя.

Плечи незнакомца тихо задрожали. Было ясно, что он смеётся.

- Да вы, голубчик, фантазер.

- Негоже напраслину на людей наводить, любезный, - надулась Настя.

- Ну что вы, - покачал тот головой. - Даже не думал... Тут дело в том, что я знал человека, который открыл его.

- Знали? - сердце Насти затрепыхалось, словно голубка в руках. - Кто вы?

- Зовите меня Кулибиным. Маску, к слову, можете снять. Здесь безопасно.

- Сначала вы, - с подозрением заявила Настя.

На это ушло некоторое время, и процедура оказалась весьма замысловатой — сначала еще нужно было совладать с целым сонмом пряжек и застежек. Но вот пала последняя из них, увесистая стальная конструкция легла на стол, и выяснилось, что под ней все-таки скрывался старик с густыми белыми бакенбардами.

Некогда красивое и приятное лицо, с одной стороны, от уха до верхней губы, теперь представляло собой сплошной пузырчатый шрам размером с ладонь, намертво запечатавший правую ноздрю и стянувший мышцы вокруг рта. Один глаз открывался и закрывался с трудом, потому как поврежденная кожа вплотную подходила к веку. Весь его внешний вид своею черствостью наводил на мысль о пережитой нужде, бездолье, об утомлении жизнью и людьми, но во взгляде его все ещё трепетался мягкий, ласковый огонёк.

Все эти жуткие увечья не могли скрыть родной лик, завидев который Настя тотчас упала без чувств.

Пробуждение было столь неожиданным, что я даже растерялся: казалось, рассудок помутился и я не спал вовсе. Однако, это было не так...

— Пелагея? — шепнул я.

Ответа не было. На матрасе, рядом со мной, зияла вмятина, что хранила ещё тепло девичьего тела. Я принялся шарить вокруг себя, пока не нащупал свечу и рассыпанные спички.

При тусклом свете догадки подтвердились: кроме меня никого здесь не оказалось.

В щель под дверью просачивался мутный оранжевый свет и в комнате было даже уютно.

Обнаружив возле умывальника керосиновую лампу, я зажег её, а свечу поставил на столик, рядом с койкой.

Наскоро умывшись, я собрал разбросанные вещи и основательно оделся, подгоняя каждую деталь; неизвестно, когда ещё подвернется подобный случай.

Стрелки карманных часов показывали половину седьмого, когда я, закончив туалет, толкнул дверь и та с щелчком отворилась. На стенах коридора через каждые несколько шагов были установлены небольшие факелы.

Котельной видно не было, зато вскоре стало слышно. Рев печи стих, мехи прекратили работу и потихоньку, пощелкивая да посвистывая, остывали, а жаркое пламя зрело себе внутри, пока машинерия отдыхала.

Бочки, как и обещал Пахом, стояли у самого входа. На подвешенной рядом полке в беспорядке валялись деревянные кружки.

Одному богу известно, когда их в последний раз мыли, но дареному коню, как известно, в зубы не смотрят. Вода казалась черной, видимо из-за теней, но на вкус не отличалась от той, что таскали водовозы с очистных станций, так что я осушил кружку до дна.

Пока желудок с хищной радостью впитывал живительную влагу, в нутре моем проснулось странное чувство слежки. Я не мог понять причины, пока не сообразил, что откуда-то поблизости доносятся голоса: у меня всего лишь перепутались ощущения — когда еле-еле различаешь чужую речь и когда подслушивают тебя самого. Если не шевелиться, можно было кое-что разобрать. Однако, я не стал греть понапрасну уши и, просунув ногу в проем, отворил скрипучую дверь. Пелагея кормила с ложки Агафью пока Пахом возился с её механической рукой. При моём виде вся троица оцепенела, словно их застали за чем-то непристойным. Они сидели за обшарпанным столом, сервированным миской с исходившей паром картошкой в мундире и нарезанным полосками салом.

- Не помешаю? - спросил я, скользнув взглядом по Пелагее. Та лишь кокетливо отвела глаза.

- Ну что вы, Николай Александрович, - улыбнулась Агафья. - Вы как раз вовремя, просим к столу. Пелагея, деточка, подай человеку чая.

- Вы очень добры, - кивнул я, присаживаясь на скамью. - Как ваша рука?

- Похоже, что безнадёжно, - ответил за неё Пахом, нахмурившись. - Сами не починим. Придётся сходить к Кулибину на поклон и пригласить в гости. Госпожа то сама может и не дойти.

- Ещё как дойду, - возразила Агафья.

- Не говори глупостей, - сказала Пелагея, поставив передо мной кружку с крепчайшим чаем. - Уже седина в голове, а всё как девица ерепенишься. Приведем мы тебе Кулибина. Не откажет. Он ведь с теплом к тебе относится.

- Так-то оно так, - смутилась Агафья, - Только возьмите с собой еще пару человек.