Затем он поднес ко рту горлышко сосуда, но стекло лишь уперлось в маску. С сожалением посмотрев на бутылку, он поболтал на дне оставшиеся капли и продолжил:

- Я что-то не расслышал твоего имени, юнец.

- А я его и не называл.

- Так назови.

Его тон слегка отдавал угрозой.

- Нет. Сначала вы назовите свое, сударь, и тогда я еще подумаю. Мы не знакомы, и для чего вы здесь, мне тоже не ведомо. А еще… - Порывшись в сумке, она достала наган. На все про все ушло секунд двадцать. Оборванец за это время даже не пошевелился. - У меня есть оружие!

- И то верно, - согласился незнакомец, - Теперича оно хотя бы у тебя в руках. А как насчет кобуры? Где перевязь?

- Они мне без надобности.

- Замечательно. Ну так как тебя зовут - то?

- Николаем отец назвал. Николай Александрович я. А вас? - спросила Настя.

Ей показалось, что человек в маске улыбнулся - судя по морщинкам, что появились у глаз.

- Зови меня Хромым.

- Вы серьезно?

- Раз я так говорю, так оно и есть. И, быть может, Николай Александрович, ты всё – таки скажешь, какого лешего ты тут околачиваешься?

– Было же вам сказано - я знаю верное средство от недуга безумцев, – врала в три короба Настя. – Его мы разработали при Академии наук.

– Кто это мы? – недоверчиво спросил Хромой.

– Ученые – химики, естественно, – уточнила Настя. – Однако..., – потупила она взгляд.

– Однако что?

– Средство это осталось в Императорском дворце ...

– Допустим, всё оно так, – кивнул Хромой. - Только, скажи мне на милость, Николай Александрович, как это средство вернет жизнь в гнилые тела?

– Мертвым не помочь, – пояснила Настя. – Спасти можно ещё живых. Болезнь, как известно, передаётся через укус.

– И не только, – сказал Хромой. – Если надышаться их миазмами, не миновать их участи...

– Вот, именно таких можно спасти, – и глазом не повела Настя. - Обратить вспять заражение ума и тела. Вы понимаете степень важности этого открытия?

– Допустим, понимаю. И где же именно во дворце это средство находится?

– Не ваше дело.

– Ты мне не доверяешь, юнец?

– Разумеется, нет.

Оборванец снова засмеялся.

– Тогда ещё не всё потеряно, – Хромой подобрал ноги и встал, шатко опершись на трость. - Скажем, я могу тебя туда отвести, если тебе и в самом деле туда надобно.

- В самом деле, - кивнула Настя. - Что вы хотите за свою помощь?

Хромой то ли размышлял над ответом, то ли просто ждал, пока у него прояснится в голове и, наконец, сказал:

- Я хотел бы хорошенько прошуршать во дворце, на предмет всякого рода ценностей.

- И как это понимать?

- Да так, как слышится! - чуть ли не огрызнулся Хромой. - Императору они уже без надобности, а для меня это билет из этого ада.

- Управлюсь и без вас, – фыркнула Настя.

- Без меня ты тут и часу не протянешь, юнец.

Вдруг, по крыше прошлась мелкая дрожь, а где - то внизу послышался глухой грохот.

- Что это? – испуганно спросила Настя, озираясь по сторонам.

- Видимо обвал в туннеле, – как – то спокойно ответил Хромой. – Ну что? По рукам?

Настя взглянула вниз. Пелена густого тумана укутывала дома серым полотнищем, из которого выглядывали лишь силуэты крыш, освещенных одинокой луной. Ни единого дуновения ветра не касалось её волос. Лишь зловещая тишина была здесь полноправной хозяйкой.

Настя повернулась к этому странному оборванцу и решительно сказала:

– По рукам.

Звонили ко всенощной, и протяжный дрожащий вой колокола раздавался в окрестности. Закат летнего солнца, и светлая заря, еще не закрытая черною приближающеюся тучею, из которой гремел по временам глухой гром, озаряла розовым светом кабинеты конторы.

Я сидел перед Купцовым, разглядывая врученную мне лицензию.

– Примите мои поздравления, голубчик, – улыбнулся статский советник. – Теперь вы – первый частный сыщик Империи! И впредь, можете оказывать всякое содействие полиции на государственном уровне, получая за то жалование. Без куска хлеба не останетесь, уж поверьте.

– Вы очень добры, Ваше высокородие, – сказал я, поднявшись с кресла. – Я не нахожу слов...

– Слова ни к чему, Николай Александрович, – как-то по-отечески сказал Фёдор Михайлович. - Ступайте, найдите Настеньку и обернитесь в добром здравии. Удачи...

Мы крепко пожали руки и я, твердой походкой, покинул кабинет статского советника.

Добравшись до пустой и унылой квартиры, в ожидании тяжелого дня, я провалился в беспокойный сон.

Сквозь белоснежные занавески уже пробивались рассветные лучи. Надобно было поспешить на пароход до форта «Граф Милютин». Там, посреди залива, разгружались и заправлялись дирижабли законопослушных перевозчиков. Коли туда и не заносит контрабандистов, в которых появилась нужда, кто - нибудь обязательно подскажет, где их искать.

Я накинул коричневый кожаный камзол поверх шелковой жилетки, повязал шёлковый же шейный платок и прикрыл дверцы гардероба; убрал винтовку в чехол за спиной, накинул ремень с сухарной сумкой и поправил поясную кобуру. В передней уже обулся в высокие сапоги, накинул на голову котелок, запер дверь и вышел в парадную, оставив квартиру во власти пустоты.

Пока я добирался до переправы, окончательно рассвело. Небо затягивала серая, как плесень, пелена. Тех немногих солнечных лучей, что пробивались сквозь тучи, вполне хватило, дабы разглядеть за водами залива поросший лесом остров.

Над деревьями то и дело взмывали куполообразные махины. Даже с такого расстояния можно было рассмотреть, как воздушные корабли причаливают и ждут прибытия груза или команды.

В этот ранний час пассажиров на пароходе было немного. Налетавший с Финского залива ветер силился сорвать котелок с головы, от того я вцепился в него и натянул по самые брови. Люди сторонились меня, глядя с опаской. Быть может, дело было в винтовке, что торчала за спиной или в том, как я стоял: широко расставив ноги и навалившись на фальшборт.

В основном братию составляли корабельщики, моряки и воздухоплаватели. Здешний люд обслуживал либо дирижабли, либо суда на пристани, поскольку доставленные по воздуху грузы еще надобно было так или иначе переправить через залив.

Через час неуклюжей болтанки по приливным водам, ветхий белый пароход подошел наконец к пристани на том берегу.

Морские и воздушные причалы чуть не налезали друг на друга: деревянные пирсы, закованные снизу в хрупкую броню из мелких рачков, и расчищенные участки суши, из которых выпирали толстенные железные трубы; часть из них уходила обратно в землю. К ним было пришвартовано с десяток дирижаблей, сильно разнившихся по классам и сохранности.

Вид они имели самый разномастный. Одни представляли собой неброские воздушные шары с корзинами прямо под брюхом. Другие впечатляли куда больше: гондолы у них размерами и формой напоминали корпуса плавучих судов, крепились к баллонам с водородом и приводились в движение паровыми двигателями.

Мне никогда прежде не доводилось бывать в этом форту, оттого, не зная откуда начать поиски, я стоял посреди причала и наблюдал за портовым людом, который пока еще только просыпался от дремы.

Прилетали новые дирижабли и грузы кочевали из гондол на тележки, с тележек - на суда, и прибывающие воздухом товары оказывались на воде с неизменной быстротой.

Вдруг один из небольших дирижаблей дал крен. Двое моряков лихо соскользнули по тросам и отсоединили швартовочные зажимы. Те свободно повисли в воздухе. Моряки вскарабкались обратно в гондолу, с помощью лебедки подобрали швартовы, растянули их вдоль корпуса и закрепили.

В двух шагах от меня остановился старик в капитанской фуражке и стал раскуривать трубку.

- Прошу меня простить, – окликнул я его. - Какой из этих дирижаблей проходит ближе всего к Новому Петрограду?

Он смерил меня оценивающим взглядом из - под клочковатых бровей, не переставая посасывать мундштук: