— Что? — Михаил не верил собственным ушам. И не зря.

— Но сначала сразись со мной. Один на один. Победишь меня — будет тебе Родион. А нет… — В глазах Петра Алексеевича появился опасный блеск. — Тогда ты отречёшься от титула и никогда, слышишь, никогда не будешь пользоваться магическим огнём.

Кулаки Михаила сжались, он стиснул зубы, чтобы сдержаться и не наделать глупостей. Взгляд его метнулся к цесаревичу:

«Александр!» — Его имя само вырвалось, по-другому к нему он сейчас обратиться ни за что бы не смог. — «Я ведь Вам клятву дал!»

«И ты её сдержишь. Соглашайся».

Если бы Пётр Алексеевич когда-то вот так же в него поверил, то, может быть, тогда и жизнь Михаила сложилась бы по-другому, не стал бы он тогда Арсеньевичем и даже смирился бы с тем, что родной отец не дал ему своё отчество. И жил бы себе счастливо рядом с Родионом… А не довёл бы его до смертного одра.

— Я согласен!

— Вот как? Что ж, так тому и быть. Однако, — Пётр Алексеевич заговорил чуть громче, — бой должен пройти тайно. Не хочу, чтобы наши имена хоть как-то связывали.

Привычная боль в груди отступила под гнётом ярости. Михаил чувствовал, что огонь неистово рвался наружу, чтобы отомстить за своего колдуна, и только чудом и небывалой выдержкой его удалось сдержать.

Михаил очень долго не мог с собой совладать, а потому вернулся в бальный зал значительно позже Петра Алексеевича. По крайне мере, никто не смог бы уличить их в том, что они провели время вместе. Михаил задержался ещё и потому, что заглянул к себе в спальню, где на столике стоял бутылёк с успокоительной настойкой. Полина предупреждала, что больше трёх капель за раз нельзя, но так хотелось вылить в себя всё зелье, чтобы привести душу в порядок! Всё же Михаил сумел остановиться на трёх, хоть это и стоило ему немалых усилий. Спустя приблизительно четверть часа он почувствовал, что ураган внутри утихает, и тогда только почувствовал, что сможет на глазах у всех снова встретиться с Петром Алексеевичем и ничем себя не выдать.

Бал продолжался до утра, и никто не торопился расходиться — все были взбудоражены тем, что магия огня не просто существует, но она ещё и проявилась в бывшем воздушном колдуне. Новость уже не то что бы и свежая, но однозначно сложно что-то придумать, что могло бы её затмить. Михаил не стал скрывать, что полностью истребил в себе магию воздуха — все и так к бы догадались. К тому же ему не пришлось и врать — он понятия не имел, откуда в нём взялся огонь. Быль ли он в нём изначально или отчего-то зародился совсем недавно, он не знал и спросить было не у кого.

Многие дамы надеялись, что князь Морозов пригласит их танцевать, в том числе и те, в чьих объятиях он когда-то побывал, однако Михаил так ни к кому из них и не подошёл. Он делал вид, что не замечает их намёков, а язык веера и вовсе разучился читать.

Пётр Алексеевич уехал одним из первых, его отъезду никто не опечалился. Когда его присутствие перестало давить, Михаил немного расслабился. Впрочем, скорее всего, основную роль всё же сыграла настойка Полины. Чуть позже бальный зал покинула царевна Елизавета, напоследок подарив Михаилу ещё одну ободряющую улыбку.

К утру в Воробьёвском дворце наступила тишина. Все, кто мог, высыпались. И только Феофан Ильич проверял, чтобы всё привели в порядок и не ничего не осталось неучтённым. К счастью или как раз наоборот, отдыхал он не больше четырёх часов в сутки вот уже много-много лет.

Михаил проспал до полудня, Арсений ходил вокруг него на цыпочках, готовый в любое мгновение сделать что угодно, чтобы хозяин почувствовал себя хоть чуточку лучше. Он видел, как тот метался во сне, но помочь ничем не мог. По правде говоря, в спальню Арсений пробрался без хозяйского разрешения. Но разве он мог, родной дядя, пусть племянник и не знал о том, находиться в стороне, когда тому так плохо? И если посторонним Михаил казался сильным и уверенным в себе молодым князем, то уж он-то видел, насколько неспокойно его душе.

К обеду приехала Ирина Григорьевна — цесаревич отправил за ней карету, сам же он отбыл по делам, захватив с собой увязавшуюся за ним сестру. На хозяйстве оставили незаменимого Феофана Ильича.

Михаил и Ирина Григорьевна разместились в любимой гостиной императрицы Софьи. И никакого кофе!

— Ох, как же чудесно! — жмурилась от удовольствия гостья. — Не могу больше эту горькую гадость пить! — Она оглянулась на дверь и понизила голос. — Никак не привыкну к этой дряни. Даже пирожные больше не спасают. А Вы как?

— Не знаю, я привык, — пожал плечами Михаил и с удовольствием вгрызся в баранку, запивая её горячим чаем.

— Да я же не о том, — отмахнулась Ирина Григорьевна. — Как Вы после вчерашнего?

— Что Вы имеете в виду? — он едва не поперхнулся.

— Вчерашний бал, разумеется. Набросились они на Вас, стервятники эти?

— Пытались, — хмыкнул Михаил.

— Вы, главное, не показывайте им слабости — вмиг накинутся.

— Да я уж заметил…

Он вкратце пересказал ей всё, что произошло на вчерашнем балу, опустив лишь встречу с Петром Алексеевичем один на один, если не считать цесаревича.

— Ужас какой! — всплеснула руками Ирина Григорьевна. — Женить Вас⁈ Сначала я одобрить должна! Я ж Вам как сестра старшая! Нет уж, пусть сперва со мной разговор ведут!

— Договорились, Ирина Григорьевна, — засмеялся Михаил. Как же он скучал по их ежедневным разговорам! — Договорились…

— Михаил Арсеньевич…

— Да?

— Вы, пожалуйста, не забывайте, что у Вас есть друзья. Если что, мы поможем.

Ком подступил к его горлу, но Михаил заставил себя улыбнуться:

— Не теряете надежды написать работу об огненной магии, Ирина Григорьевна?

— Вы меня раскусили! — расхохоталась она, а затем посерьёзнела. — Не забывайте, Михаил Арсеньевич, Вы не один.

— Благодарю Вас, — ком в горле еле пропустил слова.

Ирина Григорьевна вскоре уехала. Михаил проводил её до кареты и ещё долго смотрел вслед. Погода портилась, поднялся ветер, нагоняя тучи, заморосил дождь, и капли становились всё крупнее. И только когда начался ливень, Михаил опомнился и вернулся под крышу.

До самой ночи он не выходил из тренировочного зала, оттачивая огненное мастерство, шлифуя его, доводя до совершенства. Он бы и до утра не вышел, если бы за ним не явился Феофан Ильич и не напомнил о том, что перед важным боем следует хорошенько выспаться. Михаил не был уверен, что сумеет уснуть, однако провалился в сон почти сразу, как лёг. Настолько, что не успел дослушать то, что говорил Арсений.

А тот, убедившись, что хозяин крепко спит, погладил его по волосам, улыбнулся чуть грустной улыбкой и тихонько произнёс:

— Акулина защитит тебя, Миша, ты только верь в себя.

Проснулся Михаил ещё до того, как Арсений пришёл его будить. За окном всё ещё было темно, разразилась самая настоящая буря, но на душе, наоборот, было спокойно. Как если бы непогода забрала себе всё его беспокойство. Не волновался Михаил и о том, что Пётр Алексеевич не явится — не было сомнений, что тот примчался бы сюда и в лютую пургу. Если князь Вяземский действительно чего-то хотел, он землю грыз, чтобы получить желаемое. А сейчас он больше всего на свете хотел растоптать его, Михаила. Доказать, что он всё такой же слабак.

— Не бывать этому!..

Как и ожидалось, Пётр Алексеевич прибыл в Воробьёвский дворец ещё поутру. Немного задержался из-за размытых дорог, но не стал искать предлога, чтобы не ехать. Предсказуемо. Как и то, что князь Вяземский нисколько не сомневался, что победа будет за ним.

Почти всех слуг на сегодня распустили, чтобы не было лишних свидетелей. Осталась лишь охрана, да Феофан Ильич, Иннокентий и Арсений. Царевна Елизавета отправилась навестить какую-то родственницу, Александр же вместе с Михаилом встретил князя Вяземского у тренировочного зала, где и должен был состояться бой между воздухом и огнём. Между отцом и сыном.

— Что ж, господа, — без тени улыбки начал цесаревич, — зал в вашем распоряжении. Каков бы ни был исход, я всё улажу.