В комнате, где они наконец остановились, не было окон — за свет отвечали свечи в канделябрах, стоявших в многочисленных нишах, а потайная дверь пряталась в стене. Посторонний ни за что бы её не нашёл. Мебели здесь не было, за исключением длинного стола, с которого свисали ремни. Михаил сглотнул, когда их увидел.

— Я ведь Вас предупреждала, что то, что мы собрались делать, опасно для жизни? — тихонько спросила Ирина Григорьевна, став около стола.

— Да, — кивнул Михаил. — Я готов.

— А ещё… Это очень и очень больно, — с чуть виноватой улыбкой добавила колдунья. — Настолько, что от боли можно сойти с ума. У детей проходит проще. Чем младше ребёнок, тем вероятнее, что он не только выживет, но и останется при своём уме. Магия ещё не так сильно пустила в них корни, её не настолько сложно вырвать. — Он вздохнула. — И да, Михаил Арсеньевич, не все юные колдуны умирают, если слабы. Некоторые навсегда остаются дурачками.

Холодок прошёл по спине Михаила. Не успев смириться с тем, что он вполне вероятно не переживёт уничтожение магии, теперь он ещё и узнаёт, что может навсегда остаться… А как же Арсений? Неужто ему суждено нянчиться с ним, большим дитятей, до конца дней своих?

— Ирина Григорьевна… — глухо заговорил Михаил. — Могу я попросить Вас сделать так, что, если я выживу, но сойду с ума, сделать так, чтобы… чтобы отсюда вынесли мой труп?

Брови колдуньи взметнулись вверх, а затем она прищурилась и сказала:

— Я могу это устроить, — кивнула она. — Не беспокойтесь, уйдёте Вы тихо и во сне — уж это я могу Вам обещать. Полина! — позвала она, и та, появившись словно из ниоткуда, стала подле хозяйки. — Полина, принеси то самое сонное зелье. Ты понимаешь, о чём я. — Она отпустила служанку. — Михаил Арсеньевич, Вы не передумали?

— Нет.

— Тогда прошу. — Она пальцами постучала по столу, и Михаил, чтобы не дать себе пойти на попятную, тут же на него улёгся. — Вы уж меня простите, но придётся Вас привязать. Ремни крепкие — мой особый заказ. Правда, — тут она хмыкнула, — кожевенник решил, что они нужны мне для утех. Что ж, по-своему он был прав.

Михаилу сейчас было не до веселья, да и шутку он не понял.

— Увы, Михаил Арсеньевич, — добавила она, привязывая подопытного, — ничего, что могло бы облегчить боль, я Вам дать не могу. Не знаю, как себя в таком случае поведёт магия. И возьмите вот это, зажмите между зубами. — Ирина Григорьевна вложила в его рот палочку, прочную и довольно удобную, она почти не мешала. — Можете не волноваться, никто не услышит Ваши крики. Эта комната создана так, чтобы за её стены не выходило ни звука.

Запоздало Михаил подумал, что удивительно, как это Ирина Григорьевна оказалась ко всему готовой. Неужели она уже проводила подобные опыты? Или что-то в этом роде?

Заметив его замешательство и правильно его расценив, колдунья погладила Михаила по голове и, заглянув в глаза, едва ли не промурлыкала:

— Не беспокойтесь, Михаил Арсеньевич, я Вам не врала. Вы и вправду будете у меня… — Улыбка её из нежной превратилась в лукавую. — … первым.

Вскоре пришла Полина и передала хозяйке стеклянный пузырёк с настоем из двадцати восьми трав.

— Спасибо, Полина. Можешь идти. — Когда за служанкой плотно закрылась дверь, Ирина Григорьевна, поставив зелье в одну из пустых ниш, сказала: — Что ж, Михаил Арсеньевич, давайте начинать.

Он сильнее стиснул палочку зубами. И как раз вовремя, потому что боль пришла мгновенно, как только Ирина Григорьевна положила холодные пальцы ему на виски. Пламя в свечах колыхнулось, и некоторые из них погасли. Михаилу казалось, будто из его головы вытаскивают раскалённые металлические верёвки. Медленно и мучительно. Он пытался сдерживаться, пытался не кричать, но ничего не мог с собой поделать — боль была невыносимой. И достигала такого предела, что дальше уже невозможно. И всё равно она нарастала и нарастала. Михаил перестал понимать, что происходит, где он и даже кто.

А пытка всё не заканчивалась. Тянулись минуты, часы, но сколько прошло времени, понять не было возможности. Вероятно, стало бы легче, если бы Михаил лишился сознания, но боль постоянно возвращала его из забытья. Некоторые ремни разошлись, не выдержав напора бывшего Вяземского, а другие уцелели лишь потому, что он совсем выбился из сил, пытаясь вырваться.

Пот стекал с лица Ирины Григорьевны и капал на Михаила, но ни он, ни она не замечали подобной мелочи. От напряжения у колдуньи дёргались оба глаза, а пальцы онемели, но она не могла позволить себе отойти, иначе произошло бы непоправимое. Конечно, она надеялась, что в Михаиле дремлет могучая сила, но не представляла, что настолько. Когда Ирина Григорьевна предложила уничтожить в нём магию воздуха, она предполагала, что воздушная сила не так уж и велика, раз её не сумел разглядеть сам Пётр Алексеевич Вяземский. А на деле вышло так, что она, весьма и весьма одарённая земляная колдунья, могла не довести дело до конца — сама едва ли не падала от усталости.

Но вот она нащупала конец «воздушной верёвки» и, собрав остатки сил, потянула за него и вырвала. Не удержавшись на ногах, она упала, и в тот же миг комната заполыхала. Огонь был повсюду, добрался он и до Ирины Григорьевны и поджёг ей платье. Жар опалил ей ресницы и брови, но волосы не успел испортить, потому что колдунья быстро опомнилась и скрылась под кучей земли. Та же участь постигла и всю остальную комнату. И только стол остался нетронутым и всё так же пылал, освещая земляные груды.

Что могло бы порадовать Ирину Григорьевну, если бы она не была занята тем, что спасала собственную жизнь, так это то, что комната не только звуки не пропускала, но и запахи — в коридорах не было и намёка на гарь.

Вернувшемуся со службы Арсению Полина сообщила, что хозяин его вновь решил заночевать у Ирины Григорьевны. Только на сей раз сердце верного слуги, нет, сердце дяди было не на месте.

Ирина Григорьевна осмелилась выглянуть из земляного убежища только тогда, когда перестала чувствовать жар, и то не сразу. Сперва выждала какое-то время, прислушиваясь, не позовёт ли её Михаил Арсеньевич. А когда ничего не услышала, тогда только и осмелилась убрать своё колдовство. Земля осыпалась и тут же впиталась в пол и стены. Уж что земляная колдунья умела делать, так это прибираться за собой, чем искренне гордилась. Это воздушным колдунам легко: взял и отпустил ветер на свободу, водным было чуть сложнее, но всё равно не настолько, как земляным. Не то чтобы Ирина Григорьевна жаловалась, как раз наоборот. С раннего детства она обожала трудные задачки и во многом превосходила колдунов своего же рода.

Однако был у Ирины Григорьевны один недостаток, и весьма существенный: она родилась девочкой. Из-за того, что она не мальчик, что у неё есть не только магическая сила, но и живой интерес к колдовству, к его природе, Ирочка очень многих Кропоткиных раздражала, ей пророчили незавидную судьбу старой девы, ибо не всякий потерпит, чтобы его жена хоть в чём-нибудь его превосходила.

Конечно же, Григорий и Мария Кропоткины, родители Ирочки, радовались тому, что дочь их обладает силой. Однако радость их заключалась в том, что Ирочка, когда выйдет замуж, обязательно родит им внука, равного по силе которому ещё не было. Мальчика, разумеется.

А Ирочка, наплевав на то, кто и что от неё хотел, вышла замуж за того, кого выбрала сама, да ещё не то что внука-колдуна не родила, а и вообще потомством не обзавелась. И в довершение ко всему самостоятельно занялась изучением колдовства, о чём раньше могла лишь мечтать. То, что ей удалось выяснить и испробовать, пока она находилась под крылышком маменьки и папеньки, и сравнить было нельзя с тем, что она уже успела выяснить в доходном доме Зайцевой, ставя опыты вот в этих самых комнатах. И собиралась узнать ещё больше с помощью дражайшего Михаила Арсеньевича Морозова.

Лишь бы он остался в своём уме. Или хотя бы живым. Убивать она его не собиралась, хоть и пообещала. Если исход окажется худшим, она навсегда возьмёт над бедолагой опеку.