Ни разу Михаил не видел Арсения настолько растерянным. Даже тогда, когда Пётр Алексеевич отрёкся от него перед всей Москвой, верный слуга и то выглядел более собранным. Однако к этой растерянности примешалось и нечто другое. Сперва неверие, а затем… Радость?

— И никаких возражений! — усмехнулся Михаил. — У меня и паспорт есть. Хочешь, покажу? — Арсений отвернулся и поднял руку к лицу, чтобы тайком что-то с него стереть. — Эй, ты что? Плачешь?

— Н-нет, Михаил… Ар-ар…

— Арсеньевич. — Михаил подошёл к нему, взял за плечи, развернул к себе и, улыбаясь, заглянул в глаза. — Запоминай: теперь я Михаил Арсеньевич. Ар-сень-е-вич!

— Но как же…

Договорить он не успел, потому что вмиг оказался в медвежьих объятиях хозяина, да таких крепких, что чуть дух не испустил.

А после Михаил рассказал ему всё, что с ним произошло, ничего не утаивая и не приукрашивая. Арсений только диву давался. Он мало что понимал в колдовских делах и переживал, что ничем не может помочь хозяину.

— Я и сам пока ничего не могу, — признался Михаил. — Если бы не Ирина Григорьевна, вообще не знаю, что бы делал.

— А вы с ней точно не?..

— Арсений, за кого ты меня принимаешь! Я не бегаю за каждой юбкой!

— А я и не говорил, что за каждой. Я Вас об Ирине Григорьевне спросил.

— Точно! Ирина Григорьевна! — встрепенулся Михаил. — Я ведь обещал ей не задерживаться!

Он вскочил со стула, на котором сидел последние полчаса, и заторопился прочь. Арсений окликнул его:

— Михаил Фё… Арсеньевич!

— Да? — обернувшись, улыбнулся он.

— На Вас последняя одежда. Больше нет. Совсем нет.

Михаил округлил глаза, а затем усмехнулся:

— Понял, Арсений, постараюсь её сберечь.

О проблеме с облачением подопытного по имени Морозов Михаил Арсеньевич Полина успела предупредить хозяйку до того, как он вернулся. И предупредила, и принесла всё, что было велено: два халата, шесть нижних юбок и восемь старых платье, от которых старательная Полина отпорола верхнюю часть за ненадобностью — всё равно не влезет, а так хоть срам прикроется.

— Переодевайтесь, Михаил Арсеньевич! — хитро улыбаясь, сказала Ирина Григорьевна. — Пора делом заняться!

Одежду Михаила оставили в гостиной, а кучу обносков госпожи Зайцевой перенесли в комнатку, смежную с той, где Ирина Григорьевна и проводила все свои опыты. И где Михаил навсегда лишился магии воздуха, зато приобрёл возможность стать первым в Империи, а может быть и во всём мире, огненным колдуном.

— Что ж, Михаил Арсеньевич, приступим!

Два халата и три нижние юбки спустя Ирина Григорьевна подняла руки:

— Всё! Сдаюсь! Перерыв. Что-то мы делаем не так.

Больше всех передышке обрадовалась Полина. Ещё одна перемена одежды, и невинное девичье сердечко не выдержало бы такой красоты.

Пока Михаил поглощал ночной перекус, сидя на кушетке в кабинете колдуньи, Ирина Григорьевна корпела над бумагами, выводя всё новые и новые формулы. Итог её ни разу не устроил. Жалкие сведения об огненной магии, а точнее, о теории огненной магии, что ей удалось раздобыть, мало чем помогали. Скорее уж, вели по ложному пути. Знания о магии земли оказались бесполезными, о воздушной — тем более. А может, дело как раз в этом? А что если, отбросить вообще всё, что они знали о магии? А вдруг, ничего ни у кого раньше не получалось с огнём, потому что всегда действовали так же, как и с магиями воздуха, земли и воды? У всех трёх один и тот же принцип: разум и воля подчиняют стихию. Огонь же не подчинялся никому и ничему.

— Михаил Арсеньевич, Вы же пытаетесь управлять огнём, как это делали с воздухом?

— Да, — кивнул он, вернув кусок холодного мяса на тарелку, которую держал в руках. — Только воздух меня хотя бы немного слушался. Огонь выходит разом, управлять я им не могу. Боюсь, что всё здесь сожгу, поэтому и загоняю обратно в себя.

— А что, если, — Ирина Григорьевна задумчиво почесала писчим пером подбородок, — попробовать не управлять им, а, скажем, договориться? — Она покачала головой. — Забудьте, Михаил Арсеньевич, я чушь какую-то несу.

— А что, если это не чушь? — Он внимательно посмотрел на колдунью. — Я сейчас тоже скажу что-то странное. Знаете, Ирина Григорьевна, мне всё время кажется, что он живой. Огонь живой.

— Живой, говорите…

— Если Вы не против, я хотел бы попробовать остаться в комнате один.

— Михаил Арсеньевич, опасно.

— Знаю.

Колдунья какое-то время думала, а затем решительно кивнула и встала.

— Ладно. Буду страховать Вас снаружи!

И они снова отправились в комнату для магических опытов.

Ушли ещё три юбки от старых платьев и две простыни, прежде чем Михаил сумел оставить на себе третью. Правда, в сильных подпалинах.

А вдали и от доходного дома Зайцевой, и от самой Первопрестольной, в имении князя Вяземского другой его сын, но только признанный, тоже боролся. Но не с собой и даже не с тренировочными мишенями, а с родным отцом.

После того как они вернулись из Москвы, тренировки Родиона ужесточились. Настолько, что каждый день для него мог стать последним — отец не собирался его щадить.

— Ну, вставай! — рявкнул Пётр Алексеевич, когда сын упал на колени. — Вставай!

Родион упёрся ладонями в пол в тщетной попытке отдышаться и глядел вниз, потому что никак не мог поднять голову. Из носа текла кровь и падала крупными каплями, смешиваясь с потом. Горло горело, а тело бил озноб.

— Слабак, — сплюнул князь и вышел.

Спустя секунду Родион рухнул на пол и забился в конвульсиях.

Родион не осознавал, где и как долго находится. Казалось, что не было ни конца, ни края его мучениям. В ушах шумело, а тело будто полностью состояло из боли, во рту чувствовалась кровь, а глаза заплыли и не открывались. Но он хотя бы не умер, а значит, ещё один день жизни он себе вырвал.

Внезапный кашель заставил Родиона согнуться пополам, отчего кровь хлынула не только изо рта, но и прошла сквозь ноздри, обжигая их. Потихоньку приступ стих, Родион сплюнул кровь и попробовал если не отдышаться, то хотя бы просто дышать. Давалось с трудом, но всё же выходило сносно.

«Значит, буду жить».

Лежал Родион на боку и, нащупав ладонью пол, попытался оттолкнуться от него. Не с первой попытки, но ему удалось. Глаза по-прежнему не открывались, зато почти выровнялся стук сердца, скакавший до этого неровно и то и дело затухавший. Чему Родион научился с тех пор, как ему отрезали земляную и водную магии, так это к тому, как правильно восстанавливаться. Опытным путём ещё будучи ребёнком — а иначе не выжил бы с его-то хилым телом, — он выяснил, что магия рода может не только поражать врагов или развлекать скучающих дам на балу, но и лечить своего хозяина, но только в том случае, если хозяин при смерти.

С этим справлялся только сон на грани между смертью и жизнью, когда тело обездвижено, а дух словно парит над ним. Родион пытался рассказать о своих находках отцу, но тот лишь посмеялся над ним, сказав, что такой способ годится лишь для таких слабаков, как он. Что ж, видимо, он был прав. Но Родион по-другому не мог, поэтому он должен был поскорее добраться до кровати, чтобы уже там провалиться в свой целебный полусон-полусмерть.

«Я ведь дома?» — видеть Родион всё ещё не мог. — «Вроде бы дома…»

Потихоньку возвращалась память. Точно. Он ведь дрался один на один с отцом. Тренировочным этот бой назвать мог бы только умалишённый. Раньше отец не снисходил до того, чтобы его тренировать, считал слишком слабым, что было недалеко от истины. Родион понимал, что против отца никогда не выстоит — тело не позволит. Но и в том случае, если бы с его телом всё было в порядке, победить всё равно бы не вышло. Среди всех Вяземских не было никого, кто мог бы сравниться по силе с Петром Алексеевичем. Так мог ли Родион надеяться, что отец снизойдёт до того, что лично начнёт его тренировать?

Он и не начал. Всё, что происходило после возвращения из Москвы, скорее напоминало бойню, а не тренировку. Неужели князь Вяземский, родной отец, и вправду хочет забить его насмерть? Вряд ли, скорее уж, проверить, сколько он сможет выдержать, прежде чем отдать Богу душу. Наследник, будущий князь — и такой слабак? Позор всего рода Вяземских. Родион и сам порой начинал в это верить. И делал всё, чтобы примирить хрупкое тело с огромнейшей воздушной магией, врождённой огромнейшей воздушной магией. Как так вышло? За что? Почему он не родился таким же сильным и здоровым, как Миша? Вот если бы объединить их сильные стороны… Получился бы один правильный колдун, а не то что они оба: серединка на половинку.