Наконец возница остановился неподалёку от огороженной части, где и должны были состояться бои. Как и условились, Михаил вышел одетый в длинный плащ, капюшон скрывал лицо. От любопытных взглядов всё равно не скрыться, но до поры до времени никто не прознает, что же за таинственный человек прибыл на Хитровку. Явился он уже после того, как Вяземские, Юсуповы и Кропоткины заняли свои места в ожидании того, когда их почтит своим присутствием цесаревич Александр. Его пока никто не видел, зато по толпе уже прошли шепотки, что сегодня на Хитровке будет и царевна Елизавета.

— С Богом, Михаил Арсеньевич, — шепнул ему возница.

— С Богом, Егор, — кивнул ему он.

Михаил прошёл дальше, куда ему указывали, стараясь при этом не смотреть в ту сторону, где сидела его бывшая родня. Он знал их всех, и они его знали. Но никто в тот раз и не подумал за него вступиться или хоть словом, взглядом поддержать. Один лишь Родион не отрёкся от него. Как он? Не хворает ли? Здесь ли он? Наверняка здесь — Пётр Алексеевич ни за что бы не потерпел, если бы его единственный сын — единственный, ха! — не смог бы присутствовать на столь важном для рода мероприятии.

— Михаил Арсеньевич, сюда, — позвал его Феофан Ильич и провёл к палатке, вокруг которой с грозными лицами стояли охранники.

Внутри палатки, кроме зашедших Михаила и Феофана Ильича, никого больше не было.

— Подождите здесь, Михаил Арсеньевич. Я Вас позову.

— Хорошо, — кивнул он.

Феофан Ильич вышел, и Михаил остался один. Он сел на единственный стул и взял с небольшого столика кружку воды, явно предназначавшуюся для него. Сделав несколько глотков, он поставил её на место и приготовился ждать. Сердце предательски колотилось.

А меж тем народ прибывал и прибывал. Кто-то пустил слух, что сегодняшние бои сумеют удивить. Что отыскался такой колдун-силач. Что готов бросить вызов любому колдуну. Хоть Вяземскому, хоть Кропоткину, хоть Юсупову. Разумеется, здесь не обошлось без Феофана Ильича. И вскоре разговоры дошли и до княжеских семей. Большинство восприняло слухи как шутку, а кое-кто и вправду обеспокоился. Призыв цесаревича хоть и не стал такой уж неожиданностью для князей, но вся таинственность, что за ним последовала, настораживала. Неудивительно, что каждый из них пригласил к себе Якова, чтобы посоветоваться. И ответ для все был приблизительно один: звёзды молчат.

«Ты справишься!» — раздалось в голове.

«Ваше Императорское Высочество!» — обрадовался Михаил.

«Скоро начнём. Я в тебя верю».

Самого цесаревича в палатке не было — Михаил бы его увидел, но даже просто услышать ободряющие слова уже дорогого стоило. И всё же сейчас Михаил не отказался бы от ещё одной капельки чудодейственной настойки Полины. Интересно, а сама ведунья придёт посмотреть на него? Вряд ли. Зато её драгоценная хозяйка обязательно явится, да и Арсений ни за что не пропустит такое зрелище.

Как же мучительно ждать! Знать бы ещё, что там происходит, пока он отсиживается в палатке…

А там происходило ровно то, что и должно было: княжеские семьи расселись по стульям, выставленным на ступеньки, которые всегда привозили сюда, когда цесаревич устаивал бои. Согласно давним традициям женщины тоже присутствовали, но никогда не участвовали. Князь Юсупов и князь Кропоткин всегда приезжали с супругами, как и сегодня, и только князь Вяземский неизменно появлялся в одиночестве. Все были прекрасно осведомлены, что княгиня не могла похвастаться хорошим здоровьем. Нынче же Пётр Алексеевич и вовсе был вдовцом, зато рядом с ним сидел красавец сын, гордость Вяземских. Правда, поговаривали, что ему от матери досталось слабое здоровье, но доподлинно никто не знал. Разве что Вяземские, а они своих никогда не выдавали. Впрочем, как и Юсуповы, и Кропоткины.

Наконец на мраморный пьедестал взошёл Его Императорское Высочество Александр, рядом с ним встала и Её Императорское Высочество Елизавета. При их появлении народ возликовал и понеслись приветственные и восхваляющие выкрики — москвичи знали, кого следует благодарить за процветающий город. Но как только цесаревич поднял руку, всё стихло.

— Приветствую вас, — заговорил он, оглядывая толпу, голос его свободно разносился над Хитровкой. И казалось, что взгляд цесаревича пронзал каждого, но вместо боли он вызывал благоговение. — Мы все знаем, что Родина наша сильна. И сила её во многом зиждется на вас, — он на несколько мгновений замолчал, — и на трёх магиях. Наши роды сильны. Воздух, вода, земля — всё при нас. Но… — Александр встретился глазами с каждым из князей, дольше всего задержавшись на Вяземском, а затем снова обратился к толпе: — Но сегодня я хочу показать вам, что есть ещё одна сила, ещё одна магия. И он сделает нас ещё могущественней!

По толпе пробежались шепотки, никто не понимал, о чём он. И только среди колдунов появились догадки, но вслух их произнести никто не решался.

— Представляю вам Михаила Арсеньевича Морозова, первого и единственного огненного колдуна!

Вяземские, Юсуповы и Кропоткины застыли на своих местах, в толпе же заволновались. Огненный колдун? А разве такое бывает? Разве с огнём можно совладать?

И тут рядом с цесаревичем и царевной Елизаветой появился человек в длинном плаще, лицо его скрывал капюшон.

— Михаил Арсеньевич Морозов, — повторил Александр. Говорил он спокойно, и только люди из его близкого круга смогли бы уловить в его голосе нотки торжества.

Михаил снял плащ и передал его Феофану Ильичу, стоявшему рядом с пьедесталом.

— Не может быть! — ахнул кто-то из женщин со стороны Вяземских, Михаил когда-то побывал в её постели.

Больше никто так явно не высказался, но поражены были все. Михаил Фёдорович Вяземский, слабый воздушный колдун, изгнанник из рода? Тот самый Михаил? Что за Морозов? Почему Арсеньевич? Огненный колдун? Уму непостижимо! Юсуповы и Кропоткины нисколько не удивились его личности — мало кто запомнил «самозванца» Вяземского с прошлых показательных боёв. Но огненный колдун? Что за чушь⁈ Но разве стал бы цесаревич так шутить с теми, кто служил ему щитом от врагов, кто верой и правдой его защищал? Немыслимо! Значит, магия огня действительно существует? Но как?

Родион повернулся к отцу и застыл — лицо Петра Алексеевича превратилось в восковую маску, но по коже поползли алые пятна, а глаза нездорово блестели.

— Отец? — шепнул Родион, но ответа не получил.

— Михаил Арсеньевич, — снова обратился к огненному колдуну Александр, — будьте любезны, покажите нам, что Вы и вправду владеете огнём.

«Я не владею им», — возразил Михаил, он будто во сне находился, но в то же время понимал, что ничего реальнее нет и быть не может, — «мы с ним равноправные товарищи».

«Им об этом знать необязательно, Миша».

«Вы правы».

«Иди, я в тебя верю».

Михаил кивнул, спустился с мраморного пьедестала и, когда отошёл на достаточное расстояние от цесаревича и царевны, прислушался к себе, нащупал внутреннее пламя и вмиг выпустил его наружу, вспыхнув, как сухой стог сена. По толпе пронеслось «Пожар!», «Пожар!», но никто не дёрнулся, чтобы помочь горящему человеку, а тот поднял руки, и из них вылетели длинные снопы огня, раскрашивая хмурое небо. Сгустившиеся тёмные облака делали представление ещё более зрелищным. Всё так же объятый пламенем, Михаил стал медленно поворачиваться, и снопы постепенно объединялись, переплетаясь между собой, но всё так же устремляясь в небо. Заворожённые, все, кто собрался на Хитровке, не могли отвести взгляда от колдовского огня. Он был виден отовсюду из Москвы и её окрестностей, и те, кто его видели, не переставая креститься, каялись в грехах, решив, что Судный день пришёл.

Остановившись, Михаил чуть развёл руки в стороны, и снопы пламени быстро раскрутились и вновь разъединились. И вдруг он резко втянул весь огонь в себя. И не осталось даже малейшего следа того, что всего несколько мгновений назад Михаил полыхал пуще купальского костра. Ни кожа, ни волосы, ни одежда нисколько не пострадали.