И вот уже лето подходило к концу, и всё это время Михаил Арсеньевич Морозов ежедневно ездил в Воробьёвский дворец, не пропустив ни единого дня. Порой к нему присоединялась и Ирина Григорьевна, однако всё реже и реже. Но вовсе не потому, что её перестала интересовать библиотека императрицы Софьи. Скорее уж, колдунья старалась не слишком нагло пользоваться расположением цесаревича к её подопечному. В конце концов, нужно и меру знать, иначе совсем на дверь укажут. Никто не говорил, что Ирина Григорьевна неугодна во дворце, однако она сама иногда ловила на себе немного напряжённый взгляд Феофана Ильича.
И последней, но не менее веской причиной, почему Ирина Григорьевна решила сократить свои поездки в Воробьёвский дворец, стало то, что её, будто нарочно, отпаивали кофе. И никакой шоколад, которым её щедро потчевали, не возмещал все страдания земляной колдуньи. Кроме того, добавилась ещё и некоторая взвинченность, из-за которой с трудом удавалось заснуть. Если бы не снадобья Полины, ходить бы Ирине Григорьевне с дёргающимся глазом, серым лицом и недобрыми помыслами.
Михаил же нисколько не страдал от того, что его поили кофе, а всё потому, что он настолько выматывался, что дремать начинал ещё в карете по дороге к доходному дому, ставшему родным. Ночью сны не приходили, давая голове огненного колдуна так необходимую ей передышку. На тренировках приходилось не только оттачивать все движения, но и разрабатывать всё новые и новые способы, как лучше применять огонь во время боя.
Цесаревич Александр, как и предупреждал, не особенно церемонился с учеником. Арсений ежедневно охал и ахал, когда видел новые ссадины, порезы и раны на теле хозяина. Полина на них извела добрую часть своих травяных запасов и упросила Ирину Григорьевну на несколько дней свозить её в родной лес, чтобы кое-что заготовить. Остальное же она собиралась купить у других ведуний в окрестностях Москвы. Пусть ведунство и не поощрялось, но это вовсе не означало, что его не существовало. Когда припечёт, и не только к ведунье побежишь. Ни с кем из них Полина лично знакома не была, но, если знать, у кого спросить, можно отыскать кого угодно.
И забота Полины, и природная живучесть, и недюжинное желание стать как можно сильнее помогали Михаилу не сдаваться и стремительно продвигаться к своей цели. Первое время он боялся отвечать ударом на удар — как бы там ни было, а навредить будущему императору — сродни государственной измене. Однако быстро понял, что, если не будет сражаться всерьёз, то Арсению придётся его оплакивать очень и очень скоро.
Разумеется, цесаревич не дрался с ещё неопытным бойцом в полную силу, а постепенно её наращивал. Михаил был за то ему особенно благодарен, когда, спустя месяц тренировок, смог на собственной шкуре проверить мощь императорской магии. Выбрался он тогда из тренировочного зала еле живым, зато воодушевлённым — поражение не сломило его, а показало, куда ему стремиться. Он и до того старался, но после того дня будто в нём треснула какая-то преграда, и он словно обрёл второе дыхание.
Первый месяц Александр проводил с ним не меньше двух часов в день, но не в одно и то же время — государственные дела не ждали. А после он всё чаще и чаще оставлял огненного ученика одного. Михаил, окрылённый успехами, и не думал уклоняться от тренировок. Наоборот, не опасаясь причинить вреда цесаревичу, он мог как следует развернуться. Благо стены тренировочного зала, в котором вполне можно было бы провести бал на человек двести-триста, выдерживал любую стихию, включая и огонь.
В конце августа Александр уехал в Петербург. Михаил хотел было напроситься с ним, но передумал — не чувствовал, что уже достоин того, чтобы сопровождать цесаревича, а сам тот не предложил. Царевна Елизавета поехала вместе с братом, потому что именно она должна была встретить очередного посла, выступавшего сватом своего господина. От её имени вполне мог ответить и император, но он вдруг решил, что соскучился по дочери, а сына он и так видел довольно часто.
Михаил всего разок и встречался с царевной — их представили друг другу на следующий день, как он согласился стать верным слугой императора. Больше их пути с Елизаветой Ивановной не пересекались, но ему хватило и первого впечатления. Маленькая, совсем ещё девочка, она в тоже время не выглядела беззащитной. Даже на расстоянии чувствовалось, что в ней плещется и просится наружу великая сила. Вот только выйти ей так и не дадут, ведь женщины-колдуньи никогда не участвовали ни в настоящих сражениях, ни в тренировочных боях. Их главная задача — передать свою магию детям. Михаил всегда воспринимал такое положение дел как само собой разумеющееся, однако его мнение в корне поменялось, когда в его жизни появилась Ирина Григорьевна. Вот уж кто с лёгкостью заткнул бы за пояс даже самых прославленных колдунов. Возможно, с князьями ей и не справится, но лишь потому, что ей никто не дал возможность развить свои навыки. А уж о любви к наукам и говорить не приходилось! Михаил мог только позавидовать её склонности к учёбе, терпению и не угасшему с годами детскому любопытству.
Со дня на день должен был вернуться цесаревич. Никто не знал, когда именно, однако Воробьёвский дворец был полностью готов его встречать. Михаил ждал своего царского наставника с нетерпением — надоело оттачивать огненные навыки в одиночестве. Других колдунов для тренировок не приглашали, чтобы раньше времени никто не прознал, что за спиной Его Императорского Высочества притаился огненный колдун.
День для Михаила начался как обычно за это лето с тех пор, как он обрёл себе покровителя. Проводив Арсения на службу — хотя тот всё время ворчал и требовал, чтобы хозяин лучше поспал лишний часок, — Михаил брился, одевался и спускался в столовую, где и завтракал с такими же ранними пташками, как и он. К счастью, о том, что он спас ребёнка из пожара, вскоре позабылось, и больше не было нужды сбегать в гостиную Ирины Григорьевны, чтобы поесть в тишине и спокойствии. Сама же земляная колдунья в последнее время предпочитала подольше понежиться в постели. Каждый вечер она засиживалась допоздна с бумагами, а утром никак не получалось встать. Обычно кроткая и послушная Полина ни в какую не соглашалась потчевать хозяйку зельем бодрости. Если дать ей волю, то она только на нём жить и станет, и совсем позабудет, что такое здоровый сон.
После завтрака Михаил оправился к Ирине Григорьевне, чтобы узнать, поедет ли она во дворец с ним сегодня.
— Спит ещё, — не поднимая глаз пробормотала Полина, — три часа как улеглась только.
— Понятно… — протянул Михаил. — Значит, один поеду.
Он собрался уже было уходить, но ведунья его остановила.
— Михаил Арсеньевич! Вы б поговорили с ней! Совсем меня не слушает! Здоровье своё гробит!
— Думаешь, меня послушает? — хмыкнул он. — Ладно, не бойся, поговорю, когда вернусь.
Полина, так и не взглянув на его, кивнула и юркнула за дверь хозяйской спальни. Михаил же, постояв с полминутки, как если бы чего-то ждал, покачал головой и ушёл. И только когда его шаги стихли, Полина осмелилась выглянуть и посмотреть ему вслед. Дух его по-прежнему ощущался, и ведунья одними губами произнесла заговор на защиту. Крошечные огонёчки, невидимые посторонним, мгновенно вспыхнули и понеслись вслед Михаилу. Полина проделывала такое каждый день — какая-никакая, а помощь.
Михаил же, покинув доходный дом, никуда не спеша зашагал по московским улочкам, наслаждаясь по-летнему тёплым утром. Осень уже витала в воздухе, но ярче напоминала о себе ближе к вечеру. Народ вокруг суетился, у каждого находились дела, и только Михаил совсем не торопился. По дороге он купил свежий, ещё не остывший до конца калач и потихоньку откусывал по кусочку — пирожные в кофейне, куда он направлялся, ему осточертели. Настолько, что он совсем перестал их заказывать и давился исключительно кофе — так и не смог привыкнуть к его вкусу.
— Доброе утро, Михаил Арсеньевич! — радушно встретил его сам хозяин кофейни.
— Доброе утро, Степан Петрович! — приветствовал он его в ответ.