"Вы обещали освободить мою жену от ошейника, и я соглашусь с чем угодно", — подумал Кай, а вслух сказал:

— Да, разумеется.

— Рад это слышать. — Грузный плечистый Петер Маланисор опустился напротив. Налил себе вина и уставился на огонь, жарко пылающий в ближайшем камине. Шевелюру губернатора уже посеребрила седина, но не оставалось никаких сомнений, что раньше она сияла бронзой и отливала золотом.

Кай мог поспорить на десять золотых, что старший Маланисор в юности был таким же бескомпромиссно рыжим, как и его сын.

— Я хочу предложить вам сделку, Кайден, — сказал первый патриций, осушив бокал одним махом.

Кай внимательно посмотрел на собеседника.

Уставшие поблекшие глаза, бульдожьи брыли, блестящие от пота залысины, пузо, как у молодухи на сносях… И при всём этом в губернаторе чувствовалась такая несгибаемая сила и мощь, что так и подмывало преклонить колено и выпалить заветное: "слушаюсь и повинуюсь", даже не вникая в суть приказа. Точно так же, как и лорд Галивий, Петер Маланисор привык повелевать. И привык, что ему подчиняются.

— Я весь внимание, господин губернатор, — светским тоном сказал Кай и пригубил вина.

— Оставайтесь с женой после суда в Харивме, — заявил Петер Маланисор, прозванный Храбрым. — Вы получите дом в пригороде, достойное жалованье и моё особое расположение. И ни в чём не будете нуждаться. Никогда.

Кайден допил вино и покрутил в руках фужер тонкой работы: хрусталь был украшен замысловатым серебряным орнаментом.

— А взамен я должен стать нянькой?

— Наставником, — уточнил первый патриций и добавил: — Вейлинн растёт, как придорожная трава. Парню нужна твёрдая рука, а у меня совсем нет времени заниматься сыном. Особенно теперь, когда я снова женился.

— Понимаю… — Кайден нахмурился. — Но когда юный господин возмужает и достигнет совершеннолетия, наставник ему уже не понадобится.

— А ты смышлёный парень, — хмыкнул губернатор и снова взялся за штоф. Наполнил бокалы. — Разумеется, взрослому Вейлинну наставник не потребуется. Но молодому губернатору Харивмы, который сменит меня на посту, понадобится опытный и надёжный советник.

Кай принял вино и сморщил лоб, так и эдак ворочая в голове сказанное.

— Не торопись с решением. — Маланисор обошёл стол и положил ладонь ему на плечо. — Обдумай всё как следует. Поговори с женой. Говорят, она у тебя далеко не дура. Если согласишься, я самолично утрясу детали с лордом Галивием. Не думаю, что он будет сильно возражать.

Кайден медленно кивнул, опасаясь обнаружить свою растерянность.

— И не забудь, — добродушно ухмыльнулся первый патриций. — Я жду вас с супругой на завтрашнем приёме. Вы — мои почётные гости.

Облачаться помогал будущий воспитанник.

— Синий бархат… — буркнул Кай и повёл плечами, чтобы камзол сел как надо. — Не слишком по пижонски?

— В самый раз, — хмыкнул рыжий Вей. — Остальные будут разряжены еще хлеще, вот увидишь. К тому же, от синего у тебя глаза ярче. А девчонкам нравятся голубые глаза, мне Лиззи говорила.

— Я женат, — напомнил Кайден.

Малец даже бровью не повёл.

— Ну, строго говоря, госпожа Вейлинн — тоже девчонка, — со знанием дела заявил он. — Разве ты не хочешь ей нравиться?

— Помоги лучше с волосами, ты, дамский угодник. — Кай всучил пацану костяной гребень, и Вей тут же пустил в ход это жуткое орудие пытки.

— Ай! — Кайден дёрнулся. — С ума сошёл? Больно же!

— Ты их вообще когда-нибудь расчёсывал? — хмуро поинтересовался губернаторский сынок. — Сиди и не вертись. Соберём твои кудри в хвост… если очень повезёт. В противном случае придётся тебя обрить.

— Попробуй, и останешься без… Ай!

Вейлинн проявил твёрдость, усердие и достойное восхищения мужество, ибо — спустя полчаса мучений, отчаянного сопротивления и забористой ругани — перевязал-таки непослушные вьющиеся локоны тонким кожаным ремешком.

— Всё, — торжественно возвестил мальчуган. — Можешь смотреть.

Кайден поднялся, прошествовал к исполинскому зеркалу в тяжёлой резной раме и замер. С другой стороны на него смотрел щеголеватый модник в кипенно-белой рюшистой сорочке, тёмно синем камзоле с серебряными застёжками, светло-коричневых бриджах из мягкой шерсти и высоких, начищенных до зеркального блеска сапогах.

— Выгляжу, как надушенный паж, — сердито буркнул Кай. — Принеси портупею и шпагу. С ней хоть есть шанс, что за мужика примут.

— Э-э-э… — Рыжий состроил скорбную мордашку. — Нельзя на бал со шпагой.

— То есть как нельзя?

— Совсем нельзя, — Вей вздохнул. — Обычай такой. Означает, что все приглашённые — друзья, и врагов ни у кого нету.

Кайден глухо выругался и повязал поверх ремня серебристо-синий, в тон камзола, кушак.

— И что делать на балу без шпаги? — задумчиво спросил он у своего отражения, но ответа так и не дождался.

Бальный зал сиял в свете легиона свечей. Переливались хрустальные люстры, звенели бокалы, искрился смех, лилась музыка. В центре зала возвышалась исполинская ель, украшенная фруктами, имбирными пряниками, леденцами, нарядными подвесками и блестящими бусами. Поговаривали, будто губернатор пообещал десять золотых тому, кто отыщет в харивмских лесах самую высокую, статную и пушистую лесную красавицу.

Интересно, кто стал сегодня богаче на пригоршню звонких монет? Надо будет потом спросить у Милона. Наверняка он знает.

— Ка-айден! — затянутая в атласную перчатку ладошка легла на локоть. — Мы так рады, что вы пришли. Для нас с мужем большая честь принимать спасителя нашего милого непоседы Вейлинна.

Её звали Лукреция, и только слепой мог не заметить её красоты. Стройная, гибкая, словно молодая берёза, с волосами цвета липового мёда и удивительно ясными янтарными глазами в обрамлении невероятно длинных и чёрных, как смоль, ресниц.

Супруга губернатора. Та самая, которая за спиной называет первого патриция старым вонючим боровом, а "нашего милого Вейлинна" — наглым выродком…

Кай отвесил элегантный поклон — по всем правилам, как учил будущий воспитанник.

— Всегда к вашим услугам, мадам.

Лукреция смерила его плотоядным взглядом и зазывно скривила пухлые губы.

— Главное, чтобы ваша супруга не была против, — томно шепнула она, придвигаясь ближе, чем предписывали приличия. — Она ведь не против, правда?

— О, она сейчас в других заботах, — вздохнул Кай, стараясь не пялиться в декольте чужой жены. — Мою благоверную, знаете ли, обвиняют в колдовстве. Якобы её так обуяла ревность, что она заставила кожу соперницы сморщиться и покрыться гнойными язвами. Глупые суеверные бредни, как вы считаете?

Первая дама Харивмы отпустила его руку, сердито зыркнула и, грациозным движением распахнув веер, зашагала в противоположную сторону зала.

Кайден хмыкнул и ухватил с подноса проходящего мимо слуги бокал игристого вина. Сделал глоток.

Да уж. Повезло Петеру Маланисору, прозванному Храбрым, ничего не скажешь. Это же надо было такую змеюку на груди пригреть. Неужели красота способна компенсировать все недостатки? Неужели, женщина может быть чёрствой, пошлой, бессердечной и скудоумной, но если она прелестна — никто не заметит этих её пороков?

Грустно это всё. И неправильно. Любопытно, а какое качество мужчины перевесит для женщины все изъяны избранника?

Кайден приметил, как Лукреция подплыла к супругу. Сияющая, хрупкая и изящная рядом с обрюзгшим рыхлым толстяком. Ответ пришёл моментально: туго набитый кошелёк. Вот, что сделает неотразимым любого. Звонкая монета способна творить чудеса…

Это тоже неправильно. И очень… очень грустно.

Кай неспешно потягивал вино, размышлял о женском коварстве и разглядывал гостей.

Разряженные в пух и прах главы торговых гильдий спорили о делах с патрициями. Их супруги шептались чуть поодаль. Щеголеватые харивмские гвардейцы вовсю флиртовали с юными прелестницами — дочками богатых купцов и знатных вельмож. Те отвечали взаимностью и заливались серебристым смехом. Туда-сюда сновали слуги, кардинал в алом облачении протягивал кому-то руку, позволяя поцеловать рубиновый перстень. Остальные члены Божьего суда с интересом что-то обсуждали, склонив друг к другу седые головы. Зал гудел от разговоров, взрывался хохотом, и всё вокруг дышало праздником. Самым главным, самым долгожданным праздником года — Рождеством Христовым…