Она снова молча кивнула, взяв мою руку в свою. — Но если это слишком, — ты должна сказать нам.
— Хорошо, — согласилась я.
Мы подошли к старому ресторанному дворику, и появился Фабиан, таща за собой Чикоа. На ее щеках были следы слез, и я попыталась скрыть свое удивление, заметив ее руку в руке Фабиана. Ее отчаянный взгляд остановился на мне, и я коротко улыбнулась ей, опускаясь на стул.
Фабиан подтолкнул ко мне через стол бутылку и воронку, и я сняла Фурию с бедра.
Я прижала лезвие к коже и втянула воздух сквозь зубы, когда провела им по мякоти предплечья.
Я держала порез над воронкой и смотрела, как в нее стекает моя кровь.
Чикоа подалась вперед, застонав от отчаяния, наблюдая, как кровь капает с моей кожи. Ее пальцы сжались на руке Фабиана, как будто это было единственное, что удерживало ее от того, чтобы наброситься на меня.
Когда бутылка почти наполнилась, Магнар оторвал полоску от своей футболки и, оттащив меня в сторону, прижал ее к ране.
— Спасибо тебе, Келли, — выдохнула Монтана, и я неловко кивнула.
Другие вампиры смотрели на то, что я им дала, как будто думали, что этого недостаточно, но Магнар свирепо посмотрел на них, и они не высказали никаких возражений.
Сначала Фабиан передал бутылку Чикоа, и она со стоном потянулась к ней.
Я взяла Магнара за руку и отвернулась от них, не желая смотреть, как они поглощают мою кровь.
На одном из столов было собрано несколько банок с едой, и я с жадностью набросилась на них. Порез на моем предплечье горел, причиняя боль, и я вздохнула, подтягивая к себе банку кукурузы. Я просто надеялась, что мы скоро доберемся до горы, потому что я не была уверена, что мне понравится быть в меню.
Я
выпил достаточно крови, чтобы, наконец, утолить жажду. Мое тело содрагалось и разгорячалось от адреналина.
Наконец-то Фабиан стал больше похож на себя, когда с облегченным вздохом опустился на стул. Я подошел, чтобы присоединиться к нему, опустившись на стул напротив, когда Монтана пересела к Келли и Магнару.
— Лучше? — Спросил я, и он кивнул, а его глаза заблестели.
Свет в его глазах немного потускнел, и я почувствовал, что у него что-то происходит в голове. — Я рад снова прийти в себя, но я чувствую, что я слабее всех остальных. Магнар только что обратился, и он может обходиться без крови дольше, чем я. И теперь, когда я выпил кровь Келли, я чувствую, что предал ее доверие. Я обещал защищать ее, но чуть раньше был на грани того, чтобы укусить, Эрик.
Я нахмурился, увидев сожаление в его глазах. — Я думаю, Келли начинает понимать, как работает жажда крови. Она знает, что мы все боремся.
— Но ты не теряешь голову, тебе удается сдерживаться, — прошипел он.
— Ты хорошо справляешься, Фабиан. Ты никого не укусил, — твердо сказал я, и напряжение немного спало с его плеч.
— Как ты держишься? — спросил он, и я понял, что мы больше не говорим о крови.
Я опустил глаза, в моей груди нарастал узел при воспоминании о смерти Майлза и Уоррена. — Все в порядке, — буркнул я, но знал, что Фабиан на это не купился.
Он покачал головой, протягивая руку, чтобы положить ее мне на плечо. — Я знаю, это отстой. Это действительно отстой, Эрик, но ты справишься с этим. У тебя так много всего, ради чего стоит жить, и Майлз не хотел бы, чтобы ты все испортил из-за этого.
Чувство вины нарастало во мне, когда его взгляд переместился на Монтану. Я догадался, что мой брат заметил мою отстраненность рядом с ней, и я возненавидел себя за это. Возненавидел за то, что я так реагировал, когда мои эмоции становились слишком сильными.
— Ты идиот, — сказал он на выдохе. — Разберись с этим. Не испорти единственную хорошую вещь, которая когда-либо случалась с тобой. Не будь таким, как я.
Он похлопал меня по руке, поднимаясь на ноги и подзывая Чикоа. Я нахмурился, когда понял, что он имел в виду. Он разрушил отношения между собой и женщиной, которую когда-то любил. Женщиной, на которой собирался жениться. И потеря Чикоа опустошила его. Если я продолжу отталкивать Монтану, я тоже ее потеряю. А эта мысль была невыносима.
— Я собираюсь поискать на улице Фамильяров, хочешь присоединиться? — Фабиан спросил ее, и она энергично кивнула. Во мне вспыхнул огонек надежды, что, возможно, он сможет все исправить с ней… со временем.
Я поднялся на ноги с чувством срочности, поднимающимся по моим венам. Мы не знали, сколько времени на Земле нам осталось. И я не мог тратить ни секунды на то, чтобы быть в дали от Монтаны.
Я украл ее у Келли и Магнара, и мое сердце сжалось от того, что я хотел сделать. Я едва прикасался к ней с тех пор, как мы уехали с фермы. Мы почти не целовались. А когда поцеловались, между нами повисла темная тяжесть.
Я видел в ее глазах, как сильно она жалела меня, а я презирал это. Каждый взгляд был напоминанием о том, что мы потеряли. Но я перестал чувствовать себя неуправляемым. Мне нужно было взять себя в руки, и я хотел, чтобы моя жена смотрела на меня так, будто я больше не сломлен.
Я повел ее в магазин под предлогом осмотра, но любопытство в ее взгляде сказало мне, что у нее были подозрения. А может, она это почувствовала. Она была так внимательна ко мне, что я подумал, не ощутила ли она каждый дюйм той боли, которую я пережил за последнюю неделю. Она была рядом со мной во всем этом дерьме. В каждом требование, которое я предъявлял к ней, в каждом грубом слово, каждый раз, когда я отворачивался от нее. Это разрушало ее по кусочкам. И я ненавидел себя за то, как отреагировал на смерть Майлза.
Но слова не шли с языка, когда я пытался заставить себя сказать ей, почему я так себя вел. Что это был единственный способ справиться со своими чувствами. И если я не мог сказать ей об этом, то, может быть, я мог хотя бы напомнить ей, что я все еще люблю ее. Дорожу ей больше всем на свете. Может, это и заставляло меня вести себя как мудак, но если «быть мудаком» позволяло ей быть в безопасности, то это было самое простое, на что можно было опереться.
Я посмотрел на хозяйственный магазин, в который мы зашли, с проблеском веселья. Она пошла по проходу налево, а я — направо, стеллаж был достаточно низким, чтобы я мог не сводить с нее глаз. Я наблюдал, как бунтарка провела пальцами по некоторым инструментам, ее рука коснулась пилы, молотка, затем топора. Ее движения пленили меня, и я молча наблюдал за ней, а ее взгляд скользил по различным предметам, которые она, вероятно, никогда в жизни не видела. Моя вина.
Мы дошли до конца прохода, и она подняла свои прекрасные глаза, чтобы встретиться с моими. Темные, бесконечные и наполненные таким количеством любви, что я почувствовал, как она изливается из нее волнами.
Она с кривой улыбкой взяла пилу. — Ты привел меня сюда, чтобы убить, Эрик? — поддразнила она.
Я мрачно усмехнулся, забирая пилу у нее из рук. — Если бы я хотел убить тебя, я бы не использовал это.
— А что бы ты использовал? — задумчиво спросила она, поворачиваясь ко мне спиной и проходя дальше в магазин.
Мой взгляд опустился на изгиб ее задницы, и я поплелся за ней, а мои джинсы стали теснее в предвкушении всего, что я хотел с ней сделать.
Я взял с полки строительный пистолет. — Может быть, один из этих. Быстро и безболезненно.
Она обернулась, чтобы взглянуть на инструмент, и ее губы весело скривились. — Как романтично.
— Ты знаешь меня, бунтарка. — Я пожал плечами, и в ее глазах заплясали огоньки при звуке ее прозвища из моих уст. На меня навалился груз, когда я сосредоточился на всем том дерьме, через которое недавно заставил ее пройти. Она заслуживала извинений. Больше, чем извинений. Она заслуживала лучшего мужа.
Я положил гвоздодер обратно на полку, засовывая руки в карманы. — Я облажался, — сказал я, нахмурившись.
Она замерла, ожидая, что я продолжу.
— Я знаю, что был… в последнее время со мной было трудно.
Она с надеждой посмотрела на меня, скрестив руки на груди. — Продолжай.