Перед нами на корточках сидел обнаженный невысокий мужчина с желтыми глазами, зазубренными зубами и скуластым лицом. Его тело было покрыто густыми волосами, одна нога была вывернута, а плоть покрыта фурункулами.

Что-то в моей крови подсказывало мне, что это его истинный облик. Уродливый, как грех.

— Нет! — завопил он. — Что вы наделали?! — Он опустился на четвереньки, хватаясь за лицо.

Я подбежал ближе, мое сердце забилось сильнее при виде того, как он превратился в это истощенное существо передо мной.

Он поднял когтистую руку, пытаясь удержать нас. — Убирайтесь! — прорычал он. — Я не такой. Это не я!

— Это именно то, кто ты есть, — прорычал я.

Он рванулся прочь, но бежать было некуда. Он оказался в ловушке внутри зеркала и не мог вырваться.

— Нет! — снова взмолился он, хватаясь за глаза, как будто лучше было выколоть их, чем видеть себя таким.

Мы с Магнаром обменялись кивками, и молчаливое решение промелькнуло между нами, когда мы схватили одно из последних зеркал и повернули его к нему лицом.

Я хотел увидеть, как он корчится, умоляет и распадается на части при виде собственного отражения. Я хотел лишить его последней капли надежды, которая у него оставалась. Потому что с ним покончено. Я прикончу его. Человека, который мучил меня более тысячи лет. Который заставлял меня делать невыразимые вещи. Который отнял у меня все. И теперь он падет к моим ногам.

Его глаза открылись, и он вскрикнул от ужаса, увидев себя.

— Эрик Ларсен! — взмолился он, содрогаясь, и прищурился сквозь веки, чтобы посмотреть на меня, а его лицо исказилось в жалкой попытке найти во мне милосердие.

Мы придвинули зеркало поближе, пока он не был вынужден смотреть только на себя. Он застонал, пытаясь содрать с головы темные волосы, царапая щеки и шею.

Мы с Магнаром швырнули зеркало, которое держали в руках, на пол, и я с рычанием направился к Андвари. — Я не твоя пешка, я не раб твоего проклятия, и меня зовут не Эрик Ларсен. Я Эрик Бельведер, Андвари. И я — твоя смерть.

Он закричал, когда его руки бесполезно заскребли по стеклу. Ему некуда было идти, его связь с другими зеркалами была разрушена. Мы уничтожили все его формы до единой, и это все, что осталось.

Магнар бросился вперед, схватившись за край горящего зеркала, а я ухватился за другую его сторону. Андвари все кричал и кричал, колотя кулаками по стеклу и умоляя освободить его.

Яростным толчком мы швырнули зеркало на землю, крича о нашей победе. Крики Андвари разносились по комнате, такие громкие, что они разрывали мне уши. Рама зеркала ударилась об пол, и стекло разлетелось вдребезги со звуком раската грома.

Нас с Магнаром швырнуло на каменный пол, когда мощный взрыв разорвал воздух. Каждое воспоминание, каждая частичка моей души вернулись ко мне в виде полосы янтарного света. Я задержал дыхание, цепляясь за все драгоценные моменты, которые он украл у меня.

Стекло разлетелось во все стороны, и из него полилась черная кровь. Зубы, кости и пальцы разлетелись среди разрушений, и истинная форма Андвари исчезла вместе с зеркалом.

Крики Андвари эхом отдались вдали, и наступила тишина, а единственным звуком был звон осколков, разлетевшихся по комнате. Сила в пространстве поднялась, покидая эту область, как будто ее никогда и не было. Андвари был мертв. Наша месть свершилась. Нашей единственной цели в жизни пришел конец.

Тишина воцарилась словно на вечность.

Я повернулся к Магнару, его подбородок был высоко поднят, когда он смотрел на останки бога, который думал, что сможет победить. Но наша любовь к близняшкам победила. И в этом последнем акте мы поступили с ним по справедливости.

Хотя это ничуть не смягчило горе, переполнявшее мое тело.

Я опустился на колени, когда оно захлестнуло меня. Я знал, что этого будет недостаточно. Но это было хоть что-то. Это означало, что чудовище, отнявшее у меня бунтарку, больше не является чумой для мира. Что он больше никогда не причинит никому такого вреда, как мне или моей семье.

Магнар положил руку мне на плечо, опускаясь передо мной, его колени хрустнули о стекло. Он обхватил меня сзади за шею и прижался своим лбом к моему. — Дело сделано, — вздохнул он.

— Да, — вздохнула я, зная, что последует дальше, но держась за этот краткий миг с Магнаром еще мгновение, прежде чем мы покинем этот мир. Никто из нас не мог остаться здесь без близняшек. И если меня ждала лишь вечная тьма, когда я уничтожу свою бессмертную душу, то я знал, что это гораздо лучше, чем существовать в мире, где нет Монтаны.

— Я рад, что по-настоящему узнал тебя, брат, — сказал Магнар, и тяжесть его последних слов пронзила меня насквозь. Он протянул мне один из своих мечей, и мои брови поползли вверх от этого невероятного жеста.

— Я рад, что мой последний бой был на твоей стороне, — твердо сказал я. — Нет большей чести, чем эта.

— Это правда. Мой последний час прошел с пользой в твоей компании. — Его взгляд опустился на клинки между нами. — Это прекрасная смерть — умереть от этих мечей.

— Тогда пойдем, — сказал я, и последние крупицы моей решимости улетучились, а странный покой нахлынул на меня, когда я положил рукоять меча на землю, направив острие к своему сердцу.

— Эти клинки способны убивать богов, — прорычал Магнар, делая то же самое. — Они обладают силой покончить с нами.

Я твердо кивнул, и кончик лезвия впился мне в кожу. — Удачи, дорогой друг.

Х

олодный камень прижался к моим коленям, когда я склонил голову и тяжело вздохнул.

Бездна отчаяния разверзалась передо мной, когда я прижал Веном к своему сердцу, готовясь покончить со всем, кем я был.

Мы покончили с Андвари и отомстили за смерть женщин, которых мы любили, но, в конце концов, это никак не уменьшило боль их потери.

— Я не хочу сейчас существовать ни в какой форме, — пробормотал я. — Я брошу свою душу в вечный огонь, и пусть она сгорит в этом мире навсегда.

Я воспользовался моментом, чтобы подумать о своих друзьях до моего сна и после него. О моей матери, отце и брате и о любви, которую мы все разделяли. Я цеплялся за каждое хорошее воспоминание, которое мог найти о них, обнимая их своим сердцем в последнем прощании, прежде чем обратиться мыслями к Келли.

Ее жизнь была такой короткой. Такой жестокой и несправедливой. Она едва начала жить, когда судьба потребовала ее смерти.

Я думал о том, как она насмехалась надо мной и дразнила меня, смеялась вместе со мной и любила меня. О ее глазах, которые были такими же голубыми, как летнее небо, и о ее губах, от которых моя кожа загоралась желанием обладать всем, чем она была. И о ее длинных золотистых волосах, которые, казалось, сияли от солнечного света даже в самую темную ночь.

Любая боль стоила того, чтобы провести мгновение в ее объятиях. И если бы для нее нашлось место на любом уровне существования, я бы с радостью последовал за ней туда. Но ее судьба оказалась гораздо хуже. Быть стертой с лица земли, как будто ее никогда и не было, было величайшим преступлением, которое только можно себе представить. Мир будет вечно скорбеть о том, что такая душа была потеряна навсегда.

То, что с ней случилось, было неправильно. Быть съеденной таким мерзким зверем, как бог, проклявший Землю…

Я крепче сжал свой клинок, прижимая его острие к сердцу, и подался всем весом вперед, готовясь броситься на него.

Мне было интересно, будет ли это больно? Будет ли уничтожение моей души сродни завершению моего пребывания во плоти? Или же я просто растворюсь в воздухе, превратившись из памяти в несбыточную мечту.

Я сделал глубокий вдох, последний в любом смысле этого слова, и почувствовал, как Веном прорезает мою плоть.

Глубокое тепло коснулось моих щек, и золотая аура засияла сквозь тонкую кожу моих век, протягиваясь ко мне, несмотря на тот факт, что я больше ничего не хотел от этого мира.

Я заколебался на самую короткую секунду, задаваясь вопросом, были ли боги достаточно милостивы, чтобы даровать мне последнее мгновение на солнце с девушкой, которую я любил. Даже если бы оно было ненастоящим, я бы принял его. Мысль о том, что ее взгляд встретится с моим, ее губы прильнут к моим губам, и ее дыхание коснется моей щеки…