— Здорово, Серый! — орет пошехонской трубой мне в ухо.
— Привет, брат, — прищуриваю один глаз и стряхиваю пепел уже четвертой за утро и не полный день сигареты.
— Ну, с днюхой, мелкий шкет, — Лешка ржет. — Ты где сейчас?
— В своей машине, припаркованной напротив твоего ресторана. Вижу, как ты, отклячив зад, рисуешь Зверю на столе с белоснежной скатертью план по ирландскому завоеванию мира. Ждете дружеского подкрепления?
— Ты в деле, я так понимаю? Это твое «да»? Такой себе любимому засранцу подарок? Так ты, любезный, заходишь с флангов или сразу в авангард?
— Наверное, выбора-то нет. Но сначала, — затягиваюсь никотином, — я хотел бы посмотреть финансовую составляющую и рассмотреть все риски. Кто с нами, кроме повара и кузнеца, и инженера по пожарной безопасности, но не музыканта? Велихов, естественно?
— Вряд ли. Макс с ним на ножах, — слышу, как он с чем-то возится, а затем выползает наружу. Заметив мой на тротуаре «замерзающий» тарантас, подскоком направляется к неизбежному сближению. — Здорово! — Леха открывает переднюю дверь и заскакивает в салон автомобиля. — С праздником, малыш! Вечером все в силе?
— Угу, — протягиваю пачку. — Будешь?
— Если угощаешь, то не откажусь, — вытаскивает сигарету и тут же ищет зажигалку. — Как дела, Серж?
Все хорошо. Проснулся рано — в шесть часов утра. Потом побрился, принял душ, приготовил мужской завтрак — яичница и кофе, потом выкурил полпачки, пока рассматривал бегущие картинки в телевизоре, потом не помню, была еще недолгая компьютерная связь с Гаваной, слепой анализ наших с чикой отношений.
— Нормально, Леха.
— Как Женя?
Не знаю. Кубинка целый день сегодня недоступна:
«Абонент отсутствует… Абонент находится вне зоны доступа сети…» — «Ты надоел! Задрал, затрахал! Вы с ней расстались! Так успокойся, Серый».
— Серега, ты чего молчишь?
— М-м-м, — кривлюсь и ною. — Леха, я так заеб.лся за этот срок. Только бы башкой не тронуться. Не вывожу и ни хрена не соображаю. Сначала этот долбаный генетический анализ и охерительный, но если уж по чесноку, то весьма неожиданный результат. Потом мать с ее подковерными играми, потом…
— Вы общаетесь с Женей? У-м?
— Да. Вернее…
Брат прищуривает один глаз и в приоткрытое окно выпускает тонкую струйку никотина.
— Вернее? Ну-ну, я слушаю.
— Три дня назад мы очень плохо поговорили, — отворачиваюсь, последнее стыдливо выдаю в свое окно. — Я там кругом виноват, но все-таки не много накосячил.
— Обнадеживает! Но признаешь? Правильно понимаю? Все-все? Даже там, где типа «женщина всегда права»?
— Целиком и полностью, — резко возвращаюсь. — Я был пьян. Нашел, как говорится, повод и тут же все реализовал, теперь, по-видимому, расплачиваюсь за недолгое веселье.
Старший хлопает свободной ладонью по своему колену:
— Не сомневаюсь.
— Она уехала, — похоже, вот оно — злость знатно накатила, я ору ему в лицо. — Сбежала в эту страну, нашла весомый, тут не отрицаю, аргумент — прах, урна, завещание от старой леди — «хочу парить над океаном»! Лю-ю-ю-бой каприз — вопросов нет! А по факту! А-а-а! Что по факту? Стерва! Да за что? Где я ошибся, в чем, блядь, дал неосторожно маху.
— Сережка, ты…
— Ничего, Леха. Я ничего. Привыкну, привыкну…
Он вкладывает в угол рта дымящуюся сигарету и раскрывает руки:
— Добро пожаловать к нам, дружок! Иди сюда, несчастный, униженный и угнетенный сладкой бабой мужичок.
— Пошел ты к черту! Не буду я с тобой тут обниматься. О! Чего еще этот мудачина хочет? Ты ему уже сказал про паб? Трепло ты, Леха!
Морозов в белом одеянии, как в саване, высовывает нос наружу и машет нам двумя руками, словно о приземлении на авианосец за каким-то хреном сигнализирует.
— Подергать за уши, видимо, желает.
— Серега! — Зверь подскакивает к окну и тянет клешни к моей изумленной роже. — Поздравляю! Ну? Ну? Ну?
— Я тебе не лошадь, зверская скотина! Но спасибо, — киваю головой, — давай назад. Лехин зад занял штурманское кресло, но там еще свободна вакансия на тройничок для по-прежнему сексуально активных ребят. Ты ведь… Как с «этим»? Только честно!
— Естественно! Обижаешь, соплячок. Там все в порядке — работает, как часики! Тем более что я люблю на заднем сидении с кукленком поразвлечься.
И мы все сразу прыскаем от смеха.
— Максим, Максим, Максим! Она твоя любимая жена и мать двоих детей!
— И что? Не вижу связи в возможном отсутствии с ней секса! Горжусь тем, что она одна-единственная и навсегда! Другую не хочу! И, — похотливенько подмигивает, — нам с Найденышем обстоятельно нескучно в моем автомобиле… Так сказать, в тылу!
Вот это да! Зверина слил подробности своего семейного интима?
Теперь второй битый час тихонько, словно с подковыркой, ржем, как сбежавшие из английского бедлама шизики-расстриги. То и дело вспоминаем детские деньки, потом плавно переходим на первых девок, рассказываем в красках про свой эксклюзивный сексуальный опыт, не гнушаясь, не стыдясь, пересказываем наперебой друг другу в подробностях-деталях о потери «девственности», а кто-то просто слушает и головой качает, или от этой наглости офигевает, или по-черному, бедняжечка, завидует «друзьям».
— Шалаш, наш шалаш в лесу? Ты, сука, охренел? — старший выпучивает глазки. — Да я там, я там…
— Плакал, что ли? — Зверь рыгочет. — Стонал от неразделенной любви…
Или тоже шпилил свою Олю?
— Да, Алешенька, та девочка стонала и елозила мелкой жопкой по еловой подстилке, пока, — сопровождая веселым тонким свистом, показываю руками и двигающимся поршнем тазом, что я выделывал с той малышкой, — я отрабатывал свой первый юношеский разряд…
— Да ты… Блядь! Сереженька! Иди сюда! Всея великий… — Макс сжимает мои плечи и их слегка массирует.
— Нашел, чем гордиться! — Леха по-бабски надувает губы.
— А больше, сука, нечем! — пожимаю плечами и дебильненько хихикаю.
— По-моему, Смирняга, нам с тобой пора? Во сколько вечером? — вываливаясь из салона, Морозов шепчет в ряху.
— В половину восьмого, братики. Буду ждать!
— Угу-угу. Там ведь все бесплатно, Серега?
— Контрамарка на семью, Алексей. Не жадничай, ведь ты не бедный.
Замечаю мигание телефона на торпеде. Нет, это не Женька, это мать! Игнорчик однозначно не прокатит! Проклятия или поздравление?
— Отвечай, давай, — брат видит абонента. — Все! До вечера! Смотри не встрянь, братишка…
«Сергей, у нее не выходит. Понимаешь? — Это значит, что ты плохой учитель. — Вероятно, но она с тобой… — Мне удалиться, бросить Рейес, потому что ты представляешь, что я сексуально вытворяю с ней на самоподготовке к твоим с ней встречам? — Это грубо, сын. Я мать, а ты мой ребенок, и мы такое обсуждаем… Вы ведь взрослые люди. Все прекрасно понимаю и не вмешиваюсь. Хочу, чтобы ты был счастлив! — Прости, пожалуйста. Сам, видимо, не свой. Я так больше не могу. Она уехала и, по-моему, не собирается назад. Боюсь, что там навсегда останется. — Боишься? Не хочешь? Скучаешь? Все одновременно? — Привычка, мам, привычка. Есть рядом женщина — все хорошо, нет — ломка подкатила. — Сообщи ей, пожалуйста… — Нет-нет, родная, это ты сама изложишь, глядя ей в глаза. А вот что с ее результатами намерены сделать? Они ведь весьма достойные и стоящие! — Сергей! — На альтернативу доблестный Совет пойдет? — Какую? — Я вместо нее, но статьи в соавторстве и чика будет упомянута во всех твоих работах. — Ты торгуешься за нее? — Я отстаиваю ее интересы, ма. — С чего бы…».
Потому что я в ней чрезвычайно заинтересован!
— Привет, сыночек!
— Ма-а-а-а! — с оттяжкой гласной отвечаю.
— Ты даже разговариваешь, как твой отец.
— Что ты хотела? — прикрыв глаза, словами выдыхаю.
— Поздравляю с днем рождения, любимый.
— Спасибо, — обрываю, — но мне пора.
— Сережа! — выкрикивает. — Пожалуйста, послушай.
— М?
— Ты, правда, намерен к нам, в институт, вернуться?
Вот это да!
— Если ты не будешь трогать мою Женю.
