— Концерт по плану, а потом домой.

— А как же день рождения — день ведь по умолчанию выходной? Родители, например. Праздновать не собираетесь?

— Если честно, не привык. Но и это ведь не тяжелая работа, скорее, занятие для души. Возможно, просто развлечение и потом, там соберутся все мои друзья и старший брат с женой.

— А! Ну вот и замечательно. Отлично.

Теперь мне точно нечего сказать. Сейчас я чувствую себя каким-то третьим лишним, словно в ту нашу первую встречу, когда предательница-Женя шустро смылась с рвотными позывами в туалет.

— А Евгения… Как она?

Что я, как дурак, херню несу? Как? Что? Где? Когда и с кем? Она уехала и тупо бросила меня — да говори, как есть! Нет у детки опыта с мужиками разрывать отношения, вот кубинская трусиха и предпочла скрыть свои бесстыжие глаза.

— Плохо чувствует себя, поэтому легла пораньше. Передавала Вам привет, поцелуй и поздравления. Думаю, что Вы свяжетесь с ней чуть-чуть попозже. У Вас ведь только начинается день, я права?

— Угу, — скулю под нос.

— Когда проснется, вечерком, то сразу же Вам позвонит. Я не хотела бы ее будить, поймите меня.

— Она больна? Что с ней? Женька плохо чувствовала себя еще здесь. Я очень хотел поехать с ней, но мне категорически запретили. Господи! Да она меня практически силком заставила сидеть здесь, держала, словно несмышлёного младенца, в ежовых рукавицах, следила, чтобы я ненароком не забронировал себе и ей билет.

А надо было! Я, блядь, конченый тупица, хоть и с отличным образованием. Отсутствует, похоже, эмоциональный интеллект у этого «Сережи».

На физиономии у матери находится застывшая как будто бы в наркотическом забвении улыбка Моны Лизы и странным блеском отыгрывают темно-коричневые глаза. По-моему, ее родительница что-то от меня скрывает. Вернее, так! Я чувствую во всем происходящем между нами имеющийся, охренеть какой, подвох. Чувствую и даже понимаю, но не докажу, у этих кубинцев все шито-крыто!

— Женя с большим трудом адаптировалась к временной разнице, Сергей. Дочка путает до сих пор день и ночь…

Да уж! Это я на протяжении нашего с ней телеобщения одномоментно усек!

— … весьма тяжело прошла акклиматизацию, и ее патологическая тревожность играла в этом совсем не последнюю роль.

— Я думал, что она сама поговорит со мной. Вы понимаете?

— Конечно-конечно, сама-сама. Все однозначно! Я не стану вклиниваться и мешать. Я уважаю дочь и ее чувства, за это не стоит волноваться, — мать резко замолкает, обрывая свою речь, а затем поворачивается к своему мужу и что-то по-испански почти шепотом, еле слышно, говорит. Франциско спокойно поднимается и, раскачиваясь, расставив большие руки по сторонам, выходит из комнаты нашего интерактивного свидания. — Можем поговорить наедине, Сережа?

Сука! Я так и знал… НЕТ! НЕТ! Это был не сон? Долбаная явь, реальность, мать ее!

«Нам пора расстаться, Смирнов… — То есть? — В последний раз ты жутко напугал меня. — Жень, я выпил, но я никогда под градусом неадекватной грубой силой не трогаю прекрасных милых женщин. Я не обижу, не переживай за это. — Я просто больше не хочу твоего присутствия в своей жизни. — С каких херов такой дебильный вывод? Какое утверждение ты доказала посредством ложной посылки? Нет, Рейес… Нет! — Отпусти меня. — С чего вдруг? Причина — и мы тут же разойдемся! — Если она тебя устроит? — Естественно! Другое не прокатит! Несомненно! Если тебе интересно мое мнение, то прости, пожалуйста, но это блажь и долбаный приход! Было все нормально, потом ты вдруг сбежала туда, где молочные реки и кисельные берега, а уж оттуда… — Я больше не люблю тебя, Сережа. — Хрен с этим! Я тоже не люблю. Это же не повод… — А что тогда держать нас рядом будет, вместе? — Это что? Вопрос с подвохом, задача от мамули в твою научную главу? На хрена спросила? Не стану отвечать. — Почему?»…

— Да, Мария, я Вас внимательно слушаю.

— Вы любите детей, Сережа?

Ноль целых и ноль десятитысячных процента… Цена моей любви? Я, как конченый задрот, так нескрываемо радовался этому результату, что в тот же день и ночь с бешеной скоростью мотался с выключенными фарами по загородной трассе и составлял иной план действий на нашу с чикой будущую совместную жизнь. Тайн нет, детей нет, я чист перед Женей и перед мальчонкой… От Фильченко я откупился! Довольно дешево — всего лишь несколько незаконно финансируемых лет.

Всего один… Один остался непогашенный кредит перед семьей Антона, у тех родителей, у которых единственный сынок погиб, шагнув по неосторожности с двенадцатого этажа, сражаясь за честь-достоинство обыкновенной шлюхи, которой Фильченко всегда была:

«Здесь черным по белому написано, что я тут не при чем. Внимание вопрос, Катюша! — Я не знаю, не знаю, не знаю… Какая-то ерунда! — С кем ты еще спала, Катрин? — Антон и… — „Смирнов-дебил“. Это я уже и так прекрасно понял! Теперь второй вопрос… — Сергей, перестань! — Если я не отец, чей тогда этот мальчишка? — Твой! Твой! Тут ошибка… Признайся! Ты подтасовал результат! Господи, как я сразу этого не поняла. Ради своей грязной шлюхи… Она принудила тебя! Пусть будет проклята змеюка. Грязная… — А ну заткнись, блядь! Заткнись и не смей даже мысленно ее касаться. Она настолько высока от твоей гнилой натуры… Ты не стоишь ее обрезанных ногтей. Ты моль, бледная, тлетворная, гнилая. Как ты смеешь! Еще раз… Я, сука, тебя предупреждаю. — Ты влюблен в нее? В эту девку, Сергей? — На хрен пошла! Ищи другого дурака для оплаты своих хотелок и прихотей сынка!».

Но она настойчиво, не переставая, с пеной у рта доказывала, что ни с кем, кроме Тохи и меня больше не была. Может ли случиться, что мальчишка — сын младшего Петрова, случайный внук Егора и Екатерины, лучшей подруги моего «институтского преподавателя по сверхточной науке»?

— Мария, я…

— Да-да? — мать ставит локти на журнальный столик и подпирает подбородок скрещенными ладонями. Улыбается и ждет моего ответа. Да или нет, «Сергей»! Надо отвечать — мое время вышло!

У нее чересчур глубокое декольте или широкий запАх халата — хрен его поймет! Но я непроизвольно заглядываю внутрь, за ее открытый лиф — туда, куда не надо. Затем стремительно краснею и стесняюсь, быстро опускаю взгляд и стягиваю руки в огромный дергающийся мужской кулак.

— Ой, простите, — похоже, она все тут же понимает, потому что сразу поправляет разошедшуюся ткань и откидывается на спинку дивана.

— Я люблю детей, но у меня их нет, — шепчу и улыбаюсь ей, — и никогда не было.

Кто им рассказал? По-видимому, мир не без добрых людей и молва о том, что я блядун-козел, обошла весь шар земной и замкнулась на горизонте слияния двух Америк.

— Замечательно, Сергей. Все, что я и хотела знать. Все-все, больше ничего. Что с Вами? Что произошло? У Вас дергается веко!

Сначала Свят… Не мой, подброшенный по досадной оплошности и где-то детской глупости, ребенок! Потом девятилетний тезка, Фильченко Сергей… Ему, как и его матери, я усиленно платил за стойкое молчание и за невнедрение в мою личную жизнь на протяжении стольких лет.

Что вообще со мной?

— Все хорошо, все хорошо, — расцепляю пальцы и поднимаю руку, чтобы взглянуть на время. — Вы меня простите, Мария, но я вынужден прерваться и покинуть Вас. У меня дела…

Встреча с братом и родителями, если они еще захотят хоть когда-нибудь знать меня. Мать внимательно тогда прочла мою «работу». Фыркнула и отшвырнула два листа, заполненные строгим машинописным шрифтом:

«Нулевой результат — тоже результат, мама! — Хм! Весьма сомнительно. А тебе не стыдно об этом с такой широкой улыбкой заявлять, Сережа? — Ма, ну хватит, перестань… Отчитываешь, как мальчишку! Она ведь хотела денег… При положительном ответе я мог бы ей их дать, но, видимо, у Фильченко произошел просчет. Ни хренульки не сложилось! Цифры, цифры… Числа! — Кто еще принесет под дверь или в подоле? Сколько их таких? И будет ли хоть один родной и истинный внук или внучка… Господи, Сергей! Ты, видимо, подлец! Дурной мужик! Кобель! Ты… — Я не виноват. — В том, что дети появляются на свет, сыночек, „виноваты“, как ты говоришь, всегда оба. Только двое — мать и отец. Мне очень жаль, что я воспитала такого безответственного сынка. За что не возьмешься, Серый, все… — Просру? — Выбирай выражения, ты не в своей ночной забегаловке. Кстати, об этом горе… — Не будем обсуждать! Из музыки я не уйду. — С Рейес ведь уже вопрос решен! Ее работу стопроцентно закрывают — Совет единогласно проголосовал, отводов не было и уже, по-видимому, не будет, за что я искренне благодарна своим коллегам. Все согласились с твоей матерью. И для официальной справки, сын, — я ее не поддержу, могу лишь только поспособствовать скорейшему переводу или увольнению. Тут, как она пожелает. Она прекрасный человек и красивая женщина, но… Вы, вообще, с ней на связи? — Да! — Ты ей сказал? — Что „великолепная Смирнова“, на которую она молилась, воткнула нож в спину собственному ученику, вернее, ученице? — Это будет правильно, Сережа. Наука — не ее… — А ты кто такая, мать? — Я… — Что ты сама из себя представляешь? Если бы не отец, твой влиятельный и сильный муж… — Смирнов, закрой-ка рот! — О, привет, любимый батя! — Кроха, у тебя с ним проблемы? — Ты знал? Знал о том, что у твоего сына возможно есть большой ребенок от этой дряни? Знал-молчал и помогал? Смирный, я так устала от твоих тайн! Пошли вы к черту оба… И того тоже не забудьте прихватить. Лучше бы я пятерых девок родила! — Мама, перестань!»…